Совьетика

(из письма Финтана)

Меня подкупала в Финтане его застенчивая открытость, если так можно выразиться – в том плане, что в отличие от многих ирландских националистов, этот незаметный, мягкий, не любящий говорить о себе, в отличие от стольких политиков, человек не замыкался на своем народе и его боли и проблемах. Ему было интересно все о других странах и культурах, он стремился к встречам с разными людьми, из разных уголков планеты – и разговаривал с ними совершенно бeз каких бы то ни было предрассудков или преконцепций.

"…. На этот раз они пытались попoртить нервы нашим родственникам во время визитов, пытаясь заставить нас принять гораздо менее благоприятные условия, чем те, которыми мы до сих пор пользовались. Но в конце концов они были вынуждены сдаться, и все осталось по-прежнему.

Здесь, в этой стране, бывший президент крупнейшего профсоюза был арестован по обвинению в связях с партизанами. Это надо видеть в контексте запланированной забастовки в нефтяной промышленности. Они арестовывают политических оппонентов и профсоюзных лидеров, особенно в районах, где развита нефтяная промышленность, а обвинения в связях с партизанами очень трудно отрицать любому общественно активному лицу. Это означает, что можно держать людей в тюрьмах годами – а потом, когда процесс против них развалится, они могут сказать : "Наша юстиция справедлива!" – потому что этих людей ведь не приговорили!

…. С новым режимом здесь нам больше нельзя иметь никакие электрические приборы, включая плейeры для компакт-дисков, – ничего, кроме маленького радио. Я надеюсь, что я увижу много новых фильмов когда вернусь домой, в Ирландию.

…. Правила здесь для нас становятся все более жесткими. Скорее всего, это влияние американской администрации, но, может быть, это связано с нехваткой денег в бюджете. Со следующего воскресенья мы должны отдать все электрические приборы – или же они будут конфискованы. Это включает и телевизоры, и даже такие кухонные аппараты, как миксеры. Это означает, что о видео не приходится даже мечтать. У нас здесь уже давно была копия фильма "H-3» , но мы так его и не увидели.У меня лично никогда не было здесь никаких электроприборов, так что мне нечего терять, кроме того, что некоторые вещи на кухне были удoбны, когда надо было что-то приготовить на скорую руку вечером.

(из письма Финтана)

Брендан О’Райли посетил меня незадолго до одной из своих многочисленных поездок в Латинскую Америку. Он рассказал мне о том, с чем приходится сталкиваться родственникам ирландских заключенных при посещении тюрьмы там. О том, какие длинные очереди выстаивают посетители под палящим солнцем. О том, что детям разрешается посещать отцов только в определенное, одно-единственное воскресенье месяца. О том, как женщине-ирландке, возглавляющей кампанию за освобождение Финтана и его товарищей, не давали войти в тюрьму только потому, что она была в брюках, а женщинам полагается при её посещении носить юбку. О том, как угрожающе кричат оскорбления вокруг Финтана хором многочисленные арестованные- парамилитарес, когда он выходит в общее пространство для того, чтобы вспользоваться телефоном и позвонить своим родным…. О том, как ирландцев уже пытались и отравить, и разлучить, отвозя единcтвенного из ниx, кто говорит по-испански неожиданно в другую тюрьму, за много килoметров от столицы….

"…Твоя история с канадским туристом показывает, как работает пропаганда. Они запускают "утку" о том, что мы – наемники : наглая ложь, но многие этому верят. Думаю, что есть люди, которые верят и гораздо худшей лжи о нас. Интересно, что напишет эта продажная пресса, когда огласят наш приговор?

Я не слышал до этого о том, что бриты лоббируют за изменение названия улицы имени Бобби Сэндса в Тегеране. Бриты и американцы запугивают Иран как следующую возможную жертву их совместной агрессии. Естественно, бриты хотели бы зaбыть о преступлениях, совершенных ими в прошлом, но я надеюсь, что иранцы не дадут себя запугать! "

(из письма Финтана)

Финтан часто писал мне письма, но передавали их мне в основном через его родных или через Вайолет, с которой я тоже на этой почве быстро подружилась. Вайолет была очень незаурядным человеком. Из богатой английской семьи, она была единственной наследницей своих родителей и получила соответствующее воспитание. Например, ее представляли английской королеве во время ее первого бала. Закончила она один из престижных английских университетов по специальности «экономика». В ходе учебы Вайолет увлеклась марксизмом, и ее глубоко взволновала судьба трудовых людей – то, о чем она в детстве своем и понятия не имела. Вайолет пыталась им как-то помочь лично, раздала почти все свое наследство, а потом… Потом на ее жизненном пути встретился ирландский революционер, которого она полюбила. И Вайолет и сама стала бойцом ИРА. На ее счету было много смелых операций, о которых она не любит рассказывать. Зато мне рассказал о них Дермот. Например, о том, как она под видом французской аристократки захватила вертолет в Донегале и заставила его пилота сбросить на полицейский участок на Севере бомбу… в большом фермерском молочном бидоне. Но бидон застрял, когда они пытались его сбросить, а сама Вайолет с тех пор дважды побывала в тюрьмах. После суда она провозгласила, что гордится тем, что виновна!

Вайолет вышла замуж и родила и вырастила до 3 лет своего сына тоже за решеткой. Она живым примером доказывала, что можно и постороннему человеку в ирландском освободительном движении стать своим! Но то были другие времена, времена прямого действия, когда такие люди, как она были нужны, а сейчас… И все же, разговаривая с ней, я пыталась понять, в чем ее секрет, как она смогла стать тем, кем стала. Я не имею в виду, что для этого обязательно надо садиться в тюрьму, но ее острый ум и бесшабашность были мне определенно по душе. Хотя далеко не все любили ее в ирландских рядах – и тоже именно за это. Ну, а Финнула Вайолет просто ревновала…

При встрече с ней совершенно невозможно было сказать, что эта маленькая, худенькая женщина – аристократка. В ней было что-то резкое, голос у нее был низкий,почти мужской, насквозь прокуренный. Вайолет много курила, кашляла и крепко выражалась чуть ли не через каждое слово. Но, зная ее жизненную историю, я не чувствовала от этого никакой к ней неприязни – несмотря на то, что вообще-то не переношу ругательств.

– Финтан – это такой человек… такой удивительный… – говорила она, и у нее не хватало слов, чтобы его описать, и на глазах выступали слезы, которые она тут же украдкой вытирала: революционеру плакать не положено.

Они долгие годы проработали вместе, и некоторые республиканцы, не знавшие Финнулу, даже были уверены, что Финтан и Вайолет – семейная пара. У него не было никаких предубеждений перед ее английским происхождением, а еще я после общения с ней поняла, что Финтан так хорошо относился ко мне потому, что я напоминала ему чем-то Вайолет в молодости…

Нет, конечно же, мне было далеко во всех отношениях до этой отважной и бескорыстной женщины, но сама мысль о том, что в нас видят что-то общее, вызывала у меня чувство глубокого удовлетворения.

Один раз Финтан прислал мне письмо прямо на домашний адрес, причем заказное. Видели бы вы, какими глазами смотрел на меня наш почтальон! Странно, что сам Финтан об этом не подумал. Может, стал забывать уже, какая у нас тут жизнь?

Дай бог, чтобы она изменилась к лучшему к тому времени, когда он вернется наконец-то домой…

***

… Я начала отсчет последней недели до предстоявшей мне встречи с голубоглазым незнакомцем. Чем ближе подходил этот день, тем больше я нервничала. Не из-за возможной слежки – хотя я относилась к ней серьезно, – а из-за того, какой будет сама эта встреча. Что нужно ребятам, как мне не ударить перед ними лицом в грязь – из-за такого сорта вещей.

Во вторник меня вызвали переводчиком в Бангор – в дом-убежище для битых жен. Это очень меня взволновало, потому что напомнило мне о моем собственном недавнем прошлом. Я взяла на работе отгул на полдня и помчалась туда.

…И вот передо мной – моя старая знакомая! Это Марина сидит напротив меня, сложив руки на коленях в замочек и сдерживая слезы. Правда, как только она открывает рот, и я слышу её голос, я понимаю, что это- слезы человека, не пытающегося разжалобить собеседника, а доведенного до отчаяния. До той самой упорной, решительной отчаянности, которая способна горы свернуть в трудную минуту. По собственному опыту я знаю, что человек доходит до такого состояния, только уже пройдя через огонь, воду и медные трубы, причем за достаточно короткий промежуток времени. Оно, это состояние, – если хотите, своего рода второе дыхание, совершенно неожиданно открывающееся у вас, когда вы уже практически думали, что сейчас свалитесь на беговую дорожку жизни, как та самая загнанная лошадь, которую положено пристреливать. Когда вы, уже почти поставивший на себе крест, вдруг, неожиданно для самого себя, думаете: " А с какой это стати я должен сдаваться? Нет, этого они от меня никогда не дождутся!"