Совьетика

…Я не волновалась так со времен вступительных экзаменов в институт, когда мне было 17. У меня не было в голове четкой схемы, чего я хочу и чего я от этого разговора ожидаю – я не думала об этом в терминах «и стали они жить-поживать да добра наживать». Просто чувство мое к Ойшину достигло своего апогея, и дольше молчать о нем было невозможно. Как в той сербской сказке, где брадобрей не выдеживает дольше хранить мучающую его тайну и, вырывая в земле яму, вверяет ей, что «у царя Трояна ослиные уши».

Еще немного – и мои «ослиные уши» и безо всяких слов будут видны любому Тому, Дику и Харри . Уж лучше довериться тому, кому они предназначались.

Я ждала долго. Я долго не была уверена в том, что я тоже ему не безразлична. Я долго не рассчитывала ни на что, помня и его, и свое положение – и учитывая нашу совместную деятельность.

Но какое сердце не дрогнуло бы, когда дорогой тебе человек в течение почти года при каждом расставании бережно целует тебя в губы, краснея при этом как синьор Помидор? В конце концов, я сделана не из камня. Из искры, вспыхнувшей при нашей первой встрече в далеком Донегале, возгорелось к тому времени такое пламя, что ритуальные, до небес североирландские костры, разжигаемые здесь в ночь под День Оранжиста и под Хэллоуин, казались на его фоне детской забавой со спичками.

В прошлый раз Ойшин сказал, что нам надо снова «поменять явку»- и предложил мне выбрать новое место для следующей встречи. И я его выбрала – самое романтическое, самое красивое место во всей Ирландии, поразившее мое воображение еще в самый первый мой приезд в эту страну. Тогда я так хотела разделись свой восторг от него с Сонни, а Сонни интересовали только дублинские магазины. И я чувствовала себя так, словно мне наступили на горло. Теперь я решила показать это место Ойшину. Одного взгляда вокруг здесь, по-моему, было достаточно, чтобы ощутить, как я к нему отношусь.

Это был пляж на берегу Киллайни Бэй .

Серо-зеленое Ирландское море с шумом разбивало здесь о берег свои волны. Когда из-за низких облаков выглядывало солнце, вода в нем становилась аквамариновой, словно камень кремнезем, который я иногда находила на железнодорожных рельсах у себя рядом с домом. Здесь вдоль берега тоже тянулась железная дорога- узкой колеей – что еще больше напоминало мне о доме. И я чувствовала себя здесь как дома. Несмотря даже на то, что ни моря, ни гор у нас на Среднерусской возвышенности не было и в помине.

Железная дорога была зажата между морем и горой, на которой, словно грибы в сосновом бору, прятались дома ирландских миллионеров. Но мне не было дела до миллионеров и их вилл с бассейнами. На сердце моем был только один человек – безработный столяр, уроженец белфастского Ленадуна . Мой доктор освободительных наук, мо кара мор Ойшин Рафферти.

Что я знаю о нем по-настоящему, говорила я самой себе? Что он «террорист». Что он хорошо чинит старую мебель. Что он любит пиццу, рок-музыку и сериал «Сопранос». Все. Punt uit, full stop . Разве этого достаточно чтобы любить кого-нибудь, да еще так сильно?

Но я ничего не могла с собой поделать. Я любила в Ойшине все, до последнего волоска. Его походку. Его улыбку. Его неторопливую манеру разговора. Даже то, как он жадно облизывался, произнося слово «пластит». И от каждой его легкой усмешки, от каждого его взгляда, от каждого произнесенного им слова в душе моей разливалась сладкая, бездонная тоска.

Мне было 36 лет, ему – 40. А я никогда еще в своей жизни никого так не любила. Ни в 19, ни в 23, ни даже в 30 лет. Так полно, так осмысленно. Если есть на свете такая вещь, как встретить свою половинку, то это было именно оно. При всем моем уважении к его не интересующейся освободительными науками подруге, он никогда не мог бы быть для нее тем, кем он был для меня. Равно как и не смог бы занять его место в моей жизни ни один другой человек- ни Сонни, ни Бобби, ни Дермот, ни даже Лидер.

Из миллиардов мужчин на 6 континентах Ойшин был для меня единственным. Он был моей иголкой, которую мне невероятно как удалось разыскать в стоге сена. И ни одна женщина на свете никогда не могла бы стать для него тем, кем могла бы стать я. Я это знала совершенно точно. Так же точно, как то, что солнце восходит на востоке.

К слову, в Северной Ирландии даже такую элементарщину знают далеко не все. Недавно по телевидению была передача, в которой такой вопрос задали двум взрослым девушкам, лет по 20, давно уже окончившим среднюю школу: «С какой стороны света восходит солнце: с востока или с запада?» И они совершенно серьезно не знали ответа! Не поверила бы, если бы не видела этого своими глазами.

Помните, я говорила вам о том, что в Ирландии функционально неграмотен каждый четвертый? Но настоящая-то беда в том, что здесь еще больше людей, которые грамотны лишь функционально. Таких здесь подавляющее большинство. Они считают себя образованными людьми и даже и не подозревают, что бывает какого-то другого сорта грамотность, чем та, что у них. Они умеют прочитать инструкцию и могут действовать по жизни в рамках, необходимых для успешного функционирования на занимаемой ими должности – но только строго «от» и «до». Они не умеют самостоятельно мыслить, делать выводы – «это мы не проходили, это нам не задавали». Их не тянет в свободное время в библиотеку – интеллектуально развиваться. Несмотря на все свои дипломы, по сравнению с советскими людьми они принадлежат к классу, который моя мама так категорично определяет как «одноклеточных».

Дермот однозначно одноклеточным не был. Я часто обращалась к нему за советом по самым вопросам и уважала его мнение. В интеллектуальном плане не хочу сказать о нем ничего дурного. Насчет Ойшина у меня не было такой уверенности. Да, очевидно, что он успешно функционировал в рамках своего жизненного призвания – на поприще революционера-практика. В то же время я понимала, что вряд ли смогу вести с ним дискуссии на темы земельной политики эфиопского Дерга . Но это меня ни капельки от него не отталкивало. Зато представьте себе, сколько всего знал он в других областях – да мне еще было чему у него поучиться!

Когда-то классе в 6-ом я здорово перепугала одну из наших почетных гостей в школе – женщину-делегатку очередного съезда партии, задав ей из зала вопрос, какое впечатление на нее произвело выступление там Алды Грасы ду Эшпириту Санту, гостьи съезда из Сан-Томе и Принсипи. Но я не собиралась проделывать с Ойшином ничего подобного. Не его вина, что он не получил здесь нормального образования. Да его здесь практически ни у кого нет! Главное – чтобы у человека была тяга к знаниям, жажда их. Самое главное – уметь думать, а накопленное количество знаний – это дело наживное. И я верила, что вместе он и я – вместе мы будем способны перевернуть мир!

На пляже было холодно. Несмотря на всю окружающую меня красоту. Мне очень хотелось искупаться, чтобы охладить свою голову, но это здесь и летом-то проделывают лишь самые отчаянные. К слову, голова моя быстро охладела и безо всякого купанья: минут двадцать сидения на песке – и у меня уже зуб на зуб не попадал. А еще я позавидовала мусульманкам, с их покрытой головой – им не надо мучиться мыслями о том, что их голова от ветра вот-вот начнет выглядеть как у петуха под коленкой…

Вот так я сидела и стучала зубами. Людей вокруг почти не было. Иногда кто-то выгуливал собачку, иногда кто-то пробегал трусцой.