Совьетика

Я хотела забрать его к нам домой, когда мы с Сонни насовсем переедем на Кюрасао, – потому что дядя Патрик обращался с ним далеко не лучшим образом. «Слуг нельзя баловать. А то они на шею сядут!»- поучал меня Сонни….

– Тебе хорошо! Ты такую хорошую работу можешь здесь найти!- уверял меня Жан.

Хорошую работу? Я? На Кюрасао? Это какую же?

– Тебя с твоими языками в любое казино возьмут!- уже не скрывая легкой зависти, пояснил он.

И это – хорошая работа?!…

Жан не знал, откуда я родом. Он был неграмотным. Я попыталась показать ему свою страну на карте, но это ни о чем ему не говорило. Я попыталась объяснить словами.

– Советский Союз. L'Union Sovietique. Sovjet Unie. Россия, Russie, Rusland?

Он только застенчиво улыбался и пожимал плечами. Я совсем отчаялась – ну, как ему объяснить?

– Коммунисты, – сказала я. При этом слове он оживился. Он его знал.

– Коммунисты – это плохо. Ils sont tres mauvais,- убежденно сказал Жан, никогда не видевший нашей страны и даже не знавший, как она называется и где она находится.

– Est-ce que tu veux dire que je suis mauvaise?- По-твоему, я плохая? – спросила я его напрямик.

– Нет, ты добрая. Ты хорошая. Таких, как ты, здесь больше нет. А вот коммунисты – плохие, -повторил он.

– Ну так вот, Жан, я – коммунист. Задумайся над этим, пожалуйста!

Он выглядел очень удивленным и обещал задуматься. Когда я познакомилась c Жаном, жизнь на Кюрасао не была такой безрадостной и бесперспективной, как сегодня. Тогда там еще вполне можно было жить. Но МВФ и Всемирный Банк добрались и туда и зажали этот прекрасный остров в такие тиски, что сейчас каждый 8-ой его житель подумывает об эмиграции. Туда, где он тоже станет всего лишь «Жаном». Туда, где с ним будут обращаться так, как обращался с Жаном дядя Патрик…

… По ночам Виллемстад наводняли чоллеры .В то время, много лет назад, они не были агрессивными. Они только искали возможности заработать на кусок хлеба. У меня сердце кровью обливалось, когда Сонни вывозил меня вечером в город на дядиной машине, и не успевали мы выйти из нее, как откуда-то из темноты появлялись несколько человек с заготовленными уже ведрами и тряпками, которые наперебой просили нас дать им помыть нашу машину. Сонни величаво разрешал это кому-нибудь из них, но мне было жалко всех. Я привезла с собой на Кюрасао 900 гульденов на 3 месяца и готова была раздать их все.

Чоллеры были честные: Сонни давал им деньги наперед, мы уходили, и я, если честно, ожидала, что когда мы вернемся, машина по-прежнему будет грязная, но она сверкала как новенькая.

…Только не надо думать, что Голландия в этом плане как-то принципиально от Антил отличается. До того, как я оказалась в «цивилизованном мире», я никогда вообще не видела нищих. Милостыню у нас в Советском Союзе просили только цыгане, у которых это было более или менее профессиональное занятие, поэтому на них особого внимания никто не обращал.

В СССР мы были начисто лишены свободы быть бездомными и безработными.

Какое безобразие! Какое вопиющее нарушение прав и свобод человека!

Первое, что меня поразило в Голландии, было именно вопиющее равнодушие, с которым окружающие к бездомным относились. Казалось, никто просто не воспринимал их как живых людей. В Роттердаме почти все они обитали вокруг вокзала. С тех пор, как я начала каждый день ездить в университет из Роттердама на поезде, все городские бездомные стали мне как бы знакомыми.

Как-то раз я ехала в поезде, где просил милостыню молодой человек, которого я уже запомнила в лицо. От него неприятно пахло. Одежда его была явно ему не по размеру.

– Если я не наберу 7 гульденов 50 центов, меня сегодня вечером не пустят в ночлежку!- пожаловался он. Я порылась у себя в сумке. Лишних 7,50 у меня не было, но я дала ему какую-то мелочь и, чувствуя себя виноватой, что не могу предложить большего, протянула ему начатую уже мной коробку конфет. Я сделала это автоматически и тут же испугалась: ой, что же это я делаю, он же обидится, кто же предлагает людям начатые коробки? Но бомж, к моему удивлению, остановился как громом пораженный.

– Класс! – воскликнул в восхищении он – Я конфет уже сто лет не пробовал!

Это был голландец, еще совсем молодой парень, но когда он открыл рот и улыбнулся, я увидела, что все зубы у него уже практически сгнили… И мне стало еще стыднее.

Когда моя университетская подруга Фемке говорила мне, как удивляет ее, что бездомных в Голландии, кажется, становится все больше и больше, я поражалась ее наивности. Чему же тут удивляться? Карла Маркса надо было читать. У него все это очень хорошо описано….

****

… У меня сложились непростые отношения с антильским солнцем. Загорать я начала сидя на стуле около дома, в первый же понедельник, когда Сонни вышел на работу. Чтобы не терять зря времени. Я представляла себе антильское солнце примерно равным по силе нашему черноморскому. Ну, или хотя бы средиземноморскому французскому. Но антильское солнце начисто сжигало твою кожу уже минут за 20, а если остаться под его лучами на час, то оно совершенно тебя нокаутировало. За эти три месяца кожа успела сползти с меня целиком – даже под бровями и на веках!- раз пять. И один раз со мной случился солнечный удар: когда Сонни оставил меня одну на пляже в Сиаквариуме , а я заснула. Помню, как люди бросали на меня удивленные взгляды, когда мы шли оттуда домой, но я списала это на собственную неотразимость в бикини. Когда же мы до дома добрались, и я пошла в душ, то там я свалилась без сознания. Я была действительно неотразима: красная как вареный рак!

Сонни здорово было перепугался, когда мне стало плохо, и повез меня в ботику. Ботика – это вовсе не бутик (boutique), а нечто вроде аптеки, хотя там продают не только лекарства, но и например, крем для загара. И целую полку, как правило, занимают разноцветные бутылочки, на которых – на полном серьезе!- написано «эликсир от несчастной любви», «средство для сдачи экзамена» или даже «приворотное зелье»! В ботике нам выдали крем от солнечных ожогов и посоветовали мне несколько дней не выходить из дома.

Мы тогда как раз только что временно поселились у родителей Марины в Домингиту онни в песочек на берегу, налепливая на него сверху различные дополнительные песочные части тела. Им это казалось очень забавным. Что ж, каждый развлекается как может…

Когда у Сонни была возможность, он старался показать мне остров. Постепенно мы объехали все его уголки, даже крайне восточное побережье, где почти никто не живет, кроме нескольких рыбацких семей, а в некоторых местах даже не проведено электричество. Там все буквально заросло деревьями дивидиви, а еще тихо пасутся стада латиноамериканских коров. Когда я впервые увидела латиноамериканского быка, он показался мне больше похожим на слона! К слову, видели мы на Кюрасао и обыкновенных голландских, черно-белых коров. Одна из них уныло сидела на красной земле в Тере Коре и изнывала от жары. Вокруг нее не было ни травинки. Она напомнила мне северного оленя в разгаре лета в стокгольмском зоопарке…