Совьетика
Шрифт:
Сеньор Патрик снисходительно улыбнулся и произнес длинную пространную речь, из которой следовало, что с человеческой точки зрения он совершенно со мной согласен, а вот с точки зрения бизнеса -нет. А мне виделся один только голодный маленький ребеночек… Плевать я хотела на какой-то там бизнес, если он останется голодным! Он себе, в конце концов, жизнь не выбирал.
Конечно, не все были настолько американизированными на острове, как дядя Патрик. Отношение к голландцам на острове было чаще всего умеренно-неприязненное. Но отношение к вопросу о независимости было более сложным: несмотря на всю неприязнь к колонизаторам и на осознание фактов дискриминации и эксплуатации, ее мало кто безоговорочно хотел. Люди просто не верили в свои силы. Они приводили в качестве примера другие небольшие карибские
Тем не менее, как я, к своему удивлению, обнаружила, на Кюрасао многие с большой симпатией относились к Кубе и к Фиделю. Казалось бы, с такими настроениями, как у них, логично было бы поддерживать бешено-антикубинские выпады, столь характерные для собственной метрополии и ее псевдо-левых «интеллектуалов», не говоря уже об «американских инвесторах»- ан нет, народ Кюрасао хорошо знал, что на Кубе прекрасная медицина, хорошее образование и вообще нормальная жизнь. Многие возили туда на операции своих родственников: выходило намного дешевле и качественнее , чем в соседние Венесуэлу или Колумбию. В Венесуэле тогда Чавес еще не пришел к власти…
В самом конце моего пребывания на Кюрасао в моей жизни произошло еще одно событие: я… окрестилась. В католической церкви. У самого местного епископа и под его непосредственным руководством. Не потому, что я вдруг стала такая верующая, и не для того, чтобы угодить бабушке Май – хотя, понятно, она была на седьмом небе от счастья. А потому, что меня об этом попросила моя собственная мама-коммунистка, которой к тому же почему-то вдруг теперь казалось, что католическая церковь – «не такая коррумпированная, как наша». Тут бы мне и насторожиться: да что это там дома происходит, они что, все с ума посходили? – но я даже не задалась этим вопросом, настолько эгоистично были мои думы в тот момент заняты только этим прекрасным островом…
Май устроила по этому случаю большую пирушку. Май даже предложила нам в тот же день и пожениться церковным браком: чего зря время терять?
Мы к тому времени были расписаны уже два года. Трения между нами еще не были фатальными, но уже достигали такой степени, что их было достаточно, чтобы вызвать мои сомнения в необходимости такого шага. Я ведь знала, что церковный брак бывает только один – и уже тогда не была уверена на 100% , что я этого с Сонни хочу. Но не могла же я сказать вслух, что сомневаюсь в прочности нашего с ним союза – после совместных двух лет жизни! Вот так я и оказалась в один день крещеной, причащенной и замужем церковным браком…
За три месяца я срослась с Кюрасао душой и сердцем. Я уже не представляла себе своего будущего без него. Сонни не перебивал меня, когда я вслух строила планы на наше с ним будущее здесь, и потому я была уверена, что он их поддерживает.
… Уезжать мне не хотелось до такой степени, что я рыдала навзрыд. Омайра сама пустила слезу, вытирая мне щеки. И когда наш самолет взлетел, у меня на глазах все еще стояли слезы. Возвращаться в ненавистную Голландию для меня было хуже горькой редьки.
Но я в тот момент верила, что быстро на Кюрасао вернусь.
Ну, не позднее, чем года через три.
С тех пор прошло уже гораздо больше лет….
И когда я разводилась с Сонни, это был развод не только с ним.
Я разводилась и с его Родиной, и с его близкими, и со своими антильскими друзьями. С нашими мечтами.
И это было гораздо больнее, чем сам развод как юридический факт.
Мое последнее воспоминание о Кюрасао – небольшое заросшее поле за Сонниным домом,
на котором я случайно обнаружила среди сорняков несколько кустарников хлопка. Напоминание о временах, когда его предки своим трудом создавали богатства тех, кто и по сей день продолжает держать этот остров своей мертвой хваткой, не переставая при этом громко кричать, что Антилы – это только обуза…..Pot verdorie , если только обуза, тогда что ж вы все так отчаянно цепляетесь за них?
Глава 6. «У вас же теперь есть свобода!»
«Почему все не так?
Вроде все как всегда…»
(В. Высоцкий)
«Мама – анархия,
Папа – стакан портвейна»
Как меня с моими взглядами и идеалами вообще угораздило оказаться в такой беспросветно-капиталистической дыре как Голландия, спросите вы…
И будете, конечно, совершенно правы.
Не буду снимать с себя ответственность за собственные поступки, но виной стало еще и нелепейшее стечение исторических и личных обстоятельств….
Я более или менее была уверена, что по окончании школы покину родной город (кстати, во всем своем классе я оказалась единственной, кто это сделал). Слишком уж мне хотелось увидеть мир, и как я ни любила свою «маленькую родину», я прекрасно знала, что если останусь дома, то мне этого никогда не сделать. Так что в столицу я попала не в поисках комфорта. Если бы можно было ездить по работе в Африку и возвращаться на свою родную улицу под сень яблонь, в свой маленький дом, я бы с удовольствием так и сделала. Но, естественно, такой работы у нас в городе не было и не предвиделось.
Я чувствовала, что меня ждет необычная жизнь, и немного волновалась в ее преддверии. Но она оказалась в конечном итоге совсем не такой, как я мечтала.
… В Москву, при всем моем к ней тогдашнем уважении, я не очень-то любила ездить. По крайней мере, если речь шла о поездке на один день за покупками. Обычно в такую поездку люди отправлялись рано утром, в 6, максимум в 7 часов, а возвращались к 10-11 часам вечера. На электричке, по поводу которых у нас даже была шуточная загадка: «длинное, зеленое, пахнет колбасой». Действительно, почему-то мои земляки питали к колбасе особенную слабость. На обратном пути длинные батоны докторской колбасы торчали из развешанных по стенам электрички авосек. Я лично эту любовь не разделяла и могла бы вообще спокойно всю жизнь без колбасы прожить. Но о вкусах не спорят… К слову, для тех, кто жалуется, что с колбасой бывали перебои: в кап. странах, на которые вы так любите ссылаться, вы вряд ли когда увидите обычного человека с целым батоном колбасы – это слишком для него дорого покупать так много сразу!
Билет стоил два рубля – туда и обратно. В один конец – рубль, а не больше половины от цены билета туда и обратно, как это делается на Западе. Когда я начала в Москве учиться, я ездила домой на каждые выходные и вообще когда мне взбредало в голову, даже не задумываясь о цене билета. Близость Москвы была главной причиной, почему я решила учиться там, а не попытать своего счастья в Ленинграде на факультете востоковедения, где требования к партийно-половой принадлежности были не такими строгими, как в ИСАА…. Но я забегаю вперед.
…К тому времени, как электричка подъезжала к Москве, там уже открывались магазины.
С вокзала народ сразу же нырял в метро. Я всегда очень любила московское метро. Праздничное даже в будни с его такими непохожими друг на друга станциями , поднимающее настроение своей торжественной красотой, разве сравнимо оно с грязной, отделанной граффити и воняющей мочой подземкой Роттердама или Амстердама? Моя самая любимая станция – Новослободская , с ее разноцветными прозрачными витражами. А еще я люблю прохладный ветерок из туннеля, вперемешку с едким запахом резины. И эскалаторы! На эскалаторах народ стоя читал – газеты и книги. А еще в метро было очень удобно назначать свидания. Да ради одного только того, чтобы его увидеть, стоило съездить в Москву! Кататься на метро можно было хоть весь день, переходя с линии на линию – проход внутрь стоил 5 копеек. В мои студенческие годы единый билет на все виды транспорта в Москве на месяц стоил около 5 рублей.