Советская поэзия. Том первый
Шрифт:
‹1928›
ПУШКИН
Озаренная луною ночь Из-за моря южного встает, И поэт у моря, и над ним Ореолом звездный небосвод. Он стоял на темном берегу, Руку положив себе на грудь. И у ног его шумел прибой, Вечных волн необозримый путь. Бушевал глухой морской простор И поэта сердце чаровал, Неумолчный гул могучих воли Звезд ночных, казалось, достигал. И, глубокой думой обуян, На морскую ширь глядел поэт. Мнилось: на вопросы дум своих В шуме волн он находил ответ. Да, он сам был морем, и над ним Черные громады скал вознес Весь его жестокий, темный век В гуле гнева и в потоке слез. И чем больше в даль его стихов Смотришь, тем просторы их ясней. То сверкают молнией они, То ласкают ветерка нежней. Вечности печать несут они, Ни забвенья им, ни смерти нет, И чем дальше будут жить они, Тем победней будут лить свой свет. ‹1937›
МОЕМУ
ВРАЧУ
Нет, мой милый, заботливый доктор, не прикладывай ухо к груди, хоть и долго живет мое сердце, а стучит оно гордо, упрямо. Если пульс мой желаешь проверить, по стихам моим новым суди: их горенье, порывы и взлеты — это точная кардиограмма! ‹1965›
ЯКОВ ШВЕДОВ
(Род. в 1905 г.)
ОРЛЕНОК
Орленок, орленок, Взлети выше солнца И степи с высот огляди! Навеки умолкли веселые хлопцы, В живых я остался один. Орленок, орленок, Блесни опереньем, Собою затми белый свет. Не хочется думать о смерти, поверь мне, В шестнадцать мальчишеских лет. Орленок, орленок, гремучей гранатой От сопки солдат отмело. Меня называли орленком в отряде, Враги называют орлом. Орленок, орленок, Мой верный товарищ, Ты видишь, что я уцелел, Лети на станицу, родимой расскажешь Как сына вели на расстрел. Орленок, орленок, Товарищ крылатый, Ковыльные степи в огне, На помощь спешат комсомольцы-орлята, И жизнь возвратится ко мне. Орленок, орленок, Идут эшелоны, Победа борьбой решена. У власти орлиной орлят миллионы, И нами гордится страна! ‹1936›
БЕТТИ АЛЬВЕР
(Род. в 1906 г.)
С эстонского
ПЕВЕЦ
Когда к бурде привыкшие невежды сок драгоценный смешивают с грязью и гонят Музу в нищие одежды, чтоб Золушкой служила безобразью, — тогда, не унижаясь до укоров, певец уходит из толпы базарной, чтоб исступленно, вдалеке от взоров служить отважно правде светозарной. Как выкрики сердитого ребенка, который луч сломать наивно хочет, издевки, раздающиеся громко, не омрачат певца, не заморочат. Ему известно, что все те же люди, сегодня улюлюкавшие брату, держа и мех и золото на блюде, придут оплакивать поэзии утрату. ГОЛОСА
Когда смолкает город, никнет ветер, в храпящий рот луна из окон светит, грибы глядят сквозь мох небесный — звезды, тогда не сплю, хожу, смотрю, — в просторах рождается какой-то странный шорох, и дальнюю сирену глушит воздух. Но вдруг — звучанье арфы и органа, на дне ведра — чечетка урагана, в углу двора мяукает насос, цепь на мосту — мелодия металла, визжит петух на башне средь квартала, и в глубине подвала — толстый бас. От смеха флейта в облаках икает, в земле гигантский бубен не смолкает, и я еще справляюсь, несомненно, с нашествием, грядущим еженощно, но сквозь меня уже стремится мощно великая симфония вселенной. МУЗЕ
Безумная муза, слепая во злобе, умерь свои стоны, утихни на милость! Мы скоро с тобою зашамкаем обе, вот нынче, и верно, я зуба лишилась. И вовсе не думай, что долг мой доставить тебя к небесам, где витает твой гений. Наш климат сырой высотой не исправить, там будет, пожалуй, еще холоднее. И что это вдруг от подружек веселых туда понесло тебя, душу-голубу? Неужто и впрямь в наших северных селах барашков кудрявых не хватит на шубу? Вдвоем, как за пазухой господа бога, две шустрых старухи, не нужные людям, давай-ка наварим душистого грога — и всех осмеем, и себя не забудем. ФЛЕЙТИСТКА
Бедняга мой отец играл в оркестре, я рано флейту приняла в подарок, и блики чудные во мгле души воскресли, был нотный лист таинствен, сладок, ярок Смеялась флейта, жаловалась миру, а я играть должна была трактиру, где часто пил отец и день и ночь и пьяницам хвалил флейтистку-дочь. Отца вогнали в гроб трактир и пьянки, и стали ноты меркнуть и пылиться. Пошла учиться — барышни-мещанки сочли, что я — дурнушка и тупица. Весной ушла бродяжить, очень скоро меня до нитки обобрали воры: ни паспорта, ни денег, слезы, больно, — так нить судьбы запуталась невольно. Обидчики смеялись над слезами, был хлеб мой нищ, судьба невыносима. Но дух соединялся с небесами, когда ко рту я флейту подносила. В лучах вечерних день скользил к закату обидчики внимали музыканту, и только вдохновенья дуновенье касалось нот на краткое мгновенье. * * *
Говори со мною тихо, слух становится острее. Говори со мною тихо, тихое пойму быстрее. Счастья голос и кручины я ловлю сквозь ветра волны. Только голос мертвечины глухотой встречаю полной. АГНИЯ
БАРТО(Род. в 1906 г.)
НАШ СОСЕД ИВАН ПЕТРОВИЧ
Знают нашего соседа Все ребята со двора. Он им даже до обеда Говорит, что спать пора. Он на всех глядит сердито, Все не нравится ему: — Почему окно открыто? Мы в Москве, а не в Крыму! На минуту дверь откроешь — Говорит он, что сквозняк. Наш сосед Иван Петрович Видит все всегда не так. Нынче день такой хороший, Тучки в небе ни одной. Он ворчит: — Надень галоши, Будет дождик проливной! Я поправился за лето, Я прибавил пять кило. Я и сам заметил это — Бегать стало тяжело. — Ах ты, мишка косолапый, — Мне сказали мама с папой, — Ты прибавил целый пуд! — Нет, — сказал Иван Петрович Ваш ребенок слишком худ! Мы давно твердили маме: «Книжный шкап купить пора! На столах и под столами Книжек целая гора». У стены с диваном рядом Новый шкап стоит теперь. Нам его прислали на дом И с трудом втащили в дверь. Так обрадовался папа: — Стенки крепкие у шкапа, Он отделан под орех! Но пришел Иван Петрович — Как всегда, расстроил всех. Он сказал, что все не так: Что со шкапа слезет лак, Что совсем он не хорош, Что цена такому грош, Что пойдет он на дрова Через месяц или два! Есть щенок у нас в квартире, Спит он возле сундука. Нет, пожалуй, в целом мире Добродушнее щенка. Он не пьет еще из блюдца. В коридоре все смеются: Соску я ему несу. — Нет! — кричит Иван Петрович. — Цепь нужна такому псу! Но однажды все ребята Подошли к нему гурьбой, Подошли к нему ребята И спросили: — Что с тобой? Почему ты видишь тучи Даже в солнечные дни? Ты очки протри получше — Может, грязные они? Может, кто-нибудь назло Дал неверное стекло? — Прочь! — сказал Иван Петрович. Я сейчас вас проучу! Я, — сказал Иван Петрович, — Вижу то, что я хочу. Отошли подальше дети: — Ой, сосед какой чудак! Очень плохо жить на свете, Если видеть все не так. ‹1938›
СНЕГИРЬ
На Арбате, в магазине, За окном устроен сад. Там летает голубь синий, Снегири в саду свистят. Я одну такую птицу За стеклом видал в окне, Я видал такую птицу, Что теперь не спится мне. Ярко-розовая грудка, Два блестящие крыла… Я не мог ни на минутку Оторваться от стекла. Из-за этой самой птицы Я ревел четыре дня. Думал, мама согласится — Будет птица у меня. Но у мамы есть привычка Отвечать всегда не то: Говорю я ей про птичку, А она мне про пальто. Что в карманах по дыре, Что дерусь я во дворе, Что поэтому я должен Позабыть о снегире. Я ходил за мамой следом, Поджидал ее в дверях, Я нарочно за обедом Говорил о снегирях. Было сухо, но галоши Я послушно надевал, До того я был хорошим — Сам себя не узнавал. Я почти не спорил с дедом, Не вертелся за обедом, Я «спасибо» говорил, Всех за все благодарил. Трудно было жить па свете, И, по правде говоря, Я терпел мученья эти Только ради снегиря. До чего же я старался! Я с девчонками не дрался. Как увижу я девчонку, Погрожу ей кулаком И скорей иду в сторонку. Будто я с ней незнаком. Мама очень удивилась: — Что с тобой, скажи на милость? Может, ты у нас больной — Ты не дрался в выходной! И ответил я с тоской: — Я теперь всегда такой. Добивался я упрямо, Повозился я не зря. — Чудеса, — сказала мама И купила снегиря. Я принес его домой. Наконец теперь он мой! Я кричал на всю квартиру: — У меня снегирь живой! Я им буду любоваться, Будет петь он на заре… Может, снова можно драться Завтра утром во дворе? ‹1938›
ЛЕНОЧКА С БУКЕТОМ
Вышла Леночка на сцену, Шум пронесся по рядам. — От детей, — сказала Лена, — Я привет вам передам. Лена в день Восьмого марта Говорила мамам речь. Всех растрогал белый фартук Банты, локоны до плеч. Не нарадуются мамы: — До чего она мила! — Лучшим номером программы Эта девочка была. Как-то в зале райсовета Депутаты собрались. Лена, девочка с букетом, Вышла к ним из-за кулис. Лена держится так смело, Всем привет передает, Ей знакомо это дело: Выступает третий год. Третий год, зимой и летом, Появляется с букетом: То придет на юбилей, То на съезд учителей. Ночью Леночке не спится, Днем она не пьет, не ест: «Ой, другую ученицу Не послали бы на съезд!» Говорит спокойно Лена: — Завтра двойку получу — У меня районный пленум, Я приветствие учу. Лена, девочка с букетом, Отстает по всем предметам: Ну когда учиться ей? Завтра снова юбилей!
Поделиться с друзьями: