Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог (1968-1969)

Учиться было трудно, не хватало времени. Вечером приходили из цеха уставшие, измотанные работой в пропитанных паром цехах, руки саднило от горячей воды. А тут нужно куда-то тащиться, садиться за парту, силиться понять непонятное. Иногда, махнув рукой, девчата заваливались спать; "А завтра придумаем для учителя какую-нибудь отговорку".

Но Сульгун с детства отличалась неумением лгать. Поэтому ей приходилось трудней. Каждый вечер, утомленная тяжким рабочим днем, она приходила на занятия и… почти ничего не доходило до ее сознания.

Девушка понимала, что так дальше продолжаться не может. Либо нужно бросать учебу, либо что-то предпринимать. И тогда она вспомнила об Амане, о его словах, сказанных на прощанье:

— Знай, если когда-нибудь будет трудно, найди меня. Я всегда тебе помогу.

Она пошла в пединститут. Почему туда, она так потом и не могла объяснить, Ведь Аман говорил ей, что работает в школе. Но первая же девушка, к которой обратилась Сульгун, сказала:

— Пойдемте, только что прозвенел звонок, закончилась лекция, и преподаватель Аширов свободен.

Сульгун вдруг растерялась от этих слов: "лекция", "преподаватель"! А может, это не тот Аширов?..

— Я лучше приду завтра, — пролепетала она и направилась было к выходу. Но тут девушка кого-то позвала:

— Аман Аширович, подойдите сюда на минутку.

Не поднимая глаз, Сульгун почувствовала, как кто-то подошел к ним, поздоровался, сказал:

— Я слушаю вас, Роза.

— Это к вам! — несколько церемонным голосом сказала девушка и быстро отошла от них.

Тогда Сульгун подняла глаза. Перед нею стоял Аман.

— Как ты меня нашла? Ведь я работаю здесь всего неделю!

Девушка смущенно пожала плечами:

— Это просто чудо какое-то. Ведь даже из моих самых близких знакомых никто не знает, что меня перевели из школы в институт.

Аман оказался самым терпеливым на свете учителем. Все свободное время отдавал он Сульгун. Надо сказать, что и она вся отдавалась учебе. Два года пролетели незаметно. А когда Сульгун перешла в седьмой класс вечерней школы, они поженились. Она ездила к матери, уговаривала жить с ними, но мать отказалась:

— Город не для меня, там шумно и грязно. Бывала в Крас-новодске, знаю.

Дочь долго уговаривала ее.

— Ну вот что, — согласилась мать, — как только родится первый внук, приеду. А пока буду жить здесь, где лежит твой отец.

Она поставила свои условия. Но первого внука не дождалась — умерла.

Хоронить её Сульгун поехала вместе с мужем, одну он её не решался отпускать, скоро она должна была родить, а дорога дальняя.

Сквозь слезы Сульгун увидела Рахима и вдруг почувствовала, как трепетно забилось ее сердце. "Господи! — взмолилась она. — Зачем мне это? Ведь я жду ребенка от другого, от любимого, от единственного. И хотя больше она Рахима не видела, все же поняла, что сердце помнит его.

5

Телеграмму ему принесли поздним вечером.

Уже опустились густые ночные тени. Постепенно пустели улицы. Где-то вдали, в парке, играл духовой оркестр.

Жена сообщала, что задержится — тяжело вдруг заболела сестра. Он подумал тогда: не взять ли отпуск и не съездить ли в Мары. Тяжело ей там будет с ребенком и больной сестрой. Замужество сестры было бездетным, и, спустя пять лет после совместной жизни, муж оставил ее. Сестра тяжело переживала свое одиночество, видно, поэтому и болезнь приключилась.

"Завтра напишу заявление, попрошу отпуск!"

Но назавтра принесли повестку из военкомата. А еще через два дня преподаватель Аман Аширов отправился на фронт.

Зычный голос: "По ва-го-на-а-м!" — оторвал молодого человека от его мыслей. Он еще раз окинул взглядом перрон. Но чуда не произошло. Да оно и не могло произойти, жена только сегодня получила телеграмму. Встревожится, бедная, а поделать ничего не сможет. Он так и написал ей: "Оставайся сестры ухожу завтра фронт Аман".

Вдруг на глаза попало знакомое лицо. Да это же соседка — старушка Надя-эдже! Старушка энергично проталкивалась сквозь толпу, устремившуюся к составу, и что-то спрашивала. Аман прислушался.

— Вы не видели… такой высокий, черноволосый. Назар его зовут. Волосы у него такие… Не видели? О господи, да где же его тут найдешь? Людей-то, людей!.. Девушка, такого высокого… Не видела, нет?

Но девушке было не до старухи. Она прощалась и не знала, увидит ли того, с кем думала пройти по жизни рука об руку, кого любила и теперь теряла.

— Не волнуйся, — шептала она. — Все будет хорошо. Я поеду к твоей маме и все ей расскажу.

— Только не ссорьтесь.

— Что ты, она же у тебя добрая, ты говорил.

— Да, добрая.

— Ну вот видишь…

— Ждать будешь?

— Буду, любимый. Ты только береги себя!

— На танцы не ходи!

— Какие тут танцы… в моем-то положении!

— Ну, ну, не плачь!

Старуха наконец протолкалась к вагону, на подножке которого стоял Аман. Аман помахал рукой, чтобы привлечь ее внимание.

— Тетушка, Надя, здравствуйте!

— Аман! — радостно закричала Надя-эдже. — Ты Назара, племянника моего, не видел?

— Где тут увидишь! — Он указал кивком на море голов. — Как ваше здоровье, Надя-эдже?

— Э, что мое здоровье. Вы там поосторожней с пулями всякими да саблями!

— Какие сабли, тетушка! — засмеялся Аман.

— Ну я не знаю, какие, а поберегите себя. Очень нам здесь будет плохо без вас. О жене и мальчике не беспокойся, помогать им будем. Соседи все же мы, а это почти что родные.

Отъезжающие потеснили Амана, и он поднялся в тамбур. А на ступеньки уже поднимался Иван Васильич. Держась за поручни, он осмотрел перрон.

— Господи, людей-то сколько! Ну, прощай, Сонюшка! Прощай и ты, Курбан. Передай ребятам, чтобы бригада не отставала от других. Разобьем фашистов, приеду — спрошу!

— Я сам, наверное, скоро за вами на фронт! — сквозь шум голосов прокричал Курбан.

— Не смей! — поднял руку Васильич. — Завод это тоже фронт! Там сами управимся!

Состав вернулся, заклацал буфером о буфер. Это обычное в будничные дни явление, сегодня уже в третий раз вырвало и понесло слитный единый вздох множества людей.