Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 1. Немые фильмы (1918-1935)

В десятом классе учится парень по имени Орамат. Когда он признался в любви однокласснице Оразджемал, то услышал в ответ: "Да разве можно любить тебя? Ты же как ленивый бык ковыляешь, свесив живот". Бедняга обиделся, но решил не отступать. Стал заниматься на турнике, бегать, даже руку сломал, слетев неудачно с брусьев. Зато теперь на него приятно посмотреть: крепкий, подтянутый, сильный. Правда, мое испытание по сравнению с ним одно удовольствие: сиди, да книжки почитывай.

В тот же день я взял сразу четыре книжки из нашей школьной библиотеки. Заведующая даже не хотела давать сразу столько книг. "Для тебя есть более интересные книги", — сказа она. Но я взял те, что выбрал, да еще в магазине купил. Теперь я зачитывался ими дома и в школе находил свободную минутку для чтения, но делал я это не из-за интереса к книгам, а только для того, чтобы рассказать Гульшен, как много я читаю, чтоб она могла похвалить меня. А мне так хотелось увидеть лишний раз ее улыбку. Но ни в школе, ни по дороге домой я не мог застать ее одну. В школе она меня не замечала, а домой шла в компании подруг.

И все-таки разговор состоялся.

Подкараулив ее возле дома, когда она возвращалась из школы, я окликнул ее:

— Гульшен!

Она слегка вздрогнула и остановилась:

— Слушаю тебя, малыш.

Я протянул ей листок бумаги.

— Что это? — спросила она.

— Книги. Ты же сама посоветовала мне читать детские книги, — ответил я.

— Что-о? — сказала Гульшен и вдруг засмеялась, да так, что даже прослезилась. — Молодец! И платочком, наверное, сопельки вытираешь?

— Нет, что ты? Я его берегу, ведь это твой подарок, — достал его из кармана и показал ей: — Не сойти мне с этого места, я даже до носа не дотронулся им. Смотри какой он чистый и духами пахнет.

Гульшен снова засмеялась, не зная, что делать, я тоже засмеялся.

— Эх ты, малыш! Значит, ты меня не понял, да?

Хлопая глазами, я не знал, что должен был понимать.

Она, хмурясь и краснея, сказала:

— Якши, ты еще мал, чтобы о любви думать. Нам еще школу нужно закончить. Я ведь не просто так подарила тебе платочек и детскую книжку, а чтобы ты знал, ты еще ребенок, и не думай, что выглядишь старше. У тебя еще молоко на губах не просохло. И не приставай ко мне больше, понял?!

Гульшен ушла, а я остался стоять на дороге. Мне показалось, что вокруг потемнело, все светлое и радостное, моя любовь, с чем я жил последнее время, ушло от меня вместе с ней навсегда.

У дороги был высохший арык, прыгнув туда, я проплакал до самого вечера. Вместе со слезами уходила из моего сердца тоска, оставляя в душе надежду на будущее. Никогда и никого я не буду любить больше тебя, Гульшен!

Гульшен окончила десятый класс и осталась работать в колхозе, а когда открылись курсы трактористов, она закончила и их. Еще учась на курсах, поступила на заочное отделение агрономического факультета сельскохозяйственного института. Работала она отлично и скоро портрет ее был вывешен на Доске почета передовиков колхоза. Живя рядом, я почти не встречал Гульшен, она работала, а у меня были свои дела, заботы и радости. Так прошло лето.

Осенним теплым вечером у дома Гульшен появились красные "Жигули". Скоро я увидел их хозяина: высокого парня с черными, падающими на плечи волосами. Он стоял у входа в дом, о чем-то разговаривая с Гульшен. Я остановился у своего порога, не мог отвести взгляда от них: забыв о стыде, я в упор смотрел на парня и Гульшен, а в душе моей разгоралось чувство ревности, с которым в эту минуту я справиться не мог. То ли они меня не видели, то ли делали вид. Но, наконец парень повернулся и внимательно посмотрел на меня, а потом что-то сказал Гульшен. Она взяла его под руку и увела за дом.

Я не знал, что делать, просто горел огнем, и вдруг на меня словно ведро холодной воды вылили — ведь эта девчонка тогда просто смеялась надо мной. Даже обидно стало, как я мучился из-за нее.

В начале зимы Гульшен вышла замуж. Мне было все настолько безразлично, словно замуж выходила не та, о которой я так давно думал день и ночь, а совсем незнакомая девушка. Мне даже хотелось, чтобы она скорее уехала с глаз долой.

Но не долго прожила Гульшен в доме мужа. Все чаще и чаще стала приезжать к родителям в дом. Теперь это была не та веселая, с горящими глазами Гульшен. Она увяла, словно обожженный горячим ветром цветок, была печальна. Я несколько раз видел ее во дворе дома, но подойти и спросить: "Как ты живешь?" не хватало смелости.

— Мама, а что это так часто Гульшен приезжает домой?

— Ай, Алему и Дуньягозель к концу жизни довелось хлебнуть горя с дочкой, — ответила мать. — Говорят, Гульшен-джан плохо живет со своим мужем, такая хорошая девушка, а вот муженек… Бездельник! Ее ведь никто не неволил за него выходить. Он сын ее родной тетки, поэтому, бедняжка, видимо, поверила ему.

Я только сейчас узнал, что парень, за которого Гульшен вышла замуж, сын ее тетки, что они живут в колхозе соседнего района.

Однажды Гульшен приехала к родителям на такси с двумя чемоданами и осталась дома. Сколько ни приезжала к ней тетка, чтобы увезти ее обратно, она не соглашалась. Моя мать сказала, что мужа Гульшен забрала милиция. Видимо, его будут судить. Наверное я должен бы был огорчиться, что семейная жизнь у Гульшен не сложилась, но ничего поделать с собой не мог: сердце радостно билось в груди. Я как будто бы снова вернулся в те дни, когда поджидал Гульшен из школы.

Увидеть ее на улице мне не удавалось, она сидела дома, не показываясь на людях. Не выдержав ожидания, я пошел к ним домой. Родителей Гульшен не было дома, а она сама сидела в комнате и читала. В первую минуту я даже не узнал ее, так побелело ее лицо, яркие, черные глаза ввалились, словно она долго и тяжело болела. Увидев меня перед собой, она вздрогнула, взгляд стал жалобным и крупные слезы покатились по щекам. И такая нежность захлестнула меня, что я готов был перевернуть весь мир, лишь бы не видеть ее такой жалкой и растерянной.

Опять моя проклятая нерешительность, даже слова сказать не мог, а хотел поцеловать, прижать к себе, защитить, но только прислонился к стене, чувствуя, как дрожат мои ноги. Глазами, полными слез, Гульшен смотрела на меня.

— Ты еще не забыл меня, Якши? — тихо сказала она.

— Нет, — неожиданно вскрикнул я. — Нет, Гульшен, я не забыл тебя. Я люблю тебя больше прежнего!

Испугавишсь своих слов и не зная, что делать, я выбежал на улицу. От радости я был готов кричать на все село: "Гульшен, я люблю тебя".

Вот так к нам с Гульшен вернулась та детская, словно улетевшая в далекие края и разъединившая нас дружба.

Председатель колхоза узнал, что Гульшен снова дома, и уговорил ее вернуться на трактор. Выйдя на работу, она стала меняться на глазах, а через месяц все увидели прежнюю, красивую, веселую Гульшен.

Я заканчивал десятый класс. Курбанберды-ага и Гульшен вдвоем пришли к нам на встречу выпускников. Как же она была хороша в тот день! Словно жар-птица сидела Гульшен между директором школы и председателем колхоза. В нашем классе было много красивых девушек, но ни одна из них не могла сравниться с Гульшен, а я, неотрывно глядя на нее жадными глазами, гордился, что она моя соседка и что именно ее я люблю.

Директор школы открыл встречу и предоставил слово Курбанберды-ага.

— Дети мои, — начал Курбанберды-ага покашливая. — С каждым годом наше колхозное хозяйство расширяется. Поэтому нам нужны новые силы. А вы знаете, что новая сила — это вы сами. Правда, многие из вас мечтают получить высшее образование. Очень хорошо делаете, учитесь. Без знаний, без науки никаким хозяйством мы не сможем управлять. Но не забывайте, что без вас управляться с делами в колхозе вашим отцам и матерям, братьям и сестрам будет трудно. Поэтому, лучше, если мы будем действовать по обстоятельствам. Вот, все вы знаете одну из передовых механизаторов нашего колхоза, на "отлично" закончившую школу — красавицу Гульшен. — Гульшен покраснела и опустила голову. — Видите, она стала механизатором и в институте заочно учится. Может среди вас есть такие, которые последуют примеру Гульшен.