Советские художественные фильмы. Аннотированный каталог. Том 1. Немые фильмы (1918-1935)

— Может, ее в такси увезли?

— У нее болит голова. Домой уехала, — ответил я.

— Ах ты, жалость какая.

— Заболела бедняжка.

— Простыла, наверное, по утрам уже прохладно становится. Гульшен одета легко.

Надеясь, что Гульшен вот-вот приедет, я высматривал ее на дороге до самого вечера. Но ее не было.

Уже к вечеру, после работы, я сел на Йылдырыма и примчался домой. Я спешил и поэтому гнал коня галопом до самого дома.

На дверях висел замок, а рядом с ним белела какая-то бумажка. Это была записка Гульшен: "Я встретила машину, которая довезет меня до села. Захотелось увидеть родителей. Дня через два вернусь".

Вот и два дня прошло. Гульшен не приехала. Пять, шесть дней… целая неделя прошла. То, что Гульшен не возвращается, тревожило не только меня. Алтыхан-ага тоже волновался: тяжело вздыхал, но у меня ничего не спрашивал.

Мне приходили в голову разные мысли: не заболела ли? Или что-то случилось со стариками?

Вечером я вернулся домой, поел и, чтобы не было скучно, включил "Спидолу". Передавали эстрадный концерт, но музыку слушать не хотелось. Все мои мысли были о Гульшен…

На улице послышались чьи-то шаги. Сердце мое застучало, я резко поднялся. Улыбаясь, в дверь просунул голову наш почтальон Акмамед-ага.

— Здоровья тебе, сын дайханина! Повестку тебе принес из военкомата. Скоро солдатом будешь!

— А что, вызывают, Акмамед-ага?

— Да, сынок, вызывают. Послезавтра надо забрать вещички и явиться в военкомат. Вот повестка, — и Акмамед-ага протянул мне ее вместе с газетами. — Поздравляю, Якшимурад. Я тоже служил в Сибири. Служба дело хорошее. Ай, что там говорить, вот приедешь на место и сам увидишь. Не заметишь, как служба пролетит. А вернешься, бог даст, богатырем!

Я обрадовался, что почтальон зашел ко мне, и я смогу хоть ненадолго отвлечься от своих невеселых мыслей.

— Акмамед-ага, заходите, давайте посидим немного. Чаю выпьем…

— Спасибо, сынок. Сейчас у меня нет времени. Надо почту разнести. Я ведь только из села приехал.

— Акмамед-ага, а вы в селе Гульшен не встречали?

— Да нет. Только по дороге встретил Алем-ага, он куда-то вел верблюда… Ну ладно, Якши, счастливо тебе, а мне надо сделать много дел, пока люди спать не легли.

Акмамед-ага закрыл дверь и ушел. Я снова пробежал глазами повестку. Военный комиссариат недавно вызывал меня. Но о сроке призыва мне тогда ничего не сказали. Поэтому я решил, что раньше осени меня не призовут, и даже подумывал поступить на заочное отделение сельскохозяйственного института. Ну, что ж, значит, вопрос с институтом придется отложить на потом. Мне вдруг стало грустно. Я представил себе, что на целых два года уеду от Гульшен, не увижу Чагели, родителей, Йылдырым останется один. Но ведь я расстаюсь с ними не навсегда, да и Гульшен, наверное, будет ждать меня. Обязательно будет… А как же иначе, ведь никого кроме меня она не любит. Не будет же она вечно сердиться на меня за тот поцелуй? А если сердится и поэтому в Чагели не возвращается? Тогда я буду просить у нее прощения. С колен не встану пока не простит.

Я спрятал повестку в нагрудный карман рубашки и пошел к Алтыхан-ага. Он обрадовался, когда я рассказал ему о повестке.

— Счастливой службы тебе, сынок, и благополучного возвращения. Я очень привык к тебе и не знаю, как останусь без тебя, но служба — дело святое и исполнять его надо честно. Это наш долг земле, на которой мы живем с самого первого дня своего появления на свет… Завтра, говоришь, ехать надо? Ну, тогда я рано утром найду машину, которая отвезет тебя в село.

Я вернулся в дом. Но ни сидеть, ни лежать, ни читать, ни слушать радио не мог. Как слепой натыкался я на предметы в комнатах, не находя себе нигде места. А сердце разрывалось от тоски, как будто что подталкивало меня в дорогу. Больше терпеть я не мог. Мне нужно сейчас же отправляться в село. Но на чем? Машин нет, пешком далеко… Йылдырым… Я совсем забыл о нем. Вот бестолковый! Если б раньше о нем вспомнил, давно уже был бы на полдороге.

Я собрал кое-какие вещички в матерчатую сумку и пошел отвязывать коня, чтобы оседлать его и надеть уздечку. После того, как уехала из Чагели Гульшен до Йылдырыма руки не доходили. Едва я взобрался на него, как он завертелся подо мной на одном месте и стал рыть копытами землю, но прежде чем уехать, я завернул к Алтыхан-ага.

Он очень обрадовался, узнав, что я собрался уехать в село на Йылдырыме.

— Сынок Якшимурад, слава о твоем коне дошла до села. Все хотят видеть этого беднягу. Пусть люди узнают, что пропащий Йылдырым снова стал настоящим конем.

Провожая меня, Алтыхан-ага наказывал:

— Якши, если увидишь в селе Гульшен, скажи ей, пусть скорее приезжает. Нам ее очень не хватает.

Я ехал не спеша. Иногда пускал коня шагом, а кое-где рысью, редко переходя на галоп. Йылдырым чувствовал, что я не тороплю его, и шел в свое удовольствие, поэтому в селе я был, когда солнце стояло уже высоко. Едва я въехал на окраину нашего села, как увидел Алем-ага. Я слез с Йылдырыма и поздоровался с ним. Мне не терпелось спросить о Гульшен, но Алем-ага опередил меня и заговорил первым.

— Молодец, Якшимурад-джан, ты и правда сделал невозможное, это же настоящий Йылдырым, — сказал он и ласково погладил влажную шею лошади.

— Алем-ага, почему Гульшен на работу не возвращается?.. — не утерпев, спросил я, пытаясь что-то понять по его глазам.

— Гульшен-джан? — переспросил старик.

— Она уехала в дом мужа, — проговорил он виновато.

Я почувствовал, что мое сердце стучит где-то в правой ноге. Язык ворочался с трудом, и я еле-еле смог произнести одно слово:

— Навсегда?

— Да, сынок, навсегда. Ни я, ни мать не заставляли ее это делать, но ей, наверное, лучше знать. Родителям надо только одно: лишь бы дети были счастливы. Говорят, что парень исправился и стал совсем другим человеком… Дай им, бог, счастья!..

Горло мое перехватило, дышать стало нечем. Стараясь не показать, как мне больно, я стал подтягивать подпруги на Йылдырыме, долго возился. Тяжелая рука Алем-ага легла мне на плечи:

— Ну-ка, сынок, покажи людям, как скачет Йылдырым.

Я оглянулся, а вокруг меня собралась целая толпа. На душе потеплело, как от солнечного луча в ненастную погоду. Я вспрыгнул на Йылдырыма. Встав на дыбы, конь заржал, люди расступились, давая дорогу, и Йылдырым галопом рванулся вперед. Словно желая показать на что он способен, конь летел во всю мочь. Копыта выбивали дробь, которую было слышно повсюду. Стар и млад во все глаза смотрели на нас словно зачарованные. Мне показалось, что в толпе людей стоит и Гульшен, стоит и смотрит, как я мчусь по дороге, прижавшись к Йылдырыму.

Перевод В.Топорковой

Огултач Оразбердыева

Огултач Оразбердыева вошла в большую литературу с повестью "Утро моей жизни", которая носит автобиографический характер.

Это произведение издавалось на родном языке и дважды на русском. За эту повесть писательница удостоена премии Ленинского комсомола Туркменистана. Затем один за другим выходят ее сборники рассказов "Женщина с характером", "Золотой колос", "Черные очи", "Высокие-высокие тополя" на туркменском языке.