Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

СТИХИ ИЗ ПИСЕМ ГВАРДИИ ЛЕЙТЕНАНТА ЛЕОНИДА РОЗЕНБЕРГА

Леонид Осипович Розенберг родился в 1924 году. Школьные годы провел в Москве. В 1938 году его отец, служащий, был репрессирован и погиб.

В 1942 году Леонид вместе с матерью эвакуировался в Новосибирск и там кончил десятый класс. Вскоре был мобилизован и направлен в артиллерийское училище, из которого в звании лейтенанта отбыл на фронт. Был командиром огневого взвода, командиром противотанковой батареи, адъютантом командира полка. Геройски погиб 1 августа 1944 года. Похоронен в селе Тилжи, Латвийской ССР. Местный пионерский отряд носит имя Леонида Розенберга.

С детства Леонид увлекался литературой, много читал, рано начал писать стихи. На Втором всероссийском конкурсе юношеского литературного творчества получил первую премию. Несколько его стихотворений было напечатано, одно — положено на музыку.

Во время войны иногда писал матери стихотворные письма, иногда вкладывал в конверт стихи, написанные в короткие минуты боевого затишья.

571. «Проходит неделя, проходит другая…»

Проходит неделя, проходит другая, И третьей место дают, умчась… Пишу письмо тебе, дорогая, Сегодня в свободный час. Сумерки подкрались за порошею, Темнеет за окнами улица снежная. Я хочу сказать тебе самое хорошее, Самое ласковое и нежное. Я знаю, одна в этот вечер, Не зажигая огня, Опустив усталые плечи, Ты грустишь, вспоминая меня. Вспомнишь детство мое, годы школы, Юность начатую мою. Вспомнишь, сердцем грустя невеселым, Нашу маленькую семью. Снег и вечер тебе напомнят То, что было словно вчера, В тишине наших маленьких комнат Те далекие вечера. А потом бомбежки, тревоги. Вспомнишь — тень пройдет у лица. А там дороги, дороги Без края и без конца. Куда нас с тобой не бросало, Лишь голову только нагни, И вспомнятся рельсы, вокзалов Мелькающие огни. В дороге случалось нам туго, Но легче в невзгоде вдвоем, Как два закадычных друга, Мы делились последним куском. И так же на равные части Мы честно в невзгоде любой Горе свое и счастье Делили между собой. Пока ощущали мы рядом Материнской заботы тепло, Нам казалось, что так и надо И иначе быть не могло. Лишь когда повернет жизнь иначе, Начинаем мы понимать, Как это много значит, Когда рядом с тобою мать. Когда горесть узнаешь разлуки И с тоскою смотришь назад, Снятся нам материнские руки, Материнские снятся глаза. В мороз, в непогоду, в ненастье, Возвращаясь усталый с пути, Какое большое счастье Письмо из дому найти. И тотчас же с первых строчек, При коптилке, в мерцанье свечи, С детства милый, знакомый почерк Взглядом радостным различить. И я в бою неустанном, В беде и невзгоде любой Пронесу своим талисманом Святую твою любовь. Я вернусь. С добытой победой, Сквозь невзгоды и смерти промчась, Я к тебе невредимый приеду В долгожданный, заветный час. Я возьму тебя в свои руки Так, как могут лишь обнимать Сыновья после долгой разлуки Наконец обретенную мать. И счастливая и молодая, Все печали оставя в былом, Ты сядешь со мною, родная, За праздничным нашим столом. Так будет — я верю и, веря, Всё пройду и перетерплю. Уж скоро на горле зверя Мы смертельную стянем петлю. А пока пуст и темен твой вечер. Бродит вьюга, огни затая… До свиданья, родная, до встречи, Единственная моя. 8 марта 1943

572. АРТПОДГОТОВКА

Часы в руке у генерала. Ждут у орудий номера. За стрелками следя устало, Он тихо говорит: «Пора». Качнулось небо в редких звездах, И, ветви елей шевеля, Разорванный метнулся воздух, И тяжко дрогнула земля. За муки родины любимой, За слезы русских матерей Рванулся в ночь неумолимый Огонь тяжелых батарей. Он темноту ночную выжег, Но снова залп и вновь другой… Зарницы орудийных вспышек Дым заволок пороховой. У раскалившихся орудий Горячая работа шла. Оглохшие от гула люди Разделись чуть не догола. Во имя праведного мщенья В расположении врага Бушует смерч уничтоженья, Огня и стали ураган. В залог успешного похода Огонь преграды все прорвет. На штурм поднимется пехота, И ринутся полки вперед. 1944 Действующая армия

573. «На отвоеванном вчера лишь полустанке…»

На отвоеванном вчера лишь полустанке, Решив отметить дело наших рук, В накуренной, натопленной землянке Мы у огня уселись в тесный круг. Трофейного вина достали мы к обеду (Поскольку утром выпили свое) И выпили по стопке за победу И за друзей, погибших за нее. Потом решили: каждый пусть из нас Поднимет тост заветный самый свой, А пить всем вместе каждый раз. Так порешили мы между собой. В землянке не подняться в полный рост, Но всё ж, когда, за друга пригубя, Я в свой черед сказать был должен тост, Я встал и поднял чарку за тебя. Кругом на много верст легли снега, Метели все дороги замели, Где мы с боями шли, гоня врага, С родной своей измученной земли. А там, началом всех земных дорог, Началом нашего победного пути, Лежит Москва, которую не мог Я в этом тосте словом обойти. Люблю его я, город наш большой, И улицу, где маленький наш дом, К которому привязан я душой За то хотя бы, что живешь ты в нем. С работы, знаю, вечером идешь И посмотреть торопишься скорей — Найдешь мое письмо иль нет В почтовом ящике, что у твоих дверей. Я знаю, что тревожит твой покой, — Боишься ты всем существом своим Застать письмо с моею почтой полевой, Но писанное почерком чужим. Опасен и суров солдатский путь, И матери солдата тяжело. Умей надеяться и мужественной будь. Пройдет беда, как многое прошло. Должна счастливой быть судьба у нас с тобой. Я верю в жизнь, и ты со мной поверь. Пройдут бои, пройдет последний бой — Я неожиданно твою открою дверь. Пропахнув порохом, и дымом от костров, И пылью всех исхоженных дорог, И запахом всех четырех ветров, Я отчий свой переступлю порог. За этот час, заветный этот час, Когда обнимет каждый мать свою, В огонь и воду мы идем сейчас, И не страшна нам смерть в бою. Руками волосы мне теребя, Заглядывая ласково в глаза, Ты скажешь, что сегодня для тебя Такой же я, как много дней назад. За праздничным столом в счастливый этот вечер, От счастья своего хмельной слегка, Я за тебя, за нашу встречу Свой первый подниму бокал. И сразу вспомнится, как в маленькой землянке, В которой не подняться в полный рост, На отвоеванном у немцев полустанке Я поднял за тебя когда-то тост. Кругом на много верст легли снега. Под ними пепел сел, изрытые поля. А там, на западе, в неволе у врага Лежит и ждет родимая земля. И нам пора вперед. Не затихая, Идет упорный, беспощадный бой. Далекая моя, родная, Со мной иди и будь моей судьбой. 29 марта 1944 Действующая армия

КЛЯТВА ВОИНА-ГЕРОЯ ЯКОВЛЕВА

В дни сталинградских боен на одну из стрелковых рот внезапно напало 18 фашистских танков. Среди бойцов наступило замешательство. Но секретарь ротной комсомольской организации Яковлев, взяв противотанковые гранаты, побежал вперед и взорвал головной танк. Яковлев упал, сраженный пулями. Увлеченные его примером бойцы забросали вражеские танки гранатами и стремительной атакой опрокинули вражескую пехоту.

После боя в медальоне Яковлева была найдена записка с клятвой.

574. МОЯ КЛЯТВА

Я — партии сын, и Отчизна мне мать, В бою я не буду назад отступать, А если погибну в жестоком бою, Скажите словами народу: Он честно, достойно отдал жизнь свою В сраженье с врагом за свободу. Ноябрь 1942

ПРИЛОЖЕНИЕ

АРОН КОПШТЕЙН

Арон Иосифович Копштейн родился в 1915 году в Очакове. Отец его учительствовал в начальной школе, потом служил ночным сторожем. В 1920 году он умер от голода. В том же году умерла от сыпного тифа мать. Оставшийся сиротою мальчик был принят в детдом. Живя в детдоме, Арон Копштейн окончил семилетку и поступил на завод учеником калильщика. Одно из первых стихотворений Копштейна было опубликовано в заводской многотиражке. В 1933 году А. Копштейн выпустил первую книгу стихов «Хотим, стремимся, можем» на украинском языке. С тех пор книги поэта выходили почти ежегодно. В 1934 году появился сборник «Разговор», в 1936 году — «Улица Щорса», в 1937 году — «Источник», в 1938 году — «Государство солнца» и первый сборник стихов на русском языке «Радостный берег». Копштейн нередко сам переводил свои стихи на русский язык.

Стремление продолжать учебу привело Копштейна в 1939 году в Москву, в Литературный институт. Но в мирные студенческие будни врезалось зловещее слово «война». Арон Копштейн вместе со сверстниками Николаем Отрадой, Сергеем Наровчатым, Иваном Бауковым, Михаилом Лукониным и другими отправился добровольцем на финский фронт…

Он погиб, спасая раненого друга, 4 марта 1940 года на Суо-Ярви, Петрозаводского направления.

Посмертно в Киеве в 1941 году издали седьмую книгу Копштейна — «Синее море».

В 1956 году в Москве был выпущен сборник стихотворений А. Копштейна, переведенных на русский язык.

575. ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ ГОД

1

Падает тень бомбовоза На черную землю крестом. Всадники скачут. Пыль пролетает степная.

2

У самого Черного моря раскинулся город Херсон. Детство мое, улица Насыпная. Что я запомнил? Серую воду Днепра. Взрывы снарядов, плач сумасшедшей старухи. Кровь на прибрежном песке. Хриплые крики «ура». Сырость подвала, матери теплые руки. Над городом хмурым сдвигаются тучи и гром, На расстояньи годов кажутся тучи стальными. Так начинается память о детстве моем. Тяжко топочут солдаты. Дети бегут за ними. Так начинается память о детстве моем. Глупое сердце мое сжимается острой бедой. Остроконечная каска, штык за плечом, Фляга, налитая нашей днепровской водой. Как тяжело восходить раненой алой заре! Звезды на штык напоролись. В небе снарядная копоть. Стража на Рейне! Зачем ты стоишь на Днепре? Стража на Рейне!.. Тучи, ветер и топот.

3

Память моя, Посмотри не глазами ребят, Память моя, отчетливей будь и огромней. Вот говорит солдат, Слушает тоже солдат. — Товарищ, но что я запомню? Ночи слепые, Четкий, холодный расстрел На рассвете, Погрузку пшеницы в вагоны. (Молнии в небе — сверканье невиданных стрел, С запада — туч эшелоны, По крыше стучит однообразно вода, Только и слышишь, что капли бегут да бегут…) Вот говорит солдат, Слушает тоже солдат. — Товарищ, и я не могу! Наши штыки заржавели — хоть чисть, хоть не чисть — От крови горячей. И сердце, ты слышишь, устало. Я не могу! Товарищ, ведь я металлист, Я не убийца, Я знаю повадку металла. Может быть, завтра семью расстреляют мою… Я не могу, мой товарищ, Ты слышишь, ты слышишь — довольно! Зачем мы, как тучи, проходим в солнечном этом краю?.. (В казарме — казенная полночь. Солдаты заснули — сто десять голов Однообразных — Стриженых, бритых, квадратных.) Слышишь — Сгущается шепот. Уже не услышишь слов. Медленно слушает ратник. Солдаты спокойно лежат — к голове голова. Шепчут они. Генерал не услышит слова.

4

И вот в приднепровский город приходят красноармейцы — Наши простые ребята в порванных сапогах. И нам показалось: Солнцу скажешь: «Засмейся!» — И ляжет улыбка на сыпучих песках. Красноармейцы ушли. С ними пошел мой брат. Товарищи провожали, мама желала счастья. Красноармеец Копштейн не возвратился назад. (Что ж, я недаром служил на Дальнем Востоке в мехчасти.) Яков, мой брат, ты в Варшавском уезде зарыт, В польской земле, в неоплаканной братской могиле. Яков, мой брат, Твое тихое имя звенит В сердце моем, в поступи нашей и силе. Ты лежал не в гробу, Ты без гроба лежал на земле, На зеленой земле ты лежал и смотрел на сумятицу облак. Вот я вырос, и детство мое видится в пасмурной мгле, Но забыть не могу этот дальний негаснущий облик. Я присягаю тебе, Яков, убитый мой брат, Сердцем моим и стихом, пулеметом моим и мотором, Что никогда не пройдет немецкий солдат, Что никогда не пройдет японский солдат Над нашей рекой, По нашим горячим просторам!

576. ОККУПАЦИЯ

Мне снилось детство — мой печальный дом, Колючий куст, заглохший водоем. Мне снилась родина. И тиф сыпной Шел по Волохинской и Насыпной. Мне долго снилась горькая вода. Солдаты пели: «Горе — не беда». И шли по улице. И версты шли. Тяжелые. Покорные. В пыли. Я помню эту улицу. По ней Вели усталых, выцветших коней. Мне снились заморозки на заре И полночь, душная, как лазарет. Еще я видел желтые листы. И ты мне снилась. Ты мне снилась. Ты. Всю ночь чадили свечи, и всю ночь Тебе хотел я чем-нибудь помочь. Но ты спала, подушку обхватив, И жег тебя горячкой черный тиф. Как я забуду этот бред и зной, Немецких офицеров за стеной. Был вечер. Ночь. И умирала мать. Зачем я должен детство вспоминать?