Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Советский ас Александр Клубов
Шрифт:

Когда друзья узнали о том, что Мария ждет ребенка, они начали всячески ее опекать, снабжать мочеными яблоками и соленьями, причем в таком количестве, что большую часть из них пришлось отправить в полковую столовую.

Автору этих строк довелось много раз беседовать с Марией Кузьминичной в 1990-х годах. Я помню: когда она говорила «Сашенька Клубов», то неизменно улыбалась, и как будто падал на ее лицо теплый грустный отсвет из далекого фронтового прошлого.

Отмечала она и обостренное чувство справедливости, импульсивность, что, бывало, ставило Александра в непростое положение. М.К. Покрышкина вспоминала, как Клубов на базаре перевернул лоток спекулянтов арбузами. Рассказывала о том, как в Черниговке он с товарищами однажды зашел в церковь. После службы подошел к священнику, резко сказав ему, что

тот отсиживается в тылу, когда другие воюют на фронте. И вдруг на рясе батюшки летчики увидели орден боевого Красного Знамени. Оказывается, священник был награжден за участие в партизанском движении. После этого летчики подружились с батюшкой и не раз вели беседы у него дома. Кстати говоря, по воспоминаниям Марии Кузьминичны, после войны на кремлевских приемах Покрышкин часто подводил к их столу Патриарха Московского и всея Руси Алексия I и о чем-то с ним разговаривал.

...Добрым словом Мария Кузьминична поминала всегда и еще одного боевого товарища Клубова — Виктора Жердева, умницу и весельчака. К январю 1945-го командир первой эскадрильи, гвардии капитан Жердев имел на своем счету 17 сбитых немецких самолетов. 12 января, в первый день стратегической Висло-Одерской операции, он был подбит зенитным огнем, тяжелораненым на горящем самолете приземлился в расположении противника. Немцы сорвали с него гимнастерку с орденами и закололи штыками.

В начале февраля 1944-го Покрышкина неожиданно вызвали из Черниговки в Москву, в Главный штаб ВВС. «Отвоевался ты, Александр Иванович. Тебя отзывает Москва. Едешь на выдвижение. Поздравляю!» — объявил ему комдив И.М. Дзусов. Командующий ВВС А.А. Новиков, лично наблюдавший бои Покрышкина на Кубани, планировал назначить его начальником отдела боевой подготовки истребительной авиации с присвоением генеральского звания. Беспокоила командование и информация о том, что немцы прилагают большие усилия для того, чтобы заманить лучшего советского аса в воздушную «засаду» и сбить, как его друга Вадима Фадеева.

Но Покрышкин заявил, что с фронта до конца войны он не уйдет. А жене, которая приехала с ним в столицу, сказал: «Хожу по кабинетам, а сам все время думаю: как там в полку без меня? Если моих ребят посбивают, пока я здесь интервью даю, потом до конца жизни не смогу жить со спокойной совестью».

Командующий вскоре предложил Александру Ивановичу возглавить знаменитый 9-й гвардейский полк после гибели его командира Льва Шестакова. Покрышкин соглашается, но с условием — взять с собой свою слетанную восьмерку. В итоге Новиков в апреле назначает его командиром 9-й гвардейской дивизии. И.М. Дзусов направлен с повышением командовать авиакорпусом.

Александр Клубов в это время находится в Закавказье, куда снова добирались не без труда поездами на перекладных. Но вот и Южный Кавказ с его незатемненными городами и красочными базарами. Союзники затягивали поставку «Аэрокобр», ожидание затянулось почти на два месяца. Клубов вместе с Федоровым, Трофимовым и Жердевым отправляются в запасной авиаполк подбирать кандидатов в свою часть, летали с ними, проверяя технику пилотирования, вели учебные воздушные бои. И в результате подобрали хорошую группу младших лейтенантов. Один из них — Андрей Иванков — стал потом ведомым Клубова.

Наконец самолеты прибыли, однако летчики узнали, что и эту партию могут передать другому полку. Этого гвардейцы уже не могли стерпеть. К.В. Сухов писал: «Нас тревожило свое: дома нас ждут и молодежь «безлошадная», и многие «старики», чьи истребители так поистрепались в горячих сражениях, что годятся разве что в утиль». Сев в кабины якобы для проверки двигателей, по команде старшего группы гвардии капитана Ивана Олефиренко они пошли на взлет. Все 12 «кобр» успешно приземлились в Черниговке. Дзусов, которому шли телеграммы о самовольном вылете группы из его «дикой дивизии», бушевал минут десять, а затем спокойно сказал: «А все же молодцы: самолеты пригнали. А они нам очень нужны! При такой плохой погоде огромное расстояние преодолеть и ни одного самолета не поломать — настоящие орлы!»

В апреле дивизия была готова к боевым действиям. В феврале Клубов получил орден Александра Невского, 13 апреля вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему звания Героя Советского Союза. В один из тех дней он и был запечатлен корреспондентом на

крыле «Аэрокобры». Богатырски подбоченясь, с планшетом в руке, со Звездой Героя на груди он широко улыбается в объектив.

Покрышкин, вернувшись из Москвы, отвел душу и показал в одном из полетов сложный пилотаж на бреющем, у самой земли, в перевернутом положении «на спине». Командование, которое стремилось всячески ограничить риск для прославленного героя, было встревожено. Но асы не могут без риска: такая уж у них природа.

1944 год — год десяти «сталинских ударов» Красной армии, окончательно сломивших военную машину нацизма. Инициатива полностью перешла к командованию нашими войсками.

Из 376 дивизий противника 257 находились на Восточном фронте, причем 207 из них были немецкими. Из 32 танковых дивизий 25 также были задействованы на советско-германском фронте. Однако наступать они уже не могли. Командование вермахта, как советское руководство в 1942-м, было введено в заблуждение относительно направления нашего главного удара. Мы ударили не на юго-западе, а в центре Восточного фронта, разгромив летом в ходе операции «Багратион» сильнейшую немецкую группу армий «Центр». В этой операции вновь ярко блеснул полководческий дар К.К. Рокоссовского.

А первый «сталинский удар» был нанесен в январе войсками Ленинградского и Волховского фронтов. 27 января в Ленинграде был дан салют в ознаменование окончательного снятия блокады.

Александр отправил письма на станцию Понтонная — матери, на Фарфоровский Пост — сестре Алевтине, на Загородный проспект — девушке Лиде, на улицу Крупской — жене брата Николая — Полине. С 1941-го он не имел о них никаких сведений.

К.В. Сухов вспоминал:

«— Вот и «настроение» идет! — вскакивает на ноги Володя Душанин и, широко шагая, торопится навстречу почтальону Ане Родниковой, выполняющей эти обязанности «по совместительству»: основная ее специальность — мастер по вооружению.

— Письма, ребята! Письма! — И начинает Аня выкрикивать фамилии.

Кто был на войне, тот помнит, тот хорошо знает, как ждали фронтовики вестей от своих близких.

Добровольные помощники вызвались содействовать Ане в ее благородном деле: дублируют, громко называют фамилии счастливчиков — и «треугольнички» быстро находят своих адресатов. Ребята уединяются, с какой-то жадностью, с упоением читают каждое слово, каждую строку, выведенную рукой близкого, дорогого человека. Одни улыбаются, другие хмурятся, третьи — сосредоточенно строги, четвертые чем-то взволнованы, обескуражены. Эмоции!.. Не всем приносят такие долгожданные письма радость и удовлетворение. Нередко несут они и тревогу, и печаль, и горе. Война!..»

Александр писем из Ленинграда не получал. Связь с братом Алексеем также прервалась. Можно представить себе его настроение в такие минуты.

Некое трагическое предчувствие всегда жило в его душе. К.В. Сухов описал в своей книге случай, когда во время затишья авиаторам в клубе давали концерт. Артисты где-то задерживались. «И вдруг на авансцену вышли два Героя Советского Союза — Александр Клубов и Николай Лавицкий. И заполнили паузу импровизацией. Лавицкий хорошо играл на гитаре, а солировал — Клубов.

Целый час выступал этот своеобразный дуэт, исполнил несколько романсов; потом поочередно Николай и Александр читали стихи...

Клубов прочитал на память пушкинские стихотворения. Потом читал Блока — «Русь» и «На поле Куликовом». Затем вдвоем с Лавицким исполнили песни на стихи Есенина. Они пели «Клен ты мой опавший», и многие в зале плакали: здесь были и воины разных возрастов, и эвакуированные, и местные жители — и у каждого был свой клен».

1944 год. 10 марта при перегонке новых «Аэрокобр» погиб Николай Лавицкий. Высота полета из-за низкой облачности была всего 300—400 метров. В левой плоскости самолета произошло короткое замыкание, вспыхнул пожар. Летчик принял решение немедленно произвести вынужденную посадку, но огонь уже ворвался в кабину. «Кобра» ударилась о землю под углом, на высокой скорости. Более ста воздушных боев провел Николай Лавицкий, сбил 20 немецких самолетов, а погиб из-за технической неисправности. Такова была судьба летчика... В летной куртке рядом с офицерским удостоверением личности и партийным билетом нашли конверт с надписью «Память Смоленщины» (родина Лавицкого), в который был вложен осенний кленовый лист.

Поделиться с друзьями: