Совок 12

Оценив жертву Лиды, я решил рискнуть и ограничиться только её профессиональным мнением. К тому же, я и сам давно не новичок в уголовном процессе, и сейчас просто хотел подстраховаться. На предмет некоторых нюансов в реалиях нынешнего правоприменения. Что ни говори, а в прошлой жизни этого времени, прожженным юристом я еще не был.

— Мне, душа моя, и твоего экспертного заключения более, чем достаточно! — доверительно положил я руку на шикарный попец Лидии Андреевны Зуевой, — Нет, Лида, не проси, не пойду я к тёте Ире! Ты мне гораздо больше нравишься! Ты во много раз красивее и табачищем у тебя изо рта не воняет! Давай, поцелуемся?

Постепенно моя любимая начальница успокоилась и моим мифическим тяготением к Алдаровой меня уже не попрекала. Минут за пять обсудив какие-то мелкие детали, мы с Лидой попрощались и я пошел к себе. А Зуева, благосклонно позволив пометить себя поцелуем в щеку, стала собираться домой.

Перед дверью квартиры старшего советника юстиции Эльвиры Юрьевны Клюйко я стоял уже через сорок минут. Жила она от Октябрьского райотдела недалеко, но какое-то время я потратил на приобретение цветов. Выбор флоры был по-советски небогат и мне пришлось довольствоваться примитивными гвоздиками. Которые в моём сознании еще в той, в прошлой жизни, крепко застолбились в качестве похоронного реквизита.

Звонить подруге перед выходом из РОВД я не стал. Чтобы не дать ей возможности отказать мне в гостеприимстве. Вдоволь нахлебавшись кипящего молока в обществе внезапно взбесившейся Лиды, теперь я предусмотрительно дул на воду. Так-то Эльвира спокойнее и уравновешеннее Зуевой. Особенно, когда дело касается взаимоотношений со мной. Но прогнозировать эмоции беременной женщины, да еще в сторону оптимизма, по моему скромному мнению, занятие весьма неблагодарное. И оттого чрезвычайно рискованное.

Но нет, встречен я был милостиво. Скажу больше, Эльвира Юрьевна была мне рада. Особенно её умилили собственноручно сотворённые мной голубцы. Удостоив неприцельным поцелуем в висок и отправив меня мыть руки, сама будущая мать направилась на кухню.

Я с немалым удивлением отметил, что сейчас Эльвира гораздо больше походит на обычную среднестатистическую домохозяйку, нежели на сурового важняка из Генпрокуратуры. Я и раньше знал, что обмануть природу невозможно, а теперь убедился в этом воочию. В очередной раз. Из хладнокровной и безжалостной волчицы, моя любимая женщина постепенно начала превращаться в нормальную и уютную бабу. В тёплую и мягкую. И я никак не могу сказать, что мне это не нравится!

— Неделю тебя не видел, но как ты изменилась! — восхищенно поцокав языком, приобнял я сзади свою икряную самку, — Попа стала ядрёней, а титьки и вовсе бомба!

Я с уважительным вожделением почтил грудь Эльвиры наложением рук.

И, что меня несказанно порадовало, не был в следующую секунду послан вдаль. Как это было в половине случаев прежде.

Стоя у плиты, моя старшая любимая женщина контролировала процесс разогрева принесённой мною еды.

— Голубцы-то кто готовил, небось Пана Борисовна? — переворачивая деревянной лопаткой разогреваемый продукт на сковородке и снисходительно улыбаясь, поинтересовалась Клюйко, — Ведь не Лиза же?

Не знаю почему, но я почувствовал себя уязвлённым. Самым натуральным образом. Быть может, потому, что был потенциально готов и имел все необходимые навыки и способности, чтобы воспроизвести для этой женщины более изощренные кулинарные изыски.

— Довольно обидно мне от тебя такое слышать, Эля! — отпустил я из своих пригоршней задорно торчащие, хоть и заметно потяжелевшие сиськи. И отодвинул свой эрегированный пах от дорогой мне задницы, — При моих к тебе чувствах, солнце моё, воспринимать это горько и даже оскорбительно!

— Я самым святым готов поклясться тебе, любовь моя, что к этим голубцам ни Пана, ни, тем более, Лизавета, даже пальцем не прикоснулись! Почему ты подвергаешь мои слова сомнению? — с жаром и преисполненный неподдельной искренностью, возмутился я, исподлобья взирая на ненаглядную.

— Странно, вроде не врёшь! — внимательно посмотрев в мои глаза, еще раз уколола меня своим удивлением беременная прокурорша. И, повернувшись к плите, выключила конфорку, — Готово, садись за стол, ужинать будем!

После обильного обеда в райотдельской столовке я еще не успел проголодаться, о чем и сообщил хозяйке. Сказав, что пока готов удовлетвориться чаем.

Когда расцведавшая лидину стряпню Эльвира, принялась меня хвалить за кулинарный талант, я скромно потупил глаза. В том, что восхищается она от души и непритворно, я ничуть не сомневался. Уж что-что, а в приготовлении вкусной еды, превзойти мою начальницу, если и возможно, то только с очень большим трудом.

Сегодня я осознанно решил остаться с ночевкой. В отличие от Лидочки, Эльвира не страдала навязчивой идеей склонить меня к сожительству под одной крышей. Поэтому я пошел против своих принципов и ссылаясь на то, что соскучился, попросился на постой.

Прокурорша в ответ только хмыкнула и сложив посуду в раковину, подпалила конфорку под чайником.

— Не боишься разорваться? — нависнув надо мной сидящим, она погладила меня по голове, — Ты же понимаешь, что твои подружки теперь от тебя просто так не отстанут? Я Наташку с пелёнок знаю, она девка настырная. И, если что себе в голову втемяшит, то уже не отступится! Не боишься, что её папа тебя со свету сживёт? — Эльвира с материнским сочувствием еще раз провела ладонью по моей макушке, — Ты имей в виду, Серёжа, Копылов в этом городе многое может!

Спокойный тон и разумное хладнокровие, с которым сейчас высказывалась моя подруга, никак не вязались с объективной реальностью и её положением в этой самой реальности. В моём представлении, будучи осведомлённой о большинстве моих пассий и находящаяся в гормональной нестабильности, Эльвира Юрьевна должна была сейчас визжать и топотать ногами. А вместо того, она, можно сказать, сопереживает со мной и проявляет родственное сочувствие.

— Боюсь я только одного, Эля, — за талию подтянув Клюйко поближе, я усадил её к себе на колени, — Я боюсь, что ты родишь мне сразу тройню. А потом всех трёх оставишь мне и упылишь в свою Москву!

Ответить мне она не успела. Хотя уже и открыла рот. Наш семейный диалог был прерван трелью телефонного звонка. Моя непорожняя марьяжница неохотно слезла с моих коленок и пошла к телефону. Походкой, которая показалась мне не той, что была раньше. Эта походка выглядела менее изящной, чем прежде, но нравилась она мне гораздо больше.

— Да, Григорий Трофимович, у меня! — не поздоровавшись, ответила она, — Сейчас!

Подозвав меня к себе призывным жестом, Эльвира протянула мне трубку, — Севостьянов тебя!