Совок 2

Чтобы парням было, чем заняться, я вместе с инструкциями выдал им список Шиндлера из октябрьской прокуратуры. С приложением в виде шести повесток старшего следователя Вдовина. Взбодренному удачей Вове, да еще с машиной под задницей, большого труда не составит доставить все эти повестки адресатам. А мне сейчас время очень дорого. Неделя у меня предстояла сложная и поэтому я решил изо всех сил расстараться, чтобы все успеть. А заодно и в обществе вести себя крайне прилично. То есть, тише самой стоялой воды и ниже свежеостриженного газона. И без того на меня поглядывали в райотделе с нездоровым специфическим интересом. А отдельные товарищи и вовсе с откровенной ненавистью. А сие для меня совсем нехорошо…

— Да, Володь, — вспомнил я о необходимых рычагах, которые скоро мне понадобятся, — Ты собери мне все установочные данные на этого чудо-литейщика Аверьяныча. Семья, дети, внуки. Кто где живет, работает и учится. А, если совсем мелкие, то в какой детский сад их водят. И срок тебе на все — про все, два дня, включая сегодняшний! Понял?

Вова сказал, что понял и обязательно все сделает вовремя. Хотя было видно, что на самом деле ничего ему не понятно. Да и бог с ним, так оно даже и лучше, лишь бы он все выполнил как следует.

Обед в столовой РОВД уступал по качеству тому, которым меня сейчас бы кормила Боровикова. Но на то я и офицер советской милиции, чтобы стойко переносить такие вот тяготы и лишения своей службы. В гордом одиночестве за своим столиком я просидел недолго. Я еще разбирался с салатом, когда меня почтила своим присутствием следственная мадам с капитанскими погонами. Алдарова Ирина Витальевна, кажется. Старший следователь из когорты моего летающего недоброжелателя. Места за соседними столами были, но она почему-то приперлась за мой. Что бы это значило? Не на дьявольское же обаяние неуживчивого юноши с летёхинскими погонами польстилась эта матерая тетка с прокуренными зубами и не менее прокуренным голосом.

— Привет! Можно к тебе? — уже поставив на стол свой поднос и усаживаясь напротив, вежливо поинтересовалась капитанша, — Приятного аппетита! — дружелюбно оскалясь, продолжила нечуждая столовому этикету желтозубая дама.

— И вам хорошо покушать! — без особого задора и радости проявил я взаимную вежливость.

А на первую ее фразу я просто пожал плечами, понимая, что на самом деле, мое согласие ее мало волнует. Интересно, что это? Начало паломничества казачков-разведчиков из стана Ахмедханова? Если так, то плохой это признак. Такая тщательная осада и неизбежно последующие в ее русле всевозможные интриги, это нехорошо! Их блокировка потребует от меня слишком большого расхода мозговых усилий, времени и нервов. А этого я себе позволить пока не мог. И без того много забот, поглощающих весь мой интеллектуальный ресурс и силы. Да плюс еще работа, которой меня решил подзагрузить товарищ майор Данилин.

— За что это в тебя так Талгат вцепился? — без всяких прелюдий вывела меня из задумчивости мадам Алдарова. Даже не потрудившись как-то завуалировать свой, а вернее, не свой и очень нездоровый интерес.

— Какая кошка между вами пробежала? — продолжала лезть в душу старшая следачка, — Что-то личное? — ковыряясь вилкой в своей капусте, не унималась Ирина, вроде бы Витальевна.

Поскольку я тоже был занят тем, что поглощал рассольник, то мое молчание вызывающим пока не выглядело. Тем не менее, долго молчать у меня не получится, тетенька эта, милой зайкой никак не выглядит и откровенным хамским игнором ее бы лучше не раздражать и против себя тем самым не настраивать. Но и раскрывать душу, поваживая ее на дальнейшие исповедальные и абсолютно бестактные расспросы, мне тоже совсем не хотелось.

— Личное, — печально вздохнул я, соглашаясь с любезно предоставленным мне предположением этой любопытной мадам, — Талгат Расулыч отчимом мне приходится, — я опять тяжело вздохнул, — Но не ладим мы с ним. Давно уже не ладим. А мамка моя из-за всего этого очень сильно переживает. Вот он и нервничает! Злится на меня он за это сильно.

Выдав опешившей бабе свою сокровенную семейную тайну, я энергично принялся за гуляш с подавленной картошкой. Привычный и размеренный прием пищи у меня сегодня был напрочь сорван. В то, что эта беспардонная капитанша удовлетворится уже полученными от меня сведениями о нашей с Ахмедхановым частной семейной жизни, я почему-то не верил.

Выданная мной доверительная информация, отсрочила дальнейшее наше общение с приставучей женщиной всего на три минуты, в которые я с поеданием второго блюда уложиться не смог.

— Мне кажется, что ты все врешь, Корнеев! — неизменной женской фразой, уже преследующей меня полжизни, припечатала мою сговорчивую совесть Алдарова, — Женщину вы с ним делите! А Элька, она баба, конечно, не первой свежести, но на твою мать все же по возрасту не тянет, — убежденно сама себе проговорила застольная разведчица, — И официальную жену Талгата я тоже знаю, и также знаю, что у них не сын, а дочь! — окончательно разметала она мое родство со своим непосредственным начальником. — И вообще, в райотделе ходят слухи, что Эльвира вам обоим мозги крутит и, что это из-за нее Талгат на тебя кидается! — уверенно подвела черту дотошная женщина-следователь. В общем-то совсем недалеко отклонившись от истины.

Я опять равнодушно пожал плечами и мотивированно оправдал свое безмолвие неторопливым употреблением киселя. Мой обед подошел к своему завершению. Теперь я имел все основания необидно для собеседницы прервать её развед-опрос и покинуть, как столовую, так и эту следственную даму. Весь необходимый ритуал мною был соблюдён, а значит, повода злиться на себя я ей не дал. И это даже очень хорошо! Впрочем, чего это я! Туплю! Или старею? Когда это настоящей и уважающей себя женщине, нужны были осмысленные поводы, чтобы обоснованно возненавидеть мужика?! Н-да…

Из столовой я прямиком пошел в кабинет, так как надо было определяться с делами. Дверь оказалась незапертой. За моим столом сидел незнакомый мужик, одетый по гражданке. И гражданка эта была не самого лучшего фасона и состояния. Да и сам мужик был под стать своей одежонке. Какой-то помятый и явно с похмелья. Но самая главная беда была в том, что он курил. И судя по тому, что курил он, держа окурок в стоявшей на столе пепельнице, находился он не за моим, а за своим столом. По всему выходит, что передо мной сейчас и есть тот самый капитан Копейкин. То есть, Каретников, который.

— Это ты, что ли мой стол занял? — хмуро глядя на меня, поинтересовался дымный персонаж, — Тебе, сынок, взрослые разве не говорили, что нельзя чужие места занимать, а?! — по всем знакомым мне признакам, мужик был с крепкого похмелья.

— Не я себе рабочее место определял! — утратив доброе послеобеденное настроение, огрызнулся я, — Куда меня начальство посадило, там и работал.

Мои оправдания, по всему судя, мужика не убедили. Душой и взглядом он не помягчал. Находясь в рассеянной задумчивости, алкаш, а теперь я в этом уже не сомневался, забыв про дымящийся в пепельнице окурок, закурил следующую сигарету. На лежавшее перед ним открытое уголовное дело он не смотрел, он смотрел в выдвинутый ящик стола. Теперь уже опять его, а не моего стола.

— А где? — в меня уперся мутный и отнюдь не благожелательный взор. — Где мои вещи, я тебя спрашиваю?! — обуреваемый похмельным синдромом индивид ковырялся в моих глазах вопросительно-обличающим взглядом.

— Не успел, сука, в отпуск отлучиться, как уже все вещи расп#здили! — с убитым видом горевал мой коллега по следственному ремеслу. — Что-ж, бл#дь за жизнь-то такая?! — безотрадно обратился через окно к мартовской улице разочаровавшийся в измельчавшем человечестве капитан Каретников.