Совок 4

Когда под самое утро у меня заплескало в ушах и я поднялся для похода в туалет, то едва ступив за дверь, оказался на полюсе вечной мерзлоты. По квартире гулял уличный сквозняк. Но был и плюс в донельзя простывшей квартире. Вчерашним дымом теперь не пахло. Сверкая голыми пятками, я сначала метнулся к балконной двери, а потом к кухонному окну. Закупорил их на все шпингалеты и только после этого посетил секретное помещение. Выйдя из туалета, я пошел добирать недоспанное. Согревала мысль, что впереди у меня было два дня выходных.

В очередной раз я проснулся, когда за окном уже было светло. Часы показывали десять с минутами. Хотелось пить и я, памятуя о ледяных полах, достал из-под кровати тапки. Откупорившись из теплой спальни и выйдя в коридор, ощутил, что квартира почти прогрелась. Шагнув в сторону кухни, я услышал из-за ее закрытой двери голоса. Сначала напрягся, потом отмер. Голоса были женскими. Вслушавшись в них, встревожился и опять застыл. Кроме голоса Левенштейн, я услышал Зуеву и, кажется, Татьяну. Ту самую, которая Липатникова и которая судья. Стало до коликов в животе понятно, что это утро для меня добрым не будет. Обнадеживало лишь то, что ни визгов, ни криков, ни плача оттуда не доносилось. Слов было не разобрать, но все трое, вроде бы разговаривали без мата и ругани.

Возвращаться за штанами я не стал. Во-первых, Левенштейн меня в неглиже уже наблюдала. Во-вторых, и Татьяна, и Лида меня видели и менее одетым. И в-третьих, никого из всех троих я не приглашал. Паны, впрочем, это не касается, она здесь хозяйка. Все эти три довода и не заспанный за ночь вчерашний нервно-суетливый день, подстегнули мою расшатанную психику. И я, дернув на себя ручку кухонной двери, шагнул в проём, как в полымя.

Прежде, чем принять участие в дискуссии, взял с плиты чайник и убедившись, что он не с кипятком, наклонил его в свой рот. Пока пил, скосил глаза за холодильник. На табуретке, которая там стояла, вполне могла находиться и Эльвира Юрьевна Клюйко. Или Нюрка Злочевская. То есть, кто угодно, из числа способных, злоупотребив своим служебным положением, отыскать моё лежбище.

— Сергей, ну ей богу! Ну ты штаны хотя бы надел! — неодобрительно покачала головой Пана Борисовна. — Ладно я, но Лида и Таня! Нехорошо, Сергей! — было заметно, что тетка совершенно искренне не одобряет мой слишком домашний костюм.

Даже через пелену своего раздражения я отметил крайне удивившее меня обстоятельство. Зуева и Липатникова смотрели на меня без вполне объяснимой для этой ситуации бабьей злобы. У обеих были глаза, наполненные состраданием. Как у добрых тёток со швейной фабрики, посетивших подшефный детский дом. Интересно, чего же такого им наговорила Пана? Если они вместо того, чтобы в едином порыве рвать друг другу космы, а мне выцарапывать глаза, смотрят на меня томно, как две недоенные коровы?!

— Лидочка и Танечка тебе покушать принесли, а ты перед ними без штанов! — опять взялась поучать меня Пана, — Нехорошо, Сергей! Сходи, оденься!

Ну уж дудки! Если поведусь и оденусь, тогда не избежать длительных посиделок с разговорами по душам. И с разбирательством, кто кому и кем приходится. А это мне ни к чему. Иногда длящаяся неопределенность сохраняет женщинам нервы и, соответственно, душевное здоровье. Поэтому, исходя исключительно из гуманизма по отношению к Зуевой и Липатниковой, я, подтянув ногой из-за холодильника стул, расположился за столом.

— Давайте свою еду! — согласился я, — Что там у вас?

Девки и тут не сплоховали. В том смысле, что, выпав из анабиоза, не впали в агрессию. Каждая из своей котомки начали доставать завернутые в полотенца банки и судки. Делали они это с позитивной целеустремленностью.

На завтрак мне были ниспосланы танины отбивные с еще теплым пюре и творожная запеканка. А еще был лидин борщ в банке и печеночные котлеты. Но без улыбки судьба не обошлась, гарниром к печеночным котлетам было всё то же пюре.

Теперь самым главным было всё это съесть. Если я что-то оставлю несъеденным, то тем самым сильно обижу ту, которая это приготовила и принесла сюда. И встретила здесь, мягко говоря, не только меня. Ни Зуева, ни Липатникова в качестве оскорбленных фурий мне не нужны. Я с мольбой посмотрел на ту, которая здесь по-любому была за меня. Пана с осуждающим укором покачала в ответ головой.

— Таня, Лида, — оглядела она с легкой стеснительной улыбкой моих правоохранительных подруг, — Можно я к Сереже присоединюсь? Позавтракать не успела, а от ваших разносолов такой аромат!

Барышни еще больше засуетились, раскладывая и разливая еду на двоих по тарелкам. Которые доставали с полок шкафа, умудряясь при этом не сталкиваться. Друг на друга они не смотрели, но столовые приборы и предметы посуды передавали друг другу вполне спокойно.

Пока мы с Паной насыщались, Зуева и Татьяна стояли. Одна у окна, вторая у плиты. В духовке которой я вчера оставил остывать Владимира Ильича.

Я ел сосредоточенно и молча, а Пана нахваливала кулинарное творчество внезапно припёршихся девиц.

— Чай или кофе? — непонятно к кому обратилась Зуева.

Левенштейн, дождавшись, когда я попрошу чай, изъявила желание выпить кофе. Старательная активность претенденток на лейтенантскую душу и тело опять уравновесилась. Девки засуетились каждая над своей чашкой. Судья готовила чай, а начальница кофе. А мы с Паной заговорщицки переглянулись. Я был признателен этой женщине. В первую очередь за участие в поедании того, что нанесли девки. Пана мужественно подчищала со своих тарелок всё, что они ей щедро наложили. И я почти наверняка знал, что завтрака она сегодня не пропустила. Потому что Лев Борисович в одиночестве давно уже не завтракал.

Молча прихлебывая кипяток, я поочередно рассматривал Татьяну и Лиду. И, если Лида отвернулась и смотрела в окно, то Таня взгляда не отводила и пыталась что-то высмотреть в моих глазах.

Подходил момент, когда надо было, придерживаясь прежде принятой тактики, говорить «Спасибо!» и удаляться. Либо продолжать спать в спальню, либо на длительные водные процедуры в ванную. Ни в коем случае, нельзя им давать возможность начать прояснять ситуацию до полной определенности. В этом случае через полчаса-час, из квартиры в слезах выйдет очень обозленная на меня женщина. А это вам не полковник Мелентьев, это покруче будет.

— Благодарю за завтрак! — я строгим взглядом, чтобы не расслаблялись, оглядел Лидию и Татьяну, — Чертовски болит голова! — повернулся я травмированным затылком сначала к одной, потом к другой. — Прошу извинить, но я должен пойти прилечь!

Я сделал шаг к коридору, но Лида преградила мне путь.

— Подожди! Я тебе обезболивающее принесла! — с этими словами она метнулась в коридор к вешалке.

— И я тебе лекарства принесла! — очнулась Татьяна, — И элениум, чтобы лучше спалось. Только не больше двух таблеток за раз! — и тоже сквозанула вслед за Зуевой.