Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Современная болгарская повесть
Шрифт:

Так что кто-то из моих ребят и есть для меня самый: лучший человек, только кто — не знаю.

Но еще раньше встретил я еще одного человека, самого лучшего — товарища Караджова. В 1947 году он работал в лесхозе над Чепеларе. Сейчас он пенсионер, живет в Пловдиве».

А парнишка, у которого в день, когда нашлась готовальня, появился над бровью пластырь, написал: «Хороших людей мало, но только каждый старается казаться хорошим».

Долго сидела я над этим листком. Перечитывала, и спрашивала себя, как же до сих пор жил этот мальчик, отчего так быстро и жестоко состарилась его душа? И мне вспомнились глубокие овраги

под Галатой. Дед, у которого мы покупали арбузы, объяснил, что когда-то там текли тоненькие весенние ручейки, но в лесхозе не догадались вовремя засадить берега.

Михаил вернулся после полуночи. Я слышала, как он, пыхтя, снимал в прихожей тяжелые сапоги. Чтобы не будить меня, он просил оставлять ему в кухне ужин и обязательно сегодняшние газеты.

16

В техникуме ждали прибытия инспекторов…

Этих людей я боюсь еще со времен учебы в пловдивской гимназии. Я сидела на второй парте и помню, что на инспекторских уроках у учителя геологии дрожали руки, а молоденькая химичка непрерывно ковыряла ногтем мел, так что он сыпался на рукава наших черных халатиков.

Первыми появились инспекторы по математике и электрооборудованию. Учительская замерла. Чехлы на креслах, выстиранные по этому случаю, вместо уюта вносили напряженность и праздничную неловкость. Красивая математичка явилась в сиреневом габардиновом костюмчике и с высокой прической, укрепленной бесчисленным количеством шпилек и тонкой корочкой лака. Потом мы узнали, что урок у нее прошел отлично, только вначале она слегка смутилась, словно гастролирующее меццо-сопрано, как язвительно уточнил историк Тодоров.

А инспектора по болгарскому языку все не было…

За эти три дня суховатые и четкие советы Кирановой стали раздражать меня и казаться преднамеренно двусмысленными. Не было у меня сил и выслушивать успокаивающий дружеский шепот старой Андреевой. Я вбила себе в голову, что от протокола инспектора будет зависеть все. И моя судьба тоже, особенно если учесть предстоящее в техникуме сокращение.

Я и сейчас думаю, что, пожалуй, было бы лучше, если бы первый инспекторский визит на урок молодого учителя был внезапным, безо всякого предупреждения. По крайней мере учителю не останется времени на страх и всякие глупости.

Вот именно, глупости. Как-то ночью, не в силах уснуть, я вдруг спросила себя, а что если я хорошенько прорепетирую в моей группе какой-нибудь урок, а на следующий вечер преспокойно повторю его в присутствии инспектора. Я даже представила себе листочки с готовыми ответами на вопросы, которые я бы заранее раздала ученикам. Все было легко и просто, я перевела дух и удивилась, почему мне раньше не пришла в голову эта мысль.

Михаил спал, и я расстроилась, что некому рассказать о моем открытии. Да, так я и сделаю. Напишу ответы и завтра же раздам их — Филиппу, Семо Влычкову, Мариану, а потом… Да, с какими глазами приду я потом к себе в группу? Все я обдумала, все до мельчайших подробностей, только не это — как я потом приду к себе в группу под взгляды тридцати человек?..

Хорошо, что Михаил уже спал.

Инспектор по болгарскому языку приехала в четверг. Я представляла себе сердитую седую особу с пронзительным взглядом и была несколько ошарашена, когда директор подвел ко мне подвижную улыбающуюся женщину в водолазке и темных толстых очках.

— Товарищ Чавдарова, — официально представил ее директор.

— Очень приятно, —

ответила я. Вообще-то я стараюсь не употреблять эту фразу, но сейчас я произнесла ее, отчетливо сознавая, что уже в эту первую секунду нашего знакомства я вполне искренна. Группу я не предупреждала, хотела, чтобы по крайней мере учащиеся не дрожали раньше времени. Но кто-то все же принес в класс эту тревожную весть. Когда мы вошли, вся группа лихорадочно листала учебники, а доска светилась, старательно, по-ефрейторски надраенная. Инспекторша по-свойски уселась на последнюю парту и улыбнулась мне оттуда.

Первым я вызвала Филиппа. Ах, если бы всегда, пока я буду учителем, в моем классе был хоть один такой Филипп. Спокойный и внешне чуть медлительный Филипп, который, отвечая, сплетает перед грудью пальцы и взвешивает каждое слово, прежде чем его произнести.

Я поставила ему шестерку и вопросительно взглянула на последнюю парту. Наверное, вот так же после каждого исполненного произведения посматривает на своего профессора пианистка, дающая первый самостоятельный концерт. Инспекторша одобрительно кивнула.

Я открыла журнал, и в классе стало так тихо, что было слышно, как потрескивает клей в корешке обложки. Мои взрослые ученики знали, почему я спросила именно Филиппа, знали и сейчас напряженно ожидали услышать имя второго, в которого я верю. Лучше всего было бы вызвать Семо Влычкова. Я была убеждена, что шофер ответит не меньше чем на пятерку и что эта пятерка может сыграть немаловажную роль при решении вопроса о сокращении. Пригнувшись под тяжестью нависшей тишины, группа ждала, когда прозвучит имя второго, в которого я верю.

И внезапно я почувствовала, что эта минута решающая не только для меня, но и еще для одного человека. Я закрыла журнал и вызвала к доске того самого парнишку, над чьей бровью в день, когда нашлась готовальня, появился пластырь.

— Почему вы вызвали именно его? — спросила инспекторша, когда мы спускались в учительскую. — Неужели вы не знали, что он еле-еле ответит на тройку?

— Знала…

— Так что же?

— Можно я отвечу на этот вопрос при вашем следующем посещении? — упрямо сказала я.

В учительской одиноко закусывал старый инженер, преподающий горные машины, он галантно уступил нам угол, где стояли кресла. У меня было «окно», и я со стесненным сердцем представляла себе все, что мне придется выслушать от инспектора за сорок пять минут.

— Урок прошел хорошо, — бодро начала она.

Темные стекла очков мешали понять, успокаивает она меня или говорит правду.

— Даже очень хорошо для молодого педагога. Новый материал вы подали, как бы это сказать, пламенно. Вы всегда так работаете?

Испуганная, я беспокойно ожидала, чем окончится это введение!

— Однако мне кажется, было бы неплохо, если бы вы выделили еще две-три минуты на обобщающие вопросы по новому материалу.

Начинается.

— У меня все, — неожиданно проговорила инспекторша, сняла очки и улыбнулась. Глаза у нее были карие, с чуть расширенными зрачками.

Я облегченно откинулась назад, еле успев превратить вздох в неясное и неуместное «спасибо».

Потом, не знаю уж, как это получилось, мы заговорили о путешествиях. Впрочем, говорила больше она. Я всегда думала, что люди, у которых есть слабость рассказывать о своих поездках, в конечном итоге только для того и ездят, и что еще там, на ленинградских мостах или на улицах Дубровника они с наслаждением представляют себе восхищенные взгляды своих будущих слушателей. Но у инспекторши рассказы были совсем другие.

Поделиться с друзьями: