Современная дРама
Шрифт:
Щелчок пряжки ремня. Ткань нижнего белья в сторону. И меня коснулось его желание, непоколебимое, сильное напористое. Я обмякла в руках мужчины, а он, схватив меня за бёдра, опустил. Я взвизгнула, забилась в накрывающей агонии наслаждения. Он дёрнулся. Я в унисон. А потом рывок и постель холодит спину. Ник нависает надо мной, не разрывая нашего контакта. Задирает платье, проводит по животу пальцами. Его рука скользит выше, ладонь накрывает грудь. Я сжимаюсь вся внутри, требуя чтобы он двигался. Но он медлит, доводит до исступления, когда я готова выть от желания. И он подаётся вперёд… Назад…
Я тяну его футболку наверх. Мне хочется
— От тебя летним лугом пахнет, колокольчиком… — он все ещё лежит сверху, закутывая в своё тело, не даёт двинуться. И дышит в шею, ласкает языком. Желание, ещё несколько минут назад удовлетворённое, урчащей кошкой свивается внизу живота.
— А от тебя зимним костром… — мой голос тих, зачем-то я ловлю его взгляд, он проводит пальцем по моим губам размыкая их.
И потом он не уходит. Ложиться рядом, притягивая к себе, дышит, целует, гладит. Я несмело отстраняюсь.
— Зачем? — он всматривается в мое лицо, подозреваю пытается разглядеть предвестников дамской истерики. Но я лишь улыбаюсь.
— Душ… — противозачаточные это конечно вещь, но раз в год и лопата огнестрелом оборачивается.
— Не позовёшь? — он приподнимает бровь и демонстративно заостряет внимание на моей груди.
— А ты хочешь? — с сомнением спрашиваю, ища тапочки.
— Я сегодня только начал, — он встаёт с постели и проводит пальцами мне по спине. Я вздрагиваю. — Идём в большую ванную…
Под звуки воды, что заполняет ванну, Никита расстёгивает мое платье. Я стою лицом к огромному зеркалу, когда бретельки скатываются с плеч, начинаю нервничать. И смущаться.
То есть переспать с человеком, которого сутки знаешь-не стыдно, а раздеться перед ним стыдно? Я затыкаю сварливое бурчание в голове и продолжаю наблюдать, как Ник касается моих плеч, жестко проводит по позвоночнику, от чего вся кожа воспламеняется. Один щелчок и лиф расстегнут. Я обнимаю себя, стараясь укрыться. Но Никита лукаво улыбается, подводит меня ближе к зеркалу, откидывает мои волосы вперёд, я выдыхаю…
— Согласись, нереально заводит? — спрашивает он, наклоняясь к моему уху, но глядя в глаза через зеркало. Меня словно током пробивает и я не понимая, что творю, слегка повожу бёдрами. — Алис… Руки…
Он поддевает мою ладонь, вынуждая разомкнуть объятья. Накрывает полушарие, сдавливает, второй рукой стаскивает кружевной низ. Я переступаю с ноги на ногу, освобождаясь…
А потом ночь на смятых простынях. Его хриплый голос…
— Не закрывайся от меня… — дорожка поцелуев до груди, стоны, снова его желание, мое согласие… — Алис, ты меня с ума сводишь…
Утро наступило. По ощущениям- на меня. Я выпуталась из одеяла, осоловело дергая его за все концы. А когда освободилась из плена…
Никита спал, занимая всю кровать. Причём полностью нагой. И я такая же. Воспоминание хороводом, как бабки на Масленицу, пронеслись, оставив после себя возбуждение.
Вот тебе и три раза за ночь, однако.Я ещё раз взглянула на спящего мужчину. Да, хорош он не только внешне, но и в принципе, поэтому надо валить. Сразу уточню, что куда, а не кого. В режиме электровеника я собрала шмотки, схватила Ириску и, мельком глянув на часы, которые заискивающе просимафорили начало десятого, бесшумно вышла из спальни. Потом подумала, что удалиться по-английски совсем свинство, чиркнула на клочке бумаги пару слов и, вернувшись, положила на тумбочку.
Такси приехало быстро и я, подхватив сумку, собаку и валенки, выскочила на террасу. Не заметила хозяина дома, который пил кофе.
— Золушка, валенки оставь…
Я непонимающе уставилась на Толика, а тот пояснил:
— В сказке у принца была туфелька, а ты оставь хоть один валенок, надо же Никитке как-то тебя искать…
Я махнула рукой, наскоро поблагодарила за выходные, ещё раз поздравила с помолвкой и убежала по тропинке. Несчастьем оказалось, что по пути до машины я все же выронила один валенок.
Глава 9
— Да, София Марковна… — я зажимала трубку на плече, ища в недрах багажника машины подруги чёртову коробку карточек с именами гостей.
За прошедшую неделю меня вымотало и потаскало. Олеся не слезала с меня со своей свадьбой, которая «будет скромненькой». Что в ее понятии скромность я не догадывалась. А вот ресторан на двести человек, цветы из Голландии и «золотое» по денежным меркам платье, пролили свет на лицемерие подруги.
Не смотря на организатора, который тоже был в мыле, мне доверили занятия всякой мелкой, но нужной чепухой. Вот эти карточки, например, которые от меня требовала мать невесты, кудахтая в телефон.
Я вытащила небольшую коробку и, подняв подол атласного платья лилового цвета, припустила в летних туфлях на шпильках по заснеженной тропинке до загородного комплекса, где и располагался ресторан. Один из трёх.
— Алиса, — Софья Марковна нервировала меня больше, чем ее дочурка, — поторопись сейчас кончится аперитив и гости…
— Тетя Софа! — рявкнула я, поскальзываясь. — Если вы не перестанете меня подгонять, я вообще не дойду, а лягу в сугроб…
Мне пробурчали, что, дескать, сначала позабывают важные вещи, а потом психуют. Я скинула звонок и поднялась по ступеням к дверям. Не обращая внимания на толпу народа, у которых в оставшихся двух залах тоже были какие-то мероприятия, я пробилась к гардеробу и пихнула свою шубу улыбчивой девушке. Выкорчевалась из толпы и, выворачивая ноги от налипшего на каблуки снега, устремилась на свадьбу подруги.
Не пройдя и десяти метров, каблуки подложили свинью и запутались. Я нелепо взмахнула руками, сжимая в левой коробку и влетела в спину мужика в сером пиджаке. Он инстинктивно дёрнулся, развернулся и попытался схватить меня за плечи.
— Алис… — голос бывшего мужа заставил туфли блюсти честь и перестать выкаблучиваться. Я подняла глаза на своего спасителя и расплылась в дружелюбной, как мне казалось, улыбке.
Вообще, после того ночного разговора меня так хорошо попустило, словно я стала втихую покуривать траву. Хотя подозревала, что дело в животворящем … Кхе-кхе… В одном айтишнике, с которым мы больше не виделись и не собирались разрушать эту традицию. Мы оба получили то, что хотели. К чему нагромождать? Поэтому ни звонков, ни сообщений. Лишь приятная истома воспоминаний.