Современная румынская пьеса

П е т р е с к у. Как же мы были молоды тогда!

С т о я н. Знаешь, я его как-то встретил, Дэрнеску.

П е т р е с к у. Да ну?

С т о я н. По-прежнему элегантен, бодр. Тюрьма спасла его от цирроза и холестерина… Когда в шестьдесят четвертом его освободили, он стал работать бухгалтером-экспертом — в этом деле он кое-что смыслит. Теперь на пенсии… Выжил в классовой борьбе. Знаешь, что он мне сказал? «Господин Стоян, перед вами я готов снять шляпу. Я признаю себя побежденным, вы осуществили то, что нам было не под силу». Лицемер проклятый…

П е т р е с к у. Отчего же — он был искренен. Мне он сказал то же самое.

С т о я н. Когда? Где?

П е т р е с к у (жестко). В тюрьме.

Во дворе. Входит Т и б е р и у М а н у — суетлив, но элегантен. Портфель туго набит. Видит О л а р и у.

М а н у. Он здесь? Здесь? Привет, Василе.

О л а р и у. Здравия желаю, товарищ Ману.

М а н у. Как дела? (Тихо.) Что это взбрело ему в голову? Созывает нас, словно… Наорал на меня по телефону… Комната была полна народу, а то бы я ему ответил… Бывают же люди — никак не могут свыкнуться с мыслью… что все кончено. Ну был ты тем, кем был. Страна, партия признают твои заслуги, ценят тебя, а теперь занимайся своим делом и другим не мешай.

О л а р и у (сквозь стиснутые зубы). Катись-ка ты отсюда, а то я тебе физиономию разукрашу.

М а н у (теряется от неожиданности). Кто вам позволил! (Берет себя в руки.) Надо же… Ну погоди, товарищ Олариу, мы еще с тобой поговорим!.. Может быть, заведующий уездной столовой по-прежнему считает себя полковником Госбезопасности? Который творил, что хотел. Завтра с утра явишься ко мне! (Уходит.)

М э р и е ш. Деловой человек этот товарищ Ману. Любую проблему может решить. Уезд знает как свои пять пальцев.

О л а р и у. Да, деловой человек.

В доме. Торопливо входит М а н у, словно бежал всю дорогу. Увидев П е т р е с к у, растерялся. Не знает, с кем первым здороваться.

М а н у. Здравия желаю, товарищ профессор… Здравия желаю, товарищ Стоян. Извините, что не мог сразу приехать — как раз шло заседание бюро. Надо было послушать, какие будут задания, разъяснения…

С т о я н. Неужели ты не член бюро?

М а н у (отчужденно). Будто вы не знаете?.. Сейчас выдвигают молодые кадры, с высшим образованием. Необыкновенные люди. А нас потихоньку-полегоньку… Диалектика…

С т о я н. Своим блестящим анализом ты все расставил по своим местам. И чем же ты занимаешься?

М а н у. Я секретарь Уездного совета.

С т о я н. Тогда какие могут быть жалобы?

М а н у. Я — жалуюсь! Когда это было, товарищ Стоян? Конечно, задачи перед нами поставлены грандиозные, и мы стараемся не ударить в грязь лицом. План капиталовложений по уезду выполнен на сто семь и шестьдесят пять сотых процента, по зерновым — только на девяносто девять и семьдесят пять сотых процента — это из-за дождей… Вступила в строй величественная плотина Дорна Маре…

С т о я н. Знаю. Разве не вы пригласили меня на торжественный пуск?

М а н у (смеется). Ну конечно… Кому же, как не вам, присутствовать при таком событии.

С т о я н. И чего ты подхалимничаешь, Ману? Теперь это вроде ни к чему.

М а н у. Товарищ Стоян, вы несправедливы… Многие товарищи с глазу на глаз говорят… (Меняет тему.) Вам здесь нравится? После того как вы уехали из этого дома, мы решили превратить его в Дом приезжих для партработников… Но, как видите, почти ничего здесь не изменили… Когда будете ужинать? Я распорядился…

С т о я н (внезапно). Ману, почему ты стал коммунистом?

М а н у (смеется, уж очень нелепым кажется ему вопрос). Товарищ Стоян…

С т о я н (серьезно). Я тебя спрашиваю всерьез. И без лозунгов. Или без лозунгов — ты не умеешь?

М а н у (неожиданно искренне и серьезно). Потому что встретил тебя. (Испугался.) Извините, пожалуйста, но в подполье мы были на «ты».

С т о я н (после паузы, грустно). А потом ты перешел на «вы»…

М а н у (искренне). Ну а как же иначе?! Ведь существует дисциплина, иерархия…

С т о я н (очень тихо). Да…

М а н у. Как мог я позволить себе на заседании в присутствии посторонних сказать вам «ты»! Так знаете до чего можно докатиться! Иногда… Другой раз, с глазу на глаз, может, и вырывалось (смущенно) «ты»… (Радостно.) И я отметил, что вы не превратились в формалиста.

С т о я н (очень тихо). А может, я просто не замечал…

М а н у (смеется). Э-хе-хе… (Опять застенчиво.) Разве ты можешь чего-нибудь не заметить. (Взволнованно.) Я много раз вспоминал и даже жене рассказывал… Кризис тридцать третьего года. Я — подмастерье, неотесанный деревенский парень. Меня бьют все, кому не лень. Никто на меня не обращает внимания. Девушки в том числе. Однажды ты застал меня в цеху. Я был один…

С т о я н. И ревел.

М а н у. Нет, не ревел, хотя готов был зареветь. Я в чем-то ошибся, у меня из зарплаты вычли восемьдесят три леи, а хозяйка грозилась выгнать меня с квартиры, если я с ней вовремя не расплачусь. Ты меня пригласил к себе. Вы с Мартой еще не поженились. Просто… жили… вместе. (Быстро.) Конечно, тогда не было условий. (Неожиданно глаза его наполнились слезами.) Ах, эта ночь! Мы ели хлеб, обжаренный в подсолнечном масле, и запивали липовым чаем… Тогда я впервые услышал имена Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин… У меня словно пелена упала с глаз… Да, да, знаю — это лозунг. Мне… сам не знаю почему… всегда трудно было выразить, что я чувствую… Всеобщая забастовка. Вы взобрались на груду лома. Я и сейчас слышу ваш незабываемый голос: «Где это сказано, что одни должны владеть всем, другие — ничем!» Потом сигуранца {92} , пытки… Я язык готов был проглотить, только бы ни одного слова не вымолвить… После всего, что вы для меня сделали, я был бы последним подонком…

92

Сигуранца — государственный орган, призванный защищать буржуазный порядок, наподобие царской охранки.

П е т р е с к у. Правда, этим, из сигуранцы, все давно было известно…

М а н у (взволнованно кричит). А мне какое дело? Во всяком случае, не от меня!.. И когда меня всего в крови принесли в камеру…

С т о я н. Ты, как в бреду, повторял: «Они ничего из меня не вытянули, ничего…»

М а н у (с глазами, полными слез). И ты меня поднял на руки, как ребенка…

С т о я н (вдруг, как и тогда, обнимает его, гладит по волосам). Эх, Тиби, Тиби… А ты располнел…

М а н у. Сидячий образ жизни… заседания… заседания…

В эту минуту на улице появляются д в а м о л о д ы х п а р н я, они тащат тяжелый ящик.

П е р в ы й р а б о ч и й. Долго еще нам надрываться?

В т о р о й р а б о ч и й. Мы уже на месте. Вот он — Дом приезжих. Как назло, сломался грузовик, пришлось на себе тащить этакую тяжесть.

П е р в ы й р а б о ч и й. Ну давай, последний рывок.

В доме.