Современная румынская пьеса

М а р к у (хватает кипу газет, чтобы унести в соседнюю комнату, проходя). Там, в горах, было очень холодно. И вьюга. Ясные дни выпадали крайне редко. Но зато ударял такой мороз, что нельзя было отделить одну банку консервов от другой даже штыком. В сильные морозы мы тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. (Выходит.)

О а н а (улыбаясь). Он такой же человек, как мы все. Но у него слишком много воспоминаний. Впрочем, у кого их нет! Я тоже, помню, в те годы все ждала весточки от него; я тогда была беременна Меланией; изредка спускался с гор Онига и сообщал мне, что Марку здоров. (Берет несколько пакетов и направляется на кухню.) Я должна приготовить что-нибудь поесть, Онига может явиться с минуты на минуту. А поездка возбуждает аппетит… (Выходит.)

Почти тотчас же в дверях появляется М а р к у, подходит к Лии. Он несколько смущен.

М а р к у. Жена считает, что мы затеяли слишком большую суету, чтобы принять Онигу. Но разве это не естественно? Чего стоит дружба, если мы не в состоянии пойти на жертвы во имя ее? (Спокойно.) У вас есть друзья?

Л и я (уклончиво). Не знаю… Иногда есть, иногда…

М а р к у. Не понимаю!.. Друг — либо он у вас есть, либо его нет!

Л и я (коротко). Тогда — нет.

М а р к у. Это печально, не иметь друга.

Л и я. Я предпочитаю печаль другому чувству.

М а р к у. Какому?

Л и я. Чувству привязанности… Налагающему всевозможные обязанности.

М а р к у. А я люблю быть привязанным к кому-нибудь. И не считаю это обязанностью. Даже если, как вы хотели сказать, в подобной ситуации не может не возникнуть ощущения собственной зависимости.

Л и я. Я вижу, вы меня прекрасно поняли.

М а р к у. Понять-то я понял, но вы не правы. Мы живем среди людей, и никуда от этого не деться. Без друзей мы можем оказаться оторванными от всего… одинокими.

Л и я. А так вы чувствуете себя менее оторванным?

М а р к у. Ведь остается возможность диалога, не так ли?.. Убеждение, что ты все же не одинок…

Л и я. И вы не боитесь?

Пауза.

М а р к у. Бояться?.. Чего?

Л и я. Что вас могут предать.

М а р к у (глубоко вздыхает). Вы еще молоды, не можете понять, что иметь друга — это привилегия. Мы живем в преходящем мире и не можем себе позволить отречься от самого главного. Очень важно, когда есть человек, о котором думаешь, которому при случае придешь на помощь. Чтобы этот человек понял тебя, если ты чем-то недоволен или совершил ошибку.

Л и я. А почему надо совершать ошибки?

М а р к у. То у тебя неприятности, то тебе нездоровится… А еще можно ошибиться как раз тогда, когда надо на чем-то сосредоточиться, а ты думаешь…

Л и я. О своем друге.

М а р к у. Право же, вы шутите? Пауза.

Л и я. Да, я пошутила. (Ходит по комнате, заглядывает за ширму.) А здесь что?

М а р к у. Выход в сад.

Л и я (удивленно). У вас и сад есть?

М а р к у. Теперь он не наш. Сосед его отсудил. Вот мы и поставили ширму перед дверью в сад, чтобы его не видеть. Правда, мы сентиментальные провинциалы?

Г о л о с Л и и (из-за ширмы). У вас и шезлонг есть. (По-видимому, она села.) Он удобный. (Пауза. Громче, чтобы было слышно.) Правда, что товарищ Онига повредил ногу во время аварии?

М а р к у. Я вам не рассказывал, как это случилось? (Громче, так как не видит Лию.) Мы вместе ждали самолета. Онига должен был лететь за новыми указаниями. Было холодно, как всегда в горах, и никакой посадочной площадки. (Пауза. Улыбается воспоминаниям.) Итак, мы все ждали, я уж думал, никто не прилетит, и вдруг мы услышали! (Пауза.) Услышали шум самолета, сигнальный костер оглушительно трещал, и на узкую горную тропинку опустилась этакая отчаянно дребезжащая жестяная махина…

Появившийся на прежнем месте П е т р е стоит прислонившись к стене.

(После короткого колебания продолжает так же громко, делая вид, что не заметил сына.) А знаете, как много железа нужно для самолета? (Пауза.) «Онига, — сказал я ему, — побереги себя, а то эту жестяную птичку малость поела ржавчина…». (Пауза.) Затем я узнал, что у них была вынужденная посадка и что он в больнице.

Пауза. Петре, медленно спустившись по лестнице, выходит на авансцену.

(Окидывает его взглядом.) Ты все еще злишься?

П е т р е (с отсутствующим видом). Ну и что, если злюсь?

М а р к у. Могу я спросить… почему?

П е т р е (с тем же безразличием). Можешь.

М а р к у (мягко). И я могу надеяться на ответ?

П е т р е (глядит в окно). А что тут отвечать?

М а р к у (после короткой паузы). Вот как!.. Значит, и спрашивать нечего? (Несколько раздраженный молчанием Петре.) В наш просвещенный век все ясно, по крайней мере в этом отношении, да?.. Все наши намерения, все наши поступки не нуждаются в объяснении. (Наливает себе в стакан.) Как в шахматах — ходы противника выдают его намерения, так?

П е т р е (скучающе). Зачем нам?..

М а р к у. Зачем нам спорить? Это ты хотел сказать? (Торопливо, как обычно, когда нервничает.) Что в наше время порядочный человек задает вопрос не затем, чтобы получить ответ, а просто ищет повод для спора, так? (Рассуждает дальше.) И что я нарочно пристаю к тебе как банный лист, почему, мол, ты злишься, что тебе не нравится в Ониге?

П е т р е. Но я его даже не знаю.

М а р к у. Вот-вот! Ты его даже не знаешь! Чем же он тебе не угодил?

П е т р е (резко, но бесстрастно, как прежде). Я хотел бы, чтобы ты меня не пичкал всякой всячиной.

М а р к у. Подумать только, как он разговаривает!..

П е т р е. Чтобы мне не читали нотации по любому поводу — когда я пришел домой, когда ушел из дома, почему я поступаю так, а не этак, почему я не сделал того-то…

М а р к у (сдержанно). Ладно… ладно…

П е т р е. Не хочу видеть этой суеты, когда выхожу из своей комнаты. Хочу иметь возможность сделать хоть один шаг, не боясь испортить что-то, специально приготовленное к приезду великого строителя и друга Ониги; выпить хоть чашечку кофе, не опасаясь нарушить запас, приготовленный к приезду великого строителя и друга Ониги.

Пауза.

М а р к у (радуясь некоторому перемирию). Выпьешь что-нибудь? Кофе?

П е т р е. А Онига разрешит? (Продолжает, несмотря на недоуменный взгляд Марку.) Какого он мнения о Брижитт Бардо?