Современная румынская пьеса
Шрифт:
И р и н а. Держись!
Г о л о с Т и т у (борется с волнами). Я еще держусь, я еще надеюсь… наде…
Тишина.
И р и н а. Ты что-нибудь там видишь на берегу?
Г о л о с Т и т у. Плот! Я смастерю себе плот. И тихонечко усядусь на нем. Теперь у меня никаких забот нет. Я уйду в море. Плюну на все это и уйду в море. Сейчас… Сейчас… (Молчит. Потом другим тоном.) Море…
И р и н а (поет вполголоса). Баю-баю-баю-баю…
Титу появляется верхом на колодезном ведре, держась двумя руками за журавль, который то взлетает, то опускается.
Т
И р и н а. Издеваешься надо мной?
Т и т у. И не думал. Но у меня тут свежая вода, с самого дна колодца! Я ведь уже до колодца добрался…
И р и н а. Это колодец с нашей улицы.
Т и т у. На мое счастье, он оказался поблизости… Дерево унесло, а я прыг-прыг — и в гнездышко…
И р и н а. Да, там и впрямь было аистово гнездо. Глупый какой аист!
Т и т у. Вы когда-нибудь катались на колодезном журавле?
И р и н а. Как это?
Т и т у. Да так — когда ветер ударит, ведро вниз уходит и само воду набирает… А я в это время наверху. А как ведро начнет подниматься, я на другой край соскальзываю… Как по лезвию ножа… Так и езжу взад-вперед… Я вот что придумал, я ведро вверх дном переверну… А то очень уж мне не нравится, как оно само воду набирает. Не нравится чисто символически, понимаете?
И р и н а. Нет.
Т и т у. Да ведь это что может означать? Понимаете? Ведро, само достающее воду! Вот потом, когда-нибудь потом, я бы, может, этим и воспользовался… Когда тучи разойдутся… я набрал бы себе свежей водички, из самого родника… Можно, конечно, и из облаков… да ведь она только голову помыть годится…
И р и н а. А что это там скрипит?
Т и т у. Слышите, да? Все скрипит… И веретено, и колодезный журавль, и свеча… Все проявляет кипучую деятельность… И я проявляю… вверх-вниз, вверх-вниз… то я вверху, то я внизу, значит, куда журавль, туда и я… Это как если б господь бог надумал мною воду черпать… А наверху — красота, далеко кругом видно… весь… разгром… первый сорт!.. извиняюсь… нет, жаль, конечно… но в смысле природной стихии… Знаете, все скользит как по маслу… Первым классом! И все… вниз…
И р и н а. Вот мы каковы, висим на журавле и шутим!
Т и т у. Так ведь я и плакал уже и кричал… Что остается делать? А знали бы вы, что я тут вижу…
И р и н а. А что ты там видишь?
Т и т у. Все вижу, только спасателей не вижу… Все остальное — как на ладони… Я, знаете, обратил внимание, какое у нас благоустроенное село. Дома — один к одному… плывут. Вот дом Чупаги… с высокой завалинкой, деревянные поперечины и застекленная веранда… А вот дом Гуицы: резные подпорки, а в одной гвоздь торчит, чтобы на него зеркальце вешать, когда воскресным утром бриться выходил… а Луца ему из кружки поливала… Вот только окна повылетали. Вижу икону, написанную на стекле, святой Илья, кажется, двумя клячами правит, и телега по каким-то огненным облакам… Подушки вот, добротные. Луца их только-только набить успела… А вот дворец нашего Янка. Еще недостроенный, без крыши. И на стропилах пучок чебреца еще висит. Плывет себе, уплывает со всеми своими балками и палками. Привет! Все проходит передо мной, как в чудесном сне…
И р и н а. Одного только не понимаю. Как же они не устояли? Ведь не спичечные коробки!
Т и т у. А вы бы сверху посмотрели, как я… Тогда бы все поняли… Их било под основание. Под самое основание. Срезало у фундамента. Бревна с гор плывут, как бульдозеры. Деревья, вырванные с корнем. Балки, бревна, полозья от саней. Плывут и все сносят. Как бараны, бодаются. Все сметают на своем пути… Да тут и каменная крепость не выдержит… Ой-ой-ой, что это движется на…
И р и н а. На нас?
Т и т у. Ух, повезло вам. На соседний дом. Слушайте, слушайте!
Долгий треск и грохот.
Слышали? На дно пошел. Красивое зрелище. Жуткое.
И р и н а. Что это за грохот?
Т и т у. Это рушатся погреба и подвалы, веранды и фундаменты. А-а-а… Даже зевать хочется…
И р и н а. Ты что, зеваешь?
Т и т у. Кажется.
И р и н а. Тебе что, надоело рассуждать здраво? Поразительно. Все течет, а ничего не изменяется. У меня такое ощущение, что все остановилось. Ну, давай вместе зевать. Это ты хорошо придумал.
Т и т у. Вы когда-нибудь ругались с учительницей из второй школы, что на горе?
И р и н а. Почему вдруг — ругалась? Почему ты спрашиваешь?
Т и т у. Просто так, чтобы знать. Ее дом собирается зайти к вам в гости. Мне кажется, у нее зуб на вас…
И р и н а. Мы как-то с ней поспорили на совещании… Но не настолько… чтобы
мстить и преследовать…Т и т у. Жернов летит… как метеор… Школьные сочинения плавают вокруг… как детские пеленки… Ух ты! Молодчина! Вовремя свернул. В миллиметре от вас прошел. Добрая душа, ничего не скажешь. Да и мне здесь… на этой палке… повезло. Можно будет еще ведер двадцать набрать…
И р и н а (ребенку). А ты что молчишь?
Т и т у (то шепотом, то громко, меняя голос, словно пытаясь избавиться от какой-то навязчивой мысли).
Если в море ты держишь хотя бы мизинец — Это что-то уже! Это дамба. Суша распространяется С тонкой полоски земли, окруженной водою, И продвигать ее дальше — долг моряка, Рожденного здесь, на берегу, облепленном кораблями. Я был на дамбе, я был на дамбе, я сам был дамбой, Твердой сушей, сдерживающей воды. И вот выхожу я в открытое море, За собой оставляя Людей, покачивающихся в кастрюлях С веслами, то есть с огромными ложками, Которыми можно рубить, как в борще, Водоросли морские. Друзья, вам никак уже мне не помочь! Прощайте! Я вышел на битву Один на один с этой ширью. Оплеванный пеной, Бросаемый дикой волной, Верчусь, кувыркаюсь, барахтаюсь, рыпаюсь в море, Соленый свой пот добавляя к соленой воде.Ирина начинает прислушиваться к его словам.
Что бы вы там ни говорили — а в море есть горечь, С которою ваша желчь Не идет ни в какое сравненье, И есть в нем истинный гнев, как будто ему угрожают До дна его высушить, и есть в нем усталость От вечного, однообразного, скучного дела — Собой берега заливать и пугать оголтелых ворон…И р и н а. Эй, ты, послушай, что это за «истинный гнев» и что это за «желчь»? Не улавливаю смысла.
Т и т у.
И пора бы уж мне, заплывшему так далеко, Кого-нибудь или хоть что-нибудь встретить. Чтобы ударили в честь меня в колокола Или в раковины, что бронзы литой многозвучней, Чтобы морская пустыня мне честь воздала — Я, обросший ракушками, готов ее слушать, как эхо…(Слушает.)
Тишина.
Тишина. Только дамба за мной, разрушаясь, скрипит. Разрушенье — Единственный признак, единственный голос, Непонятный, невнятный, как на чужом языке… Слишком я далеко, чтоб надеяться на спасенье, Слишком много отверг кораблей, чтобы ждать с ними встречи. С неба — нечего взять, А земля — глубоко под ногами, А вода — мой враг, с которым я бьюсь до конца. Эта дамба — она со мною меня разлучила! Я рассеюсь, растаю вдали от людей, одинок, Я — толкнувший, продвинувший, вынесший в дальние дали Эту вымышленную линию, Горизонт. В жизни случаются непоправимые вещи. Вот последнюю смыло песчинку уже с моих ног… Но обязан я продвигать, продвигать неустанно — Эту дамбу, опережающую меня…