Современная румынская пьеса

Г о л о с Т и т у. Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку…

И р и н а. А петь ты стал гораздо лучше… Растешь! Слушай, может, ты — птица? Ну да все равно. Главное, чтоб кто-то слушал меня. Чтоб я могла с кем-нибудь словцом перемолвиться. А то вода, гляжу я, все поднимается, а плавать я совсем не умею… так что… Что за болтливость на меня напала!.. Сама не знаю, что это со мной… Вспомнила я историю о двух возлюбленных. Видишь, чем у меня голова забита! О двух любовниках, которые решили сварить себе кофе, поставили его на газовую печь и забыли. А кофе выкипел и залил пламя. Когда они это заметили, было слишком поздно. Это была чужая квартира, кто-то предоставил им ее на несколько часов и, уходя, запер ключом дверь снаружи… Когда они почувствовали в комнате газ, было поздно… Одно из свойств метана — парализующее. Сам видишь, что умираешь, находишься в полном сознании, только двигаться не можешь и все смотришь и смотришь, удивляешься и удивляешься… Когда их нашли, у них были такие удивленные лица, что пришлось вводить им инъекции для расслабления мышц, чтобы не хоронить их такими… удивляющимися… Так что… забыла, что я сказать хотела… мысль срывается… А, вот что, ты, парень, старайся улыбаться, не хмурься… все равно ничего путного не придумаешь… Слишком уж много мы хмуримся… морщим лоб. Да ты хоть слушаешь меня? (Прислушивается.) А может, это был вовсе и не он… он, поди, давно уж пропал… должно быть, померещилось мне, или то настоящая кукушка была?.. Кукушка… Ей-то что? Отложила себе яичко в чужое гнездышко и напевает мне тут, а у меня и без нее от забот голова кругом… (Видя, что вода поднялась еще выше.) Кругом вода… Только голову-то я еще и могу из воды высунуть… А то вся — там… А сын мой смеется… Вон как смеется… Ай да молодец, быстро научился… Ему в жизни над многим посмеяться придется… Ну, говори, чего хочешь? (Озабоченно.) Эй, ты, гляди мне, не смей на дедушку!.. Младенцы, когда свое делают, всегда хохочут как полоумные… Бедный папа, пусть хоть сверху сухим останется… А впрочем, малыш, ты тут хозяин… А тебе, отец, спасибо за гроб, прости меня, господи, он нам еще пригодится. Я тебе этого не забуду всю жизнь. А сколько все-таки? Кто может сказать человеку, когда наступит его час? Ох, что-то у меня голова кружится… Устала я… Как эта вода… Усталость без конца и края. (По слогам.) Ус-та-лость ро-жени-цы… Всех наших знаний, в конце концов, хватает лишь на то, чтобы разбить смерть по слогам… (Смеется. Серьезным тоном.) Прежде чем вода дойдет мне до груди… я должна покормить его… В самом деле, хорошая мысль… А то философствуешь, философствуешь, а ребенку титьку дать забываешь… (Расстегивает на груди кофточку и снимает ребенка с гроба.) На тебе, вот! Что это, знаешь?

(Смеется.) Не знаешь? Титька. Я догадываюсь, что она тебе уже с этих пор нравится, проказник! Ну и повеса ты будешь у меня! Точь-в-точь как твой батька… Кто его знает, где он сейчас шляется и никак к нам не вернется… За какой юбкой увязался…

Сквозь пролом в крыше проникает лунный луч.

Смотри, проясняется, звездочки выглянули… Вон, в воде отражение… Стоило им такой путь проделать, чтобы только отразиться в этой луже!.. Вот тебе, миленький, титька, а вот тебе космос… (Глядя на сосущего ребенка.) Не то что в космосе — в титьке как следует еще не разобрались… Впрочем, тебе еще рано во всем разбираться…

А вот мне пора бы…

Наступает такой момент, когда все нужно знать… Все, что можно… все, что необходимо… перед дальней дорогой… Куча знаний… а понимания — никакого… (Молчит.) А вон та звезда для того только и взошла, наверное, чтобы сиять надо мной… как венец… Ну конечно… Я ведь человека в мир принесла… Сияние над головой… Сияющий иней…

Начинает звучать мелодия.

(Глядя на ребенка.) Наедайся, маленький… Наедайся… Хоть раз — да вволю. Чтобы потом вспоминать, когда голодно будет… это молочко… Я вот тоже тут вспоминала… и довспоминалась, побелела вся… Поседела. (Проводит ладонью по волосам.) Волосы у меня первыми устали. Теперь они у меня — как у призраков. И легче стали. Я чувствую, что они стали легче. Раньше в них было золото… и они тяжело падали мне на плечи… если б их на зуб попробовать — чистое золото! (Плачет.) Я была национальным богатством. (Успокаивается.) Ах, материнское молоко! Там, внутри, я знала, что все между собой связано… И вдруг я ощутила себя оторванной, отделенной, выброшенной наружу. (С испугом.) Я — родилась! Я очутилась… в безымянном хаосе… (Умиротворенно.) И вдруг почувствовала материнскую грудь. Родник. Молочный источник… (Ребенку.) Ну что скажешь? Есть еще на этой земле молочные реки — сахарные берега? Бедная моя мама, она-то уж не позволила бы мне начинать кормить с левой груди… «Левшой будет», — сказала бы она. А бабушка закричала бы: «Сцеживать, сцеживать надо! И волосы свои подбери, хочешь, чтоб у ребенка губки потрескались? Да смотри молоко не прокапай, а то попьют муравьи — и пропадет оно у тебя…» Где она теперь, бабушка? Где ты теперь, мама? Мама! Мама!

Теперь — я мама.

И волосы у меня не подобраны.

(Прячет грудь и застегивает кофточку.) Ох, полегчало. А то вся набухла было. Хорошо, что покормила его. И мне легче… (глядя на воду, поднявшуюся еще выше) легче будет на воде держаться. (Вдруг кричит, охваченная ужасом.) Не-е-е-ет! (Опомнившись, кладет ребенка на гроб. Нежно.) Сейчас, сейчас я тебя убаюкаю. Спеть тебе? Что тебе спеть? (Подбирает мелодию, потом задумывается, слушая плеск воды.) Вот, вода тебе споет… вместо меня… Светает. И все вокруг еще страшней. А мне и закричать нельзя. Ребенок проснется… Покойник проснется… Нет, лучше уж буду петь… Что ж тебе спеть, малыш?

Молчание.

Г о л о с Т и т у. Ку-ку… Ку-ку…

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Т и т у влетает в окно на гребне волны, погружается в воду, но успевает ухватиться рукой за какую-то перекладину.

И р и н а (сидит на кровати, по пояс в воде). Явился наконец?

Т и т у. Какая вода… аппетитная… А какой у нас теперь год?

К нему подплывает кукла. Ирина хочет поймать ее, но у нее ничего не получается.

Так вот, отец, сейчас я пойду и доставлю ее сюда…

И р и н а. Успокойся, парень…

Т и т у. Приволоку ее за волосы… и положу перед вами… Ох, задыхаюсь… Нет ли у вас воздуха? Мне нужен воздух, простор… Открытые дали… У меня есть разрешение на них, лицензия… А также на рыбную ловлю и охоту. К тому же, но это, конечно, между нами… я еще и браконьерствую. Тсс!.. А здесь я задыхаюсь!..

И р и н а. Постой! Постой, куда ты? Захлебнешься.

Т и т у. Это не имеет никакого значения. Всякий раз, когда я взлетал на колодезном журавле вверх, я видел тут у вас через проломанную крышу горшки квашеной капусты… (Уходит.)

Какое-то время еще слышны всплески, хохот, потом все смолкает.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

И р и н а. Все спешат по домам, все, кроме моего муженька. Вот они, я их ясно вижу! Вода-то, конечно, мутная, но в голове у меня ясным-ясно. Ясным-ясно от мутной воды. (Извиняющимся тоном.) Что-то на меня нашло… Но теперь, кажется, уже все в порядке… (Прислушивается.) Никто больше не зовет на помощь. Всех спасли. И все теперь сидят по домам. Но сами-то дома… большинство из них… плавают в долине… как маленькие экспедиции… (Задумывается.) А вдруг и мой дом поплыл? И мы уже, может быть, на Дунае? Или даже на Черном море? А может, нас качают волны океана? Постой, постой, куда же впадает Черное море? В какой океан? А в какой океан впадают все океаны? Только бы мой муженек потом разузнал, где нас искать… Скорей бы он уже появился на своей лодке… Пока еще Черное море не впало в океан… В Черный океан… (С любовью глядя на ребенка.) Произведешь на свет ребеночка и ходишь потом всю жизнь важная, как будто, стоит тебе захотеть, в любой момент родишь такого же… Уж очень мы, женщины, самонадеянны. Возомнили о себе… Взять опять же меня… (Словно демонстрирует что-то.) Возьмем конкретный пример… Даже банальный… Я… или любая другая…

Вода доходит ей уже до шеи.

(Руками, поднятыми над головой, удерживает ребенка на плавающем гробе.) Казалось бы, нет больше смысла цепляться за жизнь… Казалось бы… Конечно, никакого смысла! Что же меня еще удерживает? Там, внутри, я знала, что все между собой связано. Но здесь, сейчас… что меня еще связывает… с домом… с землей… Вода уже у подбородка. И говорить я могу, только запрокинув голову… и смотреть на ту незаходящую звездочку… Но и она, кажется, уже тает… Наступает день, и свет ее тонет в другом, более сильном свете… (Глядя на звезду.) Но пока смотришь на что-нибудь… На звезду… На любую соломинку… не теряешь надежды… А ведь если есть хоть маленькая надежда, значит, должна быть и половина этой надежды… и половина этой половины… И так до бесконечности. Древние хорошо знали, что говорили. Они учили нас быть оптимистами… до бесконечности. Что-то я разважничалась. Но при этом меня что-то беспокоит… Меня беспокоит почему-то вода… Очень жаль, что я не успела поразмыслить и о нем, о моем муженьке… Однажды, когда я была уже беременна, он посмотрел на меня каким-то долгим взглядом… Как-то особенно… Как никогда раньше не смотрел… Я его и спрашиваю: «Что это ты всю меня… сверху донизу осматриваешь? Смотришь, не другая ли?» А он мне отвечает… и голос у него дрожит. Сейчас… сейчас я припомню, что он мне сказал… Ах да! (Тихим голосом.) «Когда ты стоишь вот так, прямо, сложив руки на своем животе, ты напоминаешь мне древнюю княжескую супружницу, и я как будто слышу голос: «Мы, Ион и Иоана, приложив усердие, сотворили сие святыя дитя во сохранение вечной памяти Солнца и Земли…» (Молчит.) Забавно, что я вспомнила об этом именно сейчас, когда вода достает мне до губ. А живот мой весь в воде…

Великий живот моря…

Я выполнила свой долг…

(Улыбаясь.) Кит сделал все, что мог {78} . Он до конца понимал ответственность за судьбу того, кого бог поместил в нем. И высадил его на сушу целым и невредимым… (С грустью.) Этой сушей был гроб… (Плачет. Потом успокаивается.) Хорошо, что дождь кончился. Это — победа земли над водой… Вот я и добралась до половины той самой половинки… Почти до бесконечности… Там, за едва уловимым мерным шумом воды, мне слышится всплеск весел, смело взрывающих воды… (Слушает.) Да-да, я слышу… Весла… они вспарывают не землю… не почву… но воды. Ясно слышу… Но что, если и эта лодка не доберется сюда? Тогда они прибудут на вертолетах. И всех спасут… Никто не будет брошен… на произвол судьбы… Все-таки хорошо, что крыша над нами треснула. Слава богу, нас увидят сверху… Я так и слышу его голос, голос нашего спасителя… Кто бы он ни был… Слышу, как он рассказывает там, среди своих, как пробрался он в затопленный дом через пролом в крыше… (Подражая кому-то.) «…и вдруг гляжу — ребеночек плавает… хочу взять его, но тут замечаю, что кто-то вцепился в него снизу… вцепился и над водой держит… понимаете? Это были руки матери… как клещи впились в малыша и не дали ему погибнуть… на дно пойти…» (Сияя радостью.) И ребенок дышал… (Становится на гроб, поднимает ребенка над головой. Свет безграничного счастья заливает ее; за какой-то миг до того, как вода накрывает ее.) Так что дыши… Слышишь, дыши… Давай, дыши… дыши…

78

Кит сделал все, что мог. — Широко известен библейский сюжет, по которому пророк Иона был проглочен китом, а потом извергнут из его чрева на волю.

З а н а в е с.

Титус Попович ВЛАСТЬ И ПРАВДА {79} Пьеса в четырех действиях

Перевод Е. Азерниковой

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Павел Стоян, 65 лет.

Михай Дума, 45 лет.

Петр Петреску, 50 лет.

79

Титус Попович родился в 1930 г. в г. Орадя. Закончил филологический факультет Бухарестского университета (1953).

Первые рассказы Т. Поповича, написанные в соавторстве с Ф. Мунтяну, появляются в 1950 г. А два романа — «Чужой» (1955), а затем «Жажда» (1957), удостоенный Государственной премии, — не только сделали его ведущим румынским прозаиком, но, по общему признанию критики, радикально изменили развитие румынской прозы.

Т. Попович — член ЦК Румынской коммунистической партии.

Первая пьеса Т. Поповича, «Пассакалия», написанная в 1960 г., в том же году была поставлена Муниципальным театром Бухареста. Пьеса была переведена на русский язык, опубликована в альманахе «Современная драматургия» (М., «Искусство», 1961, кн. 20). Затем Т. Попович целиком посвящает себя кино: он не только экранизирует два своих романа и повесть «Смерть Ипу», но и как сценарист создает целую серию фильмов на историческую тему, получившую в Румынии название «национальная эпопея».

Пьеса «Власть и правда» (1973) также родилась на основе фильма, прошедшего с большим успехом по экранам страны. Пьеса была поставлена многими театрами Румынии. Наиболее интересным спектаклем признан спектакль Театра им. Лучии Стурдзы-Буландры, премьера которого состоялась в 1973 г. в постановке ведущего румынского режиссера Ливиу Чулея, исполнявшего одну из главных ролей.

На русском языке публикуется впервые.

Перевод печатается по изданию: Titus Popovici. Puterea si adevarul. Editura Eminescu. Colectia «Rampa», 1973.

Василе Олариу, 55 лет.

Тибериу Ману, 47 лет.

Марта, 45 лет.

Дед Никифор, 70 лет.

Йон, 55 лет.

Андрей, 25 лет.

Траян Мэриеш 55 лет.

Доктор Мартин.

Лейтенант.

Младший лейтенант.

Шофер, 35 лет.

Рабочие, крестьяне, дети, юноша, девушка, стража, сержант, заключенные, офицер, строители, партийные активисты.