Современный кубинский детектив

Тот хитро ухмыльнулся и опустил голову, явно польщенный.

— Я ведь раньше боксером был, знаете? Настоящим боксером, не каким-нибудь там... Пятнадцать боев выиграл без передыху и почти все нокаутом. Меня даже в Штаты хотели повезти. — Он заметно оживился. — Видели бы вы меня тогда на ринге... Я был не из тех, кто прет напролом. Все секреты знал. А реакция какая была, а сила... Когда я выходил на ринг... — Он вдруг вскочил со стула и принял стойку, но тут же скривился от боли и схватился за поясницу. — Черт подери, — простонал он, — этот тип меня чуть на тот свет не отправил...

Он с трудом опустился на стул. Сьерра едва удержался от смеха.

— Вот каким я был, — продолжал Солис, которому явно нравилось рассказывать о своих боксерских подвигах. — Меня называли Мотыльком... Кид Мотылек... Потому что я порхал по рингу.

Сьерра указал на небольшую татуировку на шее задержанного, которую Роман со своего места не мог разглядеть.

— Это у тебя, наверное, с тех времен? — спросил сержант.

— Ага, — заулыбался Кид, обрадованный, что Сьерра обнаружил бесспорное свидетельство его былой славы, и показал лейтенанту маленькую бабочку, заключенную в круг. — Да меня до сих пор Мотыльком кличут.

Роман окинул взглядом сидящего перед ним и подумал, что, если б он давал кличку Солису, «мотылек» пришел бы ему в голову в последнюю очередь. Лейтенант часто сталкивался с прозвищами и кличками преступного мира и знал, как они даются. Иногда такая кличка действительно как-то характеризовала человека, его привычки или говорила о том, откуда он родом. Но очень часто прозвище давалось в насмешку: так, щуплого и сутулого парня могли окрестить Тарзаном, а человека с большой ступней — Золушкой. Вот и этого приземистого увальня прозвали Мотыльком.

— Послушай, Мотылек, — сказал Роман, — у кого может ночевать Мильито?

Выражение на лице Солиса мгновенно изменилось. Теперь он снова был настороже и процедил, стараясь улыбнуться:

— Откуда я знаю?

— У него есть женщина? — снова спросил лейтенант.

Солис посмотрел на него в замешательстве.

— Ничего я об этом не знаю... У Мильито всегда было две-три бабы в запасе, он кобель будь здоров. — Солис вставил крепкое словцо и посмотрел на Романа, как бы извиняясь. — Но с кем он там крутит, как их зовут, я понятия не имею.

Роман внимательно смотрел на Солиса.

— Послушай, Мотылек, для тебя же будет лучше, если ты скажешь правду. Неужели ты станешь утверждать, что никогда не встречал этих женщин в доме у Мильито и не знаешь ни как их зовут, ни где они живут?

Мотылек скорчил недовольную гримасу.

— Ничего я не знаю... В домино у Мильито я играл, это правда, но про его женщин ничего не знаю... Честно вам говорю.

Роман вынул из кармана фотокарточку с удостоверения и, показав ее Солису, негромко спросил:

— Может, скажешь, и его тоже не знаешь?

Солис испуганно взглянул на фотографию, потом на Романа.

— Нет, почему же, это Тео, приятель Ястреба, он иногда тоже приходит к Мильито сыграть в домино. Но я ничего про него не знаю. Встречал его там, и все.

Роман убрал фотографию в карман.

— Где живет Ястреб? — спросил он.

— Не знаю я, — заныл Мотылек. — Мильито я знаю, ходил к нему иногда поиграть в домино. А больше ничего не знаю. С Ястребом и Тео я познакомился у него. А где живет Ястреб, не знаю.

— Жил, — поправил Роман, не глядя на него, и щелкнул зажигалкой. — Ястреб погиб. Он сорвался с крыши, убегая от полицейского, в которого перед этим выпустил шесть пуль. Так что учти, — он взглянул на Солиса, — тебе выгодней говорить правду. Дела обстоят неважно, гораздо хуже, чем ты думаешь.

— Я вам сказал все, что знал, — пробормотал Солис, отводя взгляд. — Я же «загорал» в Матансасе, откуда мне что знать? Справьтесь в лагере, если не верите.

Встав, Роман сделал знак Сьерре, который, выйдя в коридор, позвал полицейского. Роман сказал, что допрос закончен, и поблагодарил его. Полицейский увел Мотылька обратно в камеру, а Роман со Сьеррой направились к машине.

— Законченный болван, — сказал Сьерра.

— Болван-то болван, но при этом стреляный воробей. Он не сказал и половины того, что знает.

Сьерра нахмурил брови.

— Не думаю, что он замешан в этом деле.

— Я тоже, — отозвался лейтенант, открывая ключом дверцу машины. — То, что он говорил о лагере, наверняка правда: вряд ли он стал бы врать, если мы можем тут же проверить. Но я готов поклясться, что он знает, где жил Ястреб и к кому мог отправиться Мильито.

— Очень возможно, — сказал Сьерра, устраиваясь на сиденье. — Вы заметили? Он называл его Ястребом, а не Двадцаткой. Это ведь более старая кличка. Значит, он давно с ним знаком.

Роман кивнул в знак согласия, но ничего не сказал и тронул машину с места.

21 час 35 минут

Роман и Сьерра сидели друг против друга за рабочим столом лейтенанта и перекусывали — впервые за целый день утомительного расследования, конца которому не было видно. Прикончив по нескольку бутербродов и две бутылки кефира, они почувствовали себя значительно лучше. Сержант плеснул себе немного кофе из термоса, а Роман закурил сигарету и развалился в кресле, наслаждаясь редкой минутой полного покоя.

Сьерре хотелось, конечно, еще многое обсудить с Романом, но он понимал, что лейтенант нуждается в этой небольшой паузе, чтобы отдохнуть. Ему было просто необходимо хотя бы на несколько минут отвлечься от расследования, которое продолжалось без перерыва вот уже почти сорок восемь часов. К тому же Сьерра знал, что в любую минуту может кто-нибудь войти или зазвонит телефон, и Роман тут же вскочит со своего кресла. За высокую честь быть сотрудником их министерства они платят постоянной и полной готовностью выполнить свой долг.

Но Роман сам нарушил молчание. Это означало, что отдых окончен.

— Что ж, вернемся к нашим делам, — сказал он, выпустив облако дыма.

Сьерра сел за свой стол, вынул записную книжку и начал листать ее, отыскивая нужную страницу.

— Пора, я тоже как раз подумал об этом. Во-первых, была проведена проверка Куко Масорры. Сегодня утром наши ездили к нему в мастерскую на Инфанте.

— Кто именно? — спросил Роман.

— Саласар. Кто вел наблюдение, не знаю. Во всяком случае, рапорт подписан Саласаром. Так вот, он приехал к Куко около одиннадцати, и тот, похоже, здорово перепугался, но подтвердил показания Фело Карденаса. Сказал, что расстался с ним и с некой Рейной около десяти часов вечера у входа в гостиницу «Инглатерра». Кто такая Рейна и где ее искать, он тоже не знает.