Современный Румынский детектив

Наста больше ничего не сказал. Он вышел из кабинета, пропадал где-то минуты две и вернулся назад с маленьким вентилятором, который поставил на стол перед Морару.

— Браво, Наста, браво! Так-так… Теперь я чувствую, что еще жив… Что ты там говорил? Ты, кажется, пробормотал что-то о пяти часах.

— Я? Даже не думал.

— Так-так… Это все проклятая жара виновата. Возможно, мне показалось… Ну, хорошо! Начнем? Ты пригласил сюда наших гостей?

Не дожидаясь ответа, Морару вскочил, прошелся вдоль стола, остановился, вернулся на свое место, наклонился над вентилятором — причем на лице его отразилось безграничное удовольствие, — потом направился к двери, широко распахнул ее и застыл на пороге. Ончу морил шагами приемную. Андрееску же сидел и делал какие-то пометки в записной книжке.

— Товарищ Ончу, я в вашем распоряжении. Прошу.

Ончу вошел в кабинет. Морару остался па пороге, рассматривая Виктора. Тот поднял глаза. Казалось, он только что вернулся откуда-то издалека. Медленно вставая, он спросил:

— Я вам тоже нужен?

— Нужны, товарищ, нужны. Только чуть-чуть попозже.

— А до того я могу работать?

— Можете.

— У себя в кабинете?

— К сожалению, нет. Лучше, если вы подождете здесь. Здесь тихо, никто вам не мешает. — И Морару решительно закрыл за собой дверь.

Наста расхаживал по кабинету, который, слава богу, был просторным.

Морару уселся за письменный стол, поудобнее устроился в кресле, пододвинул поближе маленький вентилятор и закрыл глаза, целиком отдавшись единственной радости этого знойного дня. Могло показаться, что, кроме этой машинки и благотворного ее воздействия, для Морару нет больше ничего достойного внимания.

Ончу с любопытством смотрел на него, не зная, как к этому относиться. Однако он не успел сообразить, как нужно себя вести, потому что Наста, указав на кресло, пригласил его сесть и этим дал понять, что разговор начинается.

— Вы давно здесь работаете, товарищ Ончу?

— Четыре года.

— Случалось ли вам потерять какое-нибудь дело, неправильно зарегистрировать бумагу, получить замечание…

— Никогда! Такого никогда не случалось… А почему вы спрашиваете меня? Спросите генерального директора, пусть он скажет. Ведь я что угодно о себе могу наговорить!

— Это вы серьезно?

— Что?

— Вы можете что угодно о себе наговорить?

— Нет, конечно, я говорю только правду, но вы-то не обязаны верить мне на слово.

— Почему же? Вам оказано доверие, которое находится по меньшей мере на уровне слова чести. Почему вы исходите из предпосылки, что о вас мы должны разговаривать с другими людьми, а не с вами?

Ончу был обескуражен. Он смотрел на капитана, вернее сказать, следил, как тот мечется по комнате: от окна в правый угол кабинета и обратно, то прислонится к стене, то встанет у двери, то сядет на стул, то обопрется о стол, — и пытался хоть что-нибудь прочесть в глазах майора..

— Конечно, вы совершенно правы. Но после того, что произошло, я полагал, что… Разве не так?

— Нет, товарищ Ончу. Вовсе не так! Если вы хотите занять позицию человека, который не достоин никакого доверия, тогда совсем другое дело.

— Нет, этого я вовсе не хочу.

— И очень хорошо делаете, что не хотите, потому что и мы этого не хотим. Но между том, чего хотите вы и хотим мы, и действительным положением вещей может быть или полное соответствие или, наоборот, полное несоответствие. Следовательно, нам нужно выяснить, какой из этих двух вариантов является истиной… А для этого мы просим вас в первую очередь помочь нам выявить ряд фактов. Когда вам была передана папка 10-В-А?

— Сейчас скажу: сегодня среда, двадцать пятое июля. Так? Инженер Андрееску передал мне ее в субботу, двадцать первого июля в тринадцать часов пятнадцать минут. У меня хорошая память, но эти данные зафиксированы и в регистрационной книге.

— Когда появилась эта папка 10-В-А? Я хочу сказать, когда она была передана вам в первый раз?

— Это было уже больше года назад. Кажется, в мае прошлого года. Можно найти точную дату…

— Восстановим теперь, как развертывались события в субботу. Значит, в тринадцать часов пятнадцать минут инженер Виктор Андрееску принес вам папку. Которую из этих папок? Когда он брал работу, он брал ее в белой папке или вместе с этой толстой серой?

— Большая папка никогда не выносится из отдела. Я ее опечатываю, я ее и открываю.

— Понятно. Что же вы сделали, товарищ Ончу, когда вам принесли белую папку? Постарайтесь, пожалуйста, не пропускать никаких мелочей, какими бы незначительными они вам ни казались. Значит, было тринадцать часов пятнадцать минут. Инженер Андрееску предупредил вас, что придет? Он предварительно позвонил вам по телефону или явился совершенно неожиданно?

— За минуту он позвонил мне, чтобы удостовериться, на месте ли я, и сразу же после этого пришел. «Я возвращаю тебе 10-В-А, — так он мне сказал, — зарегистрируй, пожалуйста».

— Была ли необходимость в такой просьбе с его стороны? Могли бы вы принять работу, не зарегистрировав ее?

— Нет. Я никогда не принимаю работ, предварительно их не зарегистрировав.

— Что было дальше?

— Я взял папку…

— Одну минуточку. Вы взяли ее из рук инженера или со стола? Он положил ее на стол или держал в руках?

— На стол он ее совсем не клал. Он передал мне папку из рук в руки, я положил ее в толстую папку и опечатал.

— Так быстро?

— Не понимаю.

— Даже не открыли белую папку?

Наступила глубокая тишина, которую нарушал только монотонный приятный шум вентилятора, который продолжал исполнять свои обязанности, охлаждая лоб и лицо майора Морару.

— Вы хотите сказать, что…

— Да будет вам известно, товарищ Ончу, что я вообще, когда хочу что-то сказать, говорю, а не довольствуюсь желанием! Итак, вы открывали белую папку или нет?

— Нет.

— Прекрасно. Тогда откуда вам известно, что с мая прошлого года и до минувшей субботы вы хранили не пустые картонки?

— Подождите. Я неправильно выразился. С самого начала, я хочу сказать, в течение года, с того момента, когда я впервые получил папку 10-В-А, я раскрывал ее каждый раз.

— И что там было внутри?

— Вы знаете, это очень интересная работа… чем больше я думал о ней, тем больше начинал понимать, как это красиво, да, да, красиво… Сейчас объясню. Вначале в папке было всего несколько листков бумаги, исписанных карандашом и чернилами, какие-то расчеты, рисунки, чертежи. Я пересчитал листки, их было шесть. Довольно долго, несколько недель, их так и оставалось шесть. Видно, дело не двигалось, был какой-то кризис, заминка… В один прекрасный день работа начала оживляться, количество листков росло, их становилось все больше и больше… Несколько месяцев назад, вскоре после Нового года, я получил пятнадцать страниц, отпечатанных на машинке. Это был оформленный вариант работы, которая близилась к концу.