Современный югославский детектив

Штрекар, сидя на корточках, рассматривал Валента. Затем встал. Прерывисто вздохнул, приподнял тело и перевернул на бок. Гашпарац вспомнил, что это называется «придать телу крайне правое положение» при оказании первой помощи пострадавшему — это он учил на водительских курсах.

И тут Штрекар заторопился. Его движения стали быстрыми и решительными, слова короткими и четкими. Инспектор казался воплощением уверенности и рациональной деловитости.

— Дай ключи от машины, — потребовал он. Когда Гашпарац протянул ему ключи, он сунул в руки адвокату свой револьвер. — Ты останешься здесь, — приказал. — Я до первого телефона. Тотчас вернусь. Слушай внимательно: если что–нибудь заметишь, стань сюда, за буфет, и жди. Ты умеешь управляться с револьвером?

Гашпарац кивнул. Раньше чем он собрался с мыслями, Штрекар исчез. Послышалось хлюпанье по лужам, скрип калитки и поспешные шаги по шоссе. Адвокат остался один.

Он наклонился к Валенту и старался уловить его дыхание. Он не был уверен, слышит ли дыхание: тишина шумела в ушах и он не отличал звуки, доносящиеся извне, от пульсации собственной крови. В таком состоянии он мог бы расслышать только резкий и сильный шум. Он старался представить, как будет себя вести, если понадобится защищаться, если сумеет обнаружить чье–то приближение. Штрекар не исключал такой возможности. Гашпарац хотел сесть, потом передумал. Вытащил сигарету, но закуривать не стал из опасения, что Валент ранен в легкие и чтобы не выдать себя возможному посетителю. Сделал несколько шагов по кухне и тут же решил, что ходить не следует. Им овладел страх, он не мог взглянуть на раненого и почти готов был сбежать. Вдруг он устыдился своего малодушия и оттого почувствовал себя еще хуже. Он оказался один на один с самим собой при весьма необычных обстоятельствах.

Он не знал, как давно ушел Штрекар, хотя ежеминутно взглядывал на часы. Послышался звук приближающегося автомобиля. Он взглянул в окно и увидел свою машину. Возвратился Штрекар.

— Сейчас приедут, — сказал инспектор. — Ничего?

— Ничего.

Штрекар снова присел, склонился над раненым, а Гашпарац, не выдержав, вышел во двор и закурил. Прошло несколько минут, прежде чем они услышали тарахтение машины. Штрекар тоже вышел из дома и молча курил. Машина была не милицейская — без сирены и служебных знаков, из нее вышли сотрудники Штрекара. Он поспешил им навстречу, и какое–то время все оставались во дворе. Только один вошел в дом, чтобы осмотреть раненого. Выйдя, на вопросительный взгляд Штрекара он лишь пожал плечами. Приехавшие с любопытством посматривали на Гашпараца, очевидно, их интересовало, кто он такой. Вскоре прибыла вторая машина, на этот раз «комби». Из нее вышло несколько человек. В руках у них были какие–то аппараты. Они вошли в кухню, что–то осматривали, покопошились возле Валента. В соседних домах люди высовывались из окон и перекликались, некоторые выходили на крыльцо. Никаких комментариев не было.

Наконец прибыла «скорая помощь». Молодой врач в очках без оправы и санитар, средних лет, с усталым и недовольным выражением лица. Штрекар коротко объяснил им, что произошло. Доктор бегло осмотрел раненого и сказал:

— Надо спешить. Необходимо срочное переливание крови и, вероятно, операция.

Совершенно естественно: теперь распоряжаться начал он, и его все беспрекословно слушались. Раненого положили на носилки. Штрекар и Гашпарац проводили носилки до машины с красным крестом. Прежде чем они уехали, Штрекар объяснил людям, что делать; один шел рядом с инспектором до калитки, и тот давал ему указания короткими фразами. Человек кивал головой; остановился у машины. Штрекар сказал врачу:

— Мы будем сопровождать вас.

Взвыла сирена, и Гашпарац, усаживаясь за руль, окинул взглядом хибарки. Все окна были освещены, и в них виднелись люди. Они прижимали лица к стеклам, защищаясь от света руками, чтобы лучше видеть. Возле калиток шевелились, темнели человеческие фигуры. Кто посмелей, подходил к машине. Он поискал Звонко среди любопытных. Парня не было. Тогда адвокат вспомнил, что Звонко поехал в кино.

Гашпарац мчался по городу, будто гонщик. Эту часть Загреба он знал хуже, к тому же нелегко было приноровиться к «скорой помощи». Но он был обязан. У Сельской «скорая», выехав на левую сторону, проскочила переезд при опущенном шлагбауме. Так же поступил и Гашпарац; он вопросительно взглянул на Штрекара, но тот смотрел прямо перед собой, не находя в поведении Гашпараца ничего предосудительного. У Гашпараца мелькнула мысль, понимает ли вообще инспектор, что сидит в частной, а не служебной машине. В мгновение ока они взлетели на холм возле церкви Святого Духа. Больница возвышалась над храмом, прикрывая его своей сенью.

Они прошли по коридору вслед за носилками и присутствовали при первом осмотре, поскольку Штрекара здесь хорошо знали. Врач, пожилой мужчина с большими седыми усами, пожелтевшими от табака, осматривая Валента, не переставал ворчать. В конце концов сказал:

— Большая потеря крови. Видимо, повреждены легкие. Оперировать немедленно.

— Сколько это продлится? — спросил Штрекар.

— Трудно сказать. Может, минут тридцать, а может, и несколько часов. Как пойдет.

— Мы будем ждать, — заявил Штрекар.

Он остался в канцелярии у телефона, а Гашпарац вышел на воздух. Заложив руки за спину, ходил он взад–вперед и мучительно старался, перебирая вчерашние и сегодняшние факты, сформулировать какие–то выводы. В голову ничего не приходило, и не потому, что трудно было, а потому, что был он слишком возбужден. Сзади послышались шаги. Подошел Штрекар.

— Отправляйся спать, — сказал инспектор без всякого вступления. — Сегодня ничего больше не произойдет.

— Ты убежден?

— Логика. А тебе надо отдохнуть. Ты не привык. Если что и случится, то уж не такое, как было, да и не здесь, гак что ночью ничего нового мы не узнаем.

— А как Валент?

— Операцию сделали. Говорят, оклемается. Легкие задеты, но обещают залатать. Вроде бы зацепило гортань.

— А он сможет…

— Говорить? Ни в коем случае. К нему и не подойти. Не разрешают. Два–три дня проспит, о разговоре и речи нет. Что поделаешь? Тут они командуют.

— А когда он заговорит, не будет поздно?

— Поздно для чего? Ты думаешь, это еще не конец? Теперь, когда Валент отпал…

— Не знаю…

— Может, ты и прав. Я кое–что предпринял.

— Что?

— Во–первых, дал распоряжение немедленно, если возможно — сегодня, арестовать Гайдека.

XXV

— Я буду спать в гостиной, — сказал Гашпарац. — Может случиться, Штрекар позвонит ночью.

— Как хочешь, — ответила Лерка и вопреки обыкновению спросила: — Тебе что–нибудь нужно?

— Нет, спасибо, — поблагодарил Гашпарац. Он и в самом деле был благодарен ей за внимание и, желая, чтобы она это почувствовала, прибавил: — Я тебе все расскажу завтра. Спокойной ночи. — Она вышла, а он некоторое время смотрел на дверь, которую она прикрыла за собой.

Сегодня и впрямь между ними возникла какая–то близость. Гашпарац объяснил себе это тем, что скверно выглядел, а кроме того, Лерка, вероятно, почувствовала — на этот раз он занят чем–то неординарным, чем–то, что даже в ее глазах не выглядело незначительным и о чем она не могла по своему обыкновению сказать: отец, мол, это делал лучше, ибо ее отец ничего подобного не делал. Кроме того, она почувствовала, что Гашпарацу угрожает опасность.

В тот вечер телевизионные программы затянулись, поэтому, когда он пришел, она еще не ложилась. Отворив дверь, Гашпарац увидел ее желчное лицо и понял, что полные сарказма фразы, в его адрес, вот–вот сорвутся у нее с языка. Конечно, будет фигурировать дочка и ее злополучная простуда. От одной этой мысли Филипп почувствовал, как силы его оставляют и он вот–вот рухнет на пол. Однако он упустил из виду, что одежда у него в беспорядке и в грязи, а таким дома он никогда не появлялся. И только по тому, как вдруг изменилось выражение лица жены, он понял: что–то изменилось к лучшему. Вспомнил о своем виде. Лерка смотрела на него молча. Он медленно опустился на стул.