"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

На мгновение мне чудятся в ее голосе угроза, но она улыбается.

– Разумеется, – говорю я. – Но я же не рекламу снимаю для вашей деревушки. «Приезжайте в Блэквуд-Бей, здесь сбываются мечты!»

– Я смотрю ролики, – говорит она и каблуком вдавливает окурок в землю.

Я раздумываю. Мне не нужно ее одобрение, и тем не менее не могу удержаться:

– И что?

– Мы все смотрим. Просто… мы хотим, чтобы наша деревня была известна чем-нибудь еще.

– Я понимаю.

Она печально улыбается:

– У Дейзи никого не было, вот что я думаю.

– Но мне сказали, у нее была подруга. Что с ней случилось?

– Она сбежала. Не помню, куда именно.

В вышине проносится ветер, и хотя его дуновение никак меня не затрагивает, я ежусь.

– Кто она была?

Мои слова звучат неестественно, косноязычно, будто кто-то чужой заставляет меня говорить, но Моника ничего не замечает.

– Девочка из Молби. Они вместе учились в школе, но, как я уже говорила, она сбежала. Ходили слухи, что ее видели в Лондоне, но мне об этом ничего не известно.

Нет, хочется мне сказать. Нет. Все было не так. Они едва знали друг друга. Может, Моника что-то перепутала? Может, она вспомнила о ком-то другом? Может, тогда исчезла еще одна девушка?

Но нет. Я бы об этом знала. Ведь знала бы?

– Значит, всего пропали три девушки, – констатирую я, понимая, как глупо должны звучать мои слова. – Дейзи, Зои и эта подруга?

– Дейзи не пропала. Она покончила с собой. А ее подругу, если верить слухам, потом видели. Но так – да.

– Эта ее подруга…

Меня охватывает чувство, будто мне заткнули горло. Слова приходится выдавливать из себя с усилием, точно сквозь густую слизь.

– Когда она сбежала?

– Наверняка не помню. Примерно в то же время, когда погибла Дейзи. А что?

Я словно цепляюсь за край скалы и вот-вот сорвусь.

– Как ее звали?

– Сэди.

И хотя мне следовало быть к этому готовой, нужно было держать удар, имя поражает меня, точно молния. Оно отзывается эхом крика в темной комнате, угрожая вывести меня из равновесия.

– Ее звали Сэди.

Тогда 8

Многие дни пребывания в той лондонской больнице слились в один, но я хорошо помню день, когда я выяснила, кто я такая, – день, когда я родилась заново. День, когда я стала Алекс.

Я проснулась рано оттого, что сквозь тонкие голубые занавеси просачивался бледный свет, и не сразу сообразила, где нахожусь. В комнате пахло дешевым освежителем воздуха, и практически ничего, что могло натолкнуть меня на верную мысль, не было – лишь комод с телевизором и цветами в вазе, зеркало на противоположной стене, прикроватная тумбочка с лампой и пустым стаканом. В первое мгновение я решила, что я в отеле, и из-за двери вот-вот послышится звук спускаемой в унитазе воды, а дальше появится какой-нибудь хрен и велит мне проваливать. Но потом я вспомнила: я в больнице, где нахожусь с тех самых пор, как меня привезли сюда из Кента.

После завтрака я встретилась с доктором Олсен. Она ждала меня в общей комнате. Там будет удобнее, сказала она, словно мы давние подружки и просто собрались поболтать после долгой разлуки. Но истинная причина заключалась в том, что я терпеть не могла ее кабинет, слишком крохотный, тесный и душный. Всякий раз, стоило мне там очутиться, я начинала потеть. Мы опустились на засаленные стулья, и она придвинула свой поближе к моему. В тот день на ней было платье и высокие кожаные сапоги, хотя на улице было уже не холодно.

– Ну, как твои дела? – спросила она.

В ее речи улавливался еле различимый акцент.

Я пожала плечами, потом вспомнила, что тоже умею говорить. Доктор Олсен мне нравилась, она не сделала мне ничего плохого.

– Нормально.

Она улыбнулась:

– Нормально?

– Да.

– А подробнее рассказать не хочешь?

– Не особенно.

Она ждала. Пауза тянулась, пока я наконец не почувствовала себя обязанной заполнить ее.

– Да нечего там рассказывать.

– Что, по-прежнему ничего?

Я помотала головой. Доктор Олсен полагала, что в один прекрасный день может сработать мышечная память и я автоматически что-нибудь вспомню – например, пароль от своего телефона, – но пока ничего такого не происходило.

– Вообще никаких воспоминаний?

Ну, какие-то все же были. Я помнила автобус. Сидевшего рядом верзилу, который ел чипсы с сыром и луком, запивая кока-колой, а потом обдал меня своей вонючей отрыжкой. Симпатичного парнишку с копной тугих кудрей, которого за что-то отчитывала мать.

Но я не горела желанием делиться этими воспоминаниями. Они были только мои. Кроме них, у меня ничего не осталось. И потом, были ли эти воспоминания о том, как я ехала в Дил? Или то была какая-то другая поездка, из более давнего прошлого?

– Вообще никаких.

– Ты уверена?

– Да, – горячо кивнула я.

Вид у нее сделался разочарованный, но она попыталась скрыть досаду. Я почувствовала себя виноватой, что не оправдала ее ожиданий, но ничем помочь ей не могла. Минут через десять она сказала, что ей пора идти.

– Да, кстати, – произнесла доктор Олсен, поднимаясь. – Я хотела кое о чем тебя попросить.

Она вытащила свой телефон. Новый айфон, последняя модель.

– Думаю, ты в них соображаешь лучше меня. Хотела поснимать внука, но не смогла разобраться. В нем явно есть видеокамера, но…

Она беспомощно пожала плечами. Я протянула руку, и она отдала мне телефон; я машинально попыталась разблокировать его.

– Какой у вас пароль? – спросила я, но она смотрела на меня со странным выражением лица, вернее, на мои руки.

– Ты только что набрала тринадцать-семнадцать, – сказала она. – Я хочу, чтобы ты попробовала этот пароль на своем телефоне. Договорились?

Я уставилась на телефон, который держала в руке, потом отдала его ей. Она подловила меня, и я ощутила, как внутри поднимается волна жгучего возмущения. Но, с другой стороны, может, это и сработало.

– Попробую, – пообещала я.

Я лежу на кровати, глядя в потолок и чувствуя на ладони тяжесть своего телефона. В его памяти обнаружился всего один номер. Казалось бы, все проще простого. Если хочу выяснить, кто я такая, достаточно лишь позвонить. Почему же тогда мне никак не заставить себя это сделать?