"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

И тем не менее я решаюсь рискнуть. Я жду, пока Моника и девочки не оказываются полностью поглощены своим делом. Она присаживается на корточки рядом с копытом одной из лошадей и принимается ковыряться в нем чем-то вроде железного крючка, а девочки наблюдают, затаив дыхание. Я делаю шаг вперед, за ним другой – очень медленно, не прерывая съемки.

– Так, а теперь нам понадобится щетка, – говорит Моника, и Кэт что-то ей передает. – Вот, смотрите.

– А это не больно? – спрашивает Элли.

– Нет, милая, – качает головой Моника. – Этой штукой ты ей больно не сделаешь. Хочешь сама попробовать?

– А можно?

Моника передает крючок взволнованной Элли. Остальные наблюдают, как она чистит лошадиное копыто, хотя пара девочек никак не могут успокоиться и то и дело хихикают.

– Девочки, – говорит Моника, вскидывая голову, – можете сходить за кормом? Кэт?

Кэт ведет подружек в конюшню, и вскоре они возвращаются с двумя цветными бочонками – желтым и зеленым. Они дочищают обеим лошадям копыта, и Моника накидывает на серую свежую попону, потом девочки по ее примеру укрывают гнедую. Напоследок они гладят лошадей по мордам. Моника просит девочек отвести лошадей в конюшню и ласково смотрит, как те их отвязывают. Элли, кажется, особенно наслаждается общением с этими грациозными животными.

Я перемещаюсь чуть влево, чтобы удобнее было снимать, но наступаю на ком земли и подворачиваю лодыжку. Острая боль, пронзившая меня, через мгновение утихает, но от неожиданности я успеваю вскрикнуть. Моника слегка приподнимает голову.

– Кэт, будь добра, подойди на минуточку, – просит она.

Кэт слушается. Моника что-то негромко говорит ей, но, к счастью, обе смотрят в другую сторону, в поле, а не туда, где прячусь я. Я очень осторожно отступаю назад и вправо, держась так, чтобы между Моникой и мной все время были лошади, которых девочки ведут в конюшню. Вскоре я оказываюсь за углом здания, которое надежно скрывает меня из виду. Пригнувшись, я смотрю, как Моника запирает дверь конюшни на засов и ведет девочек в помещение для хранения упряжи. Воспользовавшись возможностью улизнуть, я возвращаюсь к своей машине и еду обратно в Блэквуд-Бей.

На парковке я глушу двигатель и некоторое время сижу в машине. День клонится к вечеру, скоро начнет темнеть. Я достаю камеру и просматриваю то, что удалось наснимать. Это очень мило. После монтажа сюжет выйдет просто отличный. И девочки, и сообщество в целом будут показаны в позитивном свете. Но как получить согласие Моники на использование этих съемок? Можно, конечно, честно признаться, что я следила за ней. Или, наоборот, утверждать, что я вообще ни при чем, а видео на сайт загрузили анонимно. В любом случае не вижу никаких причин для отказа с ее стороны, особенно после того, как она просмотрит ролик.

На лобовое стекло ложится тень. Прежде чем я успеваю среагировать, водительская дверца распахивается и надо мной нависает кто-то в водонепроницаемой куртке с натянутым на голову капюшоном. Первая реакция – закричать и наброситься на него, но что-то меня удерживает.

– Двигайся! – слышу я знакомый голос, женский. – Давай на пассажирское сиденье.

Я обретаю дар речи:

– Не буду. Это еще что за?..

Она на секунду приспускает капюшон, и я узнаю лицо.

– Шевелись давай, – произносит она уже не так резко, хотя и не ласково. – У нас мало времени.

24

Лиз бешено гонит машину, как будто ее преследуют. Она отрывается от руля, чтобы переключить передачу, и я вижу, что ее рука дрожит. Лиз отпускает сцепление, и мотор ревет. Неужели она напугана не меньше моего?

– В чем дело? – срывающимся слабым голосом спрашиваю я. – Куда мы едем?

Лиз молчит. Она нервничает, она явно на пределе. Может, она действует против собственной воли, ее заставили подкараулить меня и куда-то отвезти?

Или к кому-то. Все мое тело звенит, как струна, по спине, несмотря на холод, струится пот. Я в панике. Я тянусь к дверце, но пальцы не слушаются, я не смогу даже взяться за ручку, да и вообще, что я сделаю? Выпрыгну на обочину и буду надеяться, что приземление в заросли вереска окажется мягким?

Мне вспоминается мертвая овца. Ее вывалившиеся наружу кишки и натекшая на асфальт лужа крови.

– Лиз?

В моем голосе против воли слышится страх.

Машину заносит. Не слишком сильно, но дорога узкая, в ширину чуть больше автомобиля, с кюветами по обе стороны. Что она намерена делать? Может, меня кто-то поджидает? И снова перед глазами встает мертвая овца.

– Просто заткнись, понятно?

Она бросает взгляд в зеркало заднего вида. Позади маячит свет фар, нас нагоняет какая-то машина, и Лиз прибавляет газу. Даже перед перекрестками она едва притормаживает, проезжая их на полном ходу. Впереди на многие мили нет ничего. Ничего, кроме унылых торфяников.

Мы пересекаем невысокий каменный мостик, и моя рука снова тянется к дверце. Костяшки у меня побелели.

– Даже не…

Угроза, если это она, повисает в воздухе.

Она съезжает с главной дороги на совсем узкий проселок, а с него на утрамбованную площадку и глушит двигатель.

– Идем.

Бескрайняя пустошь в сером вечернем свете кажется призрачной, но, кроме нас, никого не видно. Лиз шагает впереди, и я машинально вытаскиваю из кармана джинсов телефон. Он уже снимает, хотя я не помню, чтобы включала камеру. В ближайший момент мне ничто не грозит.

Она доходит до невысокой каменной оградки и двигается вдоль нее, затем неловко перебирается по мосткам, перекинутым через стену, на другую сторону и устремляется к одинокому дереву, стоящему вдалеке посреди поля. Я могу различить лишь смутный силуэт. Кажется, это тис. Дойдя до него, Лиз оборачивается и делает мне знак подойти.

Меня раздирают противоречивые чувства, но желание все выяснить и заснять побеждает, и я трусцой бегу к ней. Под корявым деревом на земле лежит букет в целлофановой обертке, перетянутой резинкой. Белые цветы пожухли. Они мертвы. Лепестки по краям все бурые, точно в пятнах никотина.

– Это еще что такое?

– Могила.

В ее лице происходит неуловимая перемена, оно смягчается – или это игра света и тени?

– Той девушки, – шепчет она. – Которая пропала.

– Дейзи?

Лиз отшатывается, точно от удара, и я тоже вздрагиваю. Все мое тело напрягается, и я втягиваю голову в плечи, будто пытаюсь съежиться и стать совершенно невидимой.

– Нет, – говорит она. – Сэди.

– Но она сбежала. Ее видели живой.

– Нет, – качает головой она, и меня бросает в дрожь.

Тут, на возвышенности, дико свищет ветер, изгоняя из головы все мысли.

– Тогда что с ней случилось?

Лиз раздумывает, а когда все-таки отвечает, ее слова вырываются, как рыдание:

– Она здесь.

Земля уходит у меня из-под ног, хотя это никак не может быть правдой. Она печально качает головой, не поднимая на меня глаз.

Этого не может быть, хочется мне воскликнуть, но я не могу рисковать разоблачением.

Она привезла меня сюда, чтобы что-то рассказать, но, похоже, сейчас просто не в состоянии этого сделать.