"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

В шесть часов вечера Тирелли встретился с ними в баре при гостинице.

– А ты неплохо устроилась, – сказал он, садясь за столик, на котором стоял серебряный чайник для Коломбы и «московский мул» для Данте.

Коломба показала на Данте:

– Он платит. Знакомься, Данте Торре.

– Значит, зарплата у вас повыше моей, – заметил Тирелли, пожимая ему руку.

– Я гость отеля. Мы с одним из владельцев старые друзья, – сказал Данте.

Коломба взяла с трехъярусной этажерки печенье и откусила кусочек.

– Данте вернул ему сумасшедшую дочурку.

– Никакая она не сумасшедшая, – раздраженно возразил тот. – И вообще, это не слишком корректный термин.

– Ладно, у нее биполярное расстройство, – протянула она.

– Мои поздравления. – Возможно, виной тому была странность ситуации, но Тирелли вел себя еще более натянуто, чем обычно, и сидел прямо, словно палку проглотил. – Позвольте спросить, где вы ее нашли?

– В квартире у дружка-наркомана, где она успела подхватить чесотку и соскучиться по дому.

– В противном случае вы бы ее там и оставили?

Данте пожал плечами: он терпеть не мог обсуждать свою работу с посторонними.

– Я уважаю свободу других людей. Даже если у них биполярное расстройство. Сами понимаете, по какой причине. А почему вас это так интересует?

Торелли улыбнулся, продемонстрировав желтые от лакрицы зубы:

– Потому что я наслышан о вас, господин Торре. И я спрашиваю себя, зачем вы впутали в этот идиотизм Каселли.

– Это я его впутала, – вмешалась Коломба.

– Святые слова, – сказал Данте.

– Но ради бога, объясни мне зачем! На дело Мауджери бросили полпрокуратуры, а ты еще числишься в отпуске. Думаешь, все они ошибаются и ребенок еще жив?

– Я пока ничего не думаю. Поэтому мы и взялись за расследование.

– Ровере в курсе?

– С каких пор тебя заботят правила?

– Я забочусь о тебе. И о твоей карьере. После всего, что с тобой случилось… – Он замялся.

– Прости за такие слова, но то, что со мной случилось и случится в будущем, касается только меня.

– Тем не менее ты вмешиваешь в свои дела меня. И если я тебе помогу, то буду отвечать наравне с вами.

– Можешь отказаться. Только не надо меня поучать.

Официантка спросила, не желает ли Тирелли что-то заказать. Он взял бокал белого вина, который ему принесли вместе с огромным блюдцем разноцветных крекеров. Не говоря ни слова, Тирелли отпил из бокала.

– Ну что? – не выдержала Коломба. – Поможешь или как?

– Помогу… Но это в последний раз, если ты не дашь мне веских обоснований.

– Будь у меня обоснования, я бы тебе их дала. Ну так что?

– Я тут пообщался с коллегой из Главного управления здравоохранения. Никто из врачей, обследовавших школьников, не должен был впоследствии связываться с их родителями, – сообщил Тирелли. – Более того, у них даже не было доступа к контактным данным. По крайней мере теоретически, потому что они могли спросить номер телефона родителей во время осмотра. А что, кто-то связывался с Мауджери?

– Хватит вопросов, – сказала Коломба. – Ты узнал, кто осматривал ребенка?

Несколько секунд Тирелли вглядывался в ее лицо, потом передал ей свернутый в четыре раза листок бумаги.

– Девочка, не заставляй меня переживать, хорошо? – сказал он, вставая, и взглянул на Данте. – А вы не позволяйте ей наделать глупостей.

Данте лишь шумно втянул в себя коктейль.

Как только Тирелли отошел, он выхватил у Коломбы бумажку:

– Зацепка поползла.

Коломба встала:

– Не будем тянуть время.

4

Врача, чье имя написал на листке Тирелли, звали Марко Де Микеле, и он работал терапевтом в приемном отделении больницы Сант-Андреа на улице Кассия в районе Гроттаросса.

Уже издалека Данте понял, что Де Микеле – не Отец. Слишком молодой, около сорока. Возможно, сообщник?

Когда врач вышел с ними покурить, Данте следил за каждым его движением. Спешка, усталость, скука. Линия его плеч не выдавала признаков вины или страха, разве что самый минимум, который чувствует каждый при встрече с полицией.

Де Микеле сказал, что не помнит ни одного из детей, которых обследовал в рамках диспансеризации школьников.

– Если только это не мальчик с тяжелым случаем pectus excavatum.

– «Грудь сапожника», – пояснил Данте. – Деформация грудной клетки, прозванная так, потому что сапожники работали, прижимая башмак к груди.

Коломба фыркнула. Временами Данте напоминал ходячую Википедию.

– Я говорила о Луке Мауджери, – резко сказала она.

– Что-то знакомое… – Де Микеле широко распахнул глаза. – Это, случайно, не тот мальчик, которого убил отец?

Его удивление показалось Данте вполне убедительным, и он украдкой взглянул на Коломбу. Та кивнула, потому что и сама подумала о том же.

– Нет, тезка, – солгала она. – Детей осматривал один врач или несколько?

– Мы работали втроем, но каждый принимал по одному пациенту. Детям выдавался номерок очереди, как на почте.

– За детьми кто-то приглядывал, пока они ожидали своей очереди? Может, врачи или медсестры? – спросил Данте.

– Нет. Медсестры разве что открывали перед ними дверь. – Он смущенно дотронулся до виска. – С мальчиком что-то случилось? Кто-то к нему приставал или…

– Его мать получала непристойные звонки, – поспешно сказал Данте.

Де Микеле улыбнулся:

– Я гей. Но, предваряя ваш вопрос, отцу мальчика я тоже не названивал.

Встав в жуткую пробку на Римской кольцевой дороге, Коломба пожалела, что у них нет мигалки.

– Похоже, мы зашли в тупик, – сказала она.

– Он не звонил, но звонил кто-то другой, кому было известно об осмотре.

– Да таких тысяч сто.

– Хочешь бросить этот след?

– Нет. Посмотрим детализацию телефонных разговоров Лючии Балестри. Может, так нам удастся понять, кто это был. – Ровере предоставил им распечатку вызовов Балестри вместе с остальными документами. – Он точно не имеет судимостей и был не слишком настойчив, иначе бы коллеги обратили на его звонки внимание.