"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Куда это ты с пишущей машинкой? — заинтересовался он.

— Иду домой, шеф.

— Пешком? Откуда тебя черт несет? Ладно, не важно: садись, я тебя подвезу.

— Спасибо, шеф Пратт, но я лучше пойду.

— Не смеши меня. Жара такая, что сдохнуть можно.

— Нет, шеф, спасибо.

В голосе Пратта вдруг прорезалась агрессия.

— Почему ты не хочешь, чтобы я тебя подвез? Садись, говорю! Садись!

В конце концов Нола согласилась, и Пратт усадил ее на сиденье для пассажира, рядом с собой. Но к городу не поехал. Машина развернулась и двинулась в обратном направлении.

— Куда мы едем, шеф? Аврора в другой стороне.

— Не волнуйся, моя маленькая. Просто хочу тебе показать что-то красивое. Ты ведь не боишься, а? Хочу показать тебе лес, очень красивое место. Хочешь посмотреть красивое место, правда? Красивые места все любят.

Больше Нола не произнесла ни слова. Машина доехала до леса Сайд-Крик, свернула на просеку и остановилась за деревьями. И тогда шеф расстегнул ремень, потом ширинку и, нагнув голову Нолы, приказал ей сделать то, что она так хорошо делала у него в кабинете.

15 августа 1975 года

В восемь утра Луиза Келлерган вошла в комнату дочери. Нола ждала ее, сидя на кровати в нижнем белье. День настал. Она знала. Луиза смотрела на нее с улыбкой, полной нежности.

— Ты знаешь, почему я это делаю, Нола…

— Да, мама.

— Это ради твоего же блага. Чтобы ты попала в рай. Ведь ты хочешь быть ангелом, правда?

— Я не уверена, что хочу быть ангелом, мама.

— Ну-ну, не говори глупости. Идем, дорогая.

Нола встала и послушно пошла за матерью в ванную. Все было готово: на полу стоял большой таз, полный воды. Нола посмотрела на мать: та была красавица, с чудными светлыми вьющимися волосами. Все говорили, что они очень похожи.

— Я тебя люблю, мама, — сказала Нола.

— Я тоже тебя люблю, моя милая.

— Мне жаль, что я гадкая девочка.

— Ты не гадкая девочка.

Нола встала на колени перед тазом; мать схватила ее за волосы и погрузила ее голову в воду. Сосчитала до двадцати, медленно и строго, потом вынула голову Нолы из ледяной воды, и девочка испустила панический крик. «Ну-ну, доченька, это епитимья, — сказала Луиза. — Еще, еще». И немедленно снова сунула ее головой в ледяную воду.

Преподобный, запершись в гараже, слушал музыку.

Рассказ поверг его в ужас.

— Мать тебя топит? — потрясенно повторил Гарри.

Был полдень. Нола только что пришла в Гусиную бухту. Она проплакала все утро, и как ни старалась, подходя к дому, высушить свои покрасневшие глаза, Гарри сразу заметил, что дело неладно.

— Она меня сует головой в таз, — пояснила Нола. — А вода ледяная! Сует меня туда головой и держит. Мне каждый раз кажется, что я умираю… Я больше не могу, Гарри. Помогите…

Она прижалась к нему. Гарри предложил спуститься на пляж; на пляже ей всегда становилось веселее. Он захватил с собой жестяную коробку «На память о Рокленде, Мэн», и они пошли вдоль скал, кидая хлеб чайкам, а потом уселись на песок любоваться горизонтом.

— Я хочу уехать, Гарри! — воскликнула Нола. — Хочу, чтобы вы увезли меня отсюда подальше!

— Уехать?

— Вы и я, далеко-далеко. Вы говорили, что однажды мы уедем. Я хочу найти убежище от мира. Разве вам не хочется быть со мной вдали от всего мира? Давайте уедем, умоляю. Уедем прямо в конце этого страшного месяца. Скажем, числа тридцатого, у нас тогда как раз останется две недели на сборы.

— Тридцатого? Ты хочешь, чтобы мы с тобой тридцатого августа уехали из города? Но это же безумие!

— Безумие? Безумие, Гарри, это жить в этом жалком городишке! Безумие — это любить друг друга так, как любим мы, и не иметь на это права! Безумие — это когда нам приходится прятаться, словно мы какие-то странные звери! Я больше не могу, Гарри! Я уеду. В ночь на тридцатое августа меня больше не будет в этом городе. Не могу больше здесь оставаться. Уедемте со мной, умоляю. Не оставляйте меня одну.

— А если нас арестуют?

— Кто нас арестует? Через пару часов мы уже будем в Канаде. И за что нас арестовывать? Уехать не преступление. Уехать значит быть свободным человеком, а кто может помешать нам быть свободными? Свобода — это основа Америки! Так написано в нашей конституции. Решено, Гарри, я уезжаю, уезжаю через две недели. В ночь на тридцатое августа я уеду из этого ужасного города. Вы со мной?

Он ответил, не раздумывая:

— Да! Конечно! Я не могу представить себе жизни без тебя. Тридцатого августа мы уедем вместе.

— О, милый Гарри, я так счастлива! А как же ваша книга?

— Моя книга почти закончена.

— Почти закончена? Потрясающе! Вы так быстро ее написали!

— Книга теперь не имеет значения. Если я убегу с тобой, то писателем, наверно, быть уже не смогу. Ну и ладно, не важно! Важна только ты! Важны только мы! Важно только быть счастливыми!

— Ну конечно, вы все равно будете писателем! Мы пошлем рукопись в Нью-Йорк по почте! Мне так нравится ваш новый роман! Это, наверно, самый прекрасный роман, какой мне доводилось читать. Вы станете очень большим писателем! Я в вас верю! Так тридцатого? Через две недели? Через две недели мы сбежим, вы и я! За два часа доберемся до Канады. Мы будем так счастливы, вот увидите! Любовь, Гарри, любовь — единственная вещь, способная сделать жизнь по-настоящему прекрасной. Все остальное лишнее.

18 августа 1975 года

Сидя за рулем патрульной машины, он смотрел на нее через витрину «Кларкса». Со дня бала они почти не разговаривали; она держала его на расстоянии, и ему было грустно. С недавнего времени у нее был особенно несчастный вид. Он спрашивал себя, не связано ли это как-то с ее холодностью, и вдруг вспомнил, как застал ее в слезах на крыльце и как она сказала, что ее обидел один человек. Обидел. Что она имела в виду? Может, у нее неприятности? Или еще хуже — ее избили? Кто? Что происходит? Он решил собраться с духом и поговорить с ней. Как обычно, он дождался, пока ресторан почти опустеет, и только тогда осмелился войти. Дженни убирала один из столиков.

— Привет, Дженни, — произнес он с бьющимся сердцем.

— Привет, Тревис.

— Как дела?

— Нормально.

— Мы не так уж часто виделись после бала, — сказал он.

— У меня тут много работы.

— Я хотел тебе сказать, я был очень рад быть твоим кавалером.

— Спасибо.

Лицо у нее было озабоченное.

— Дженни, ты в последнее время как будто отдалилась от меня.

— Нет, Тревис… Я… Это не имеет к тебе никакого отношения.

Она думала о Гарри; она думала о нем день и ночь. Почему он ее отвергает? Зашел сюда несколько дней назад с Элайджей Стерном и хоть бы словом с ней перемолвился. Она прекрасно видела, что они даже посмеивались над ней.