"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
— А то я не знаю! Я все время об этом думаю, представьте себе!
— Тогда почему вы никогда об этом не говорите?
— Я приехал сюда сразу, как разразился скандал. Не раздумывая. Думал я прежде всего о друге, о своем старом брате Гарри. В принципе, я мог бы побыть тут два-три дня для очистки совести и живенько вернуться в Нью-Йорк?
— Тогда почему вы еще тут и мозолите мне глаза?
— Потому что Гарри Квеберт — мой единственный друг. Мне тридцать лет, и у меня есть только он. Он всему меня научил, последние десять лет он был моим единственным братом по разуму. Кроме
Наверно, в этот момент Гэхаловуд меня пожалел, потому что вдруг пригласил к себе домой на ужин.
— Приходите сегодня вечером, писатель. Разберемся с расследованием, перекусим чего-нибудь. С женой познакомитесь. — И, словно чтобы не умереть от избытка вежливости, добавил самым неприятным своим тоном: — Вообще-то довольна будет в основном жена. Она уж сколько времени мне плешь проедает, чтобы я вас домой позвал. Мечтает с вами познакомиться. Странные у нее мечты.
Семья Гэхаловуда жила в уютном маленьком домике в жилом квартале на востоке Конкорда. Хелен, жена сержанта, была полной противоположностью мужу: изящная, очень приятная женщина. Встретила она меня очень приветливо:
— Мне так понравилась ваша книга, — сказала она. — Значит, вы в самом деле ведете расследование вместе с Перри?
Ее супруг пробурчал, что никакого расследования я не веду, что главный он, а меня просто небо послало портить ему жизнь. Появились две дочки, весьма обаятельные девочки-подростки, вежливо поздоровались со мной и скрылись в своей комнате. Я сказал Гэхаловуду:
— В сущности, в этом доме я не нравлюсь только вам.
Он улыбнулся:
— Заткнитесь, писатель. Заткнитесь и пошли на воздух, выпьем пивка холодного. Такая чудная погода.
Мы с ним долго сидели на террасе, удобно устроившись в плетеных креслах и подливая себе пиво из пластмассового кувшина. Гэхаловуд был в костюме, но надел поношенные тапочки. Вечер выдался очень жаркий, было слышно, как на улице играют дети. В воздухе приятно пахло летом.
— У вас в самом деле замечательная семья, — сказал я.
— Спасибо. А вы как? Жена есть? Дети?
— Нет, никого.
— Собака?
— Нет.
— Даже собаки нет? Вам, наверно, действительно чертовски одиноко, писатель… Дайте угадаю: у вас квартира гораздо больше, чем вам нужно, в модном квартале Нью-Йорка. Огромная пустая квартира.
Я даже не пытался возражать.
— Раньше мой агент приходил ко мне смотреть бейсбол, — сказал я. — Мы с ним делали начос с сыром. Было славно. Но со всей этой историей не знаю, захочет ли мой агент снова ко мне прийти. От него уже две недели никаких вестей.
— Что, писатель, поджилки трясутся?
— Да. Но что хуже всего, я не знаю, чего боюсь. Я сейчас пишу книжку об этом деле. Должен получить за нее как минимум миллион долларов. Она будет нарасхват, это точно. Но в душе я несчастлив. Что мне делать, как вы думаете?
Он взглянул на меня с удивлением:
— Вы просите совета у человека, зарабатывающего пятьдесят тысяч долларов в год?
— Ага.
— Не знаю, что вам сказать, писатель.
— Если бы я был вашим сыном, что бы вы посоветовали?
— Вы? Моим сыном? Меня сейчас
стошнит. Сходите к психоаналитику, писатель. Знаете, у меня уже есть сын. Моложе вас, ему двадцать…— Я не знал.
Он порылся в кармане и вытащил маленькое фото, наклеенное на картонку, чтобы не помялось. На ней был молодой человек в парадном мундире морского пехотинца.
— Ваш сын военный?
— Второй пехотный дивизион. Его послали в Ирак. Помню день, когда он поступил на службу. Тут на парковке торгового центра был передвижной призывной пункт. Для него все было очевидно. Он пришел домой и сказал мне, что его выбор сделан: он бросает университет и отправляется воевать. Из-за одиннадцатого сентября. У него эти кадры не выходили из головы. Я тогда вытащил карту мира и говорю: «Ирак — это где?» А он ответил: «Ирак — это там, где надо быть». Как вы думаете, Маркус (он первый раз назвал меня по имени), он был прав или нет?
— Понятия не имею.
— Вот и я тоже. Я знаю одно: жизнь — это череда выборов, с которыми потом приходится мириться.
Это был прекрасный вечер. Я уже давно не чувствовал себя окруженным таким теплом и заботой. После ужина я ненадолго остался один на террасе: Гэхаловуд помогал жене убирать со стола. Спустилась ночь, небо было чернильно-черное. Я отыскал мерцающий контур Большой Медведицы. Кругом царил покой. Слышалось только мирное стрекотание сверчков. Когда Гэхаловуд вернулся, мы подвели итоги расследования. Я рассказал, как Стерн позволил Гарри бесплатно жить в Гусиной бухте.
— Тот самый Стерн, у которого была связь с Нолой? — уточнил он. — Все это очень странно.
— Вы же сами видите, сержант. И я вам точно говорю: еще тогда кто-то знал про Гарри и Нолу. Гарри мне рассказывал, что в тот вечер, когда был городской бал, он обнаружил на зеркале в туалете надпись: его обозвали «ёбарем малолетки». Кстати, а что слышно про надпись на рукописи? Когда будут результаты графологической экспертизы?
— Теоретически, на той неделе.
— Значит, скоро все узнаем.
— Я досконально изучил полицейский отчет об исчезновении Нолы, — помолчав, сказал Гэхаловуд. — Тот, что составлен бывшим шефом Праттом. И там ни разу не упомянуты ни Стерн, ни Гарри.
— Странно, потому что Нэнси Хаттауэй и Тамара Куинн утверждают, что, когда Нола пропала, они обе сообщили Пратту о своих подозрениях относительно Стерна и Гарри.
— Но отчет подписал сам шеф Пратт. Он знал и ничего не предпринял?
— И что все это может значить? — спросил я.
Гэхаловуд помрачнел:
— Что у него тоже могла быть связь с Нолой Келлерган.
— У него тоже? Вы думаете, что… Боже милосердый… Шеф Пратт и Нола?
— Завтра утром первое, что мы сделаем, писатель, это поедем к нему и спросим.
Наутро в четверг, 3 июля 2008 года, Гэхаловуд заехал за мной в Гусиную бухту, и мы отправились к шефу Пратту домой, на Маунтин-драйв. Дверь нам открыл сам Пратт. Сперва он увидел только меня и приветливо произнес:
— Мистер Гольдман, каким попутным ветром вас занесло? В городе говорят, вы ведете собственные разыскания…