Союз Аустерлица

— Ах, да, — проговорил Богуслав, хмурясь, — он задолжал мне немалую сумму. Но я не переживаю. Он всегда был надежным. Если бы не его долги, я бы не стал его беспокоить.

— Вы не считаете, что долги могут быть причиной его исчезновения? — спросил я.

Богуслав встрепенулся, но, взяв себя в руки, произнес спокойным тоном:

— Нет, я так не думаю.

Он явно не хотел продолжать беседу на эту тему.

Вернувшись в контору, где все участники нашей следственной группы условились встретиться поздно вечером, я сопоставил свои наблюдения с теми, что добыли майор Вагнер, капитан Кравиц и остальные. Мы явно продвинулись, но ни веских улик, ни доказательств, ни тел пропавших людей по-прежнему не было найдено. И тогда я решил «прессовать» Зденека.

Прибыв в темницу, где его содержали, мы с майором Вагнером нашли старосту магистрата в камере плачущим и что-то блеющим. Мой метод подействовал неплохо, поскольку Зденек сразу начал говорить:

— У этого портного были подозрения, что некоторые из начальников гильдий и магистрата, включая меня, замешаны в более серьезных делах, чем просто финансовые махинации…

— И потому вы его убили? — предположил я.

— Нет! Я никого не убивал! — запричитал он. И голос его дрожал, отчего я понял, что он боится разоблачения.

— Зденек, — начал я, — если вы хотите, чтобы мы с майором поверили в вашу невиновность, вам нужно рассказать нам все сейчас же. Возможно, это связано с друзьями графини Радомилы?

Его лицо исказилось от страха, он закивал и, наконец, выдал:

— Хорошо, я расскажу. Но, вы должны понимать, что это может стоить мне жизни. Они собираются сделать нечто ужасное…

Глава 31

Со слов Зденека я узнал, что за долговыми обязательствами скрываются гораздо более опасные интриги, связанные не только с ростовщичеством, но и с политическими манипуляциями. Он упомянул о некоем «Клубе магнатов», который собирался у графини Радомилы. Якобы, это она уже давно предложила использовать долги, чтобы контролировать местные гильдии и влиять на выборы в магистрате. А теперь, со слов Зденека, долги решено было использовать в политических целях, чтобы заманить людей, поддерживающих новую власть, в ловушку.

Оказывается, речь в беседах с исчезнувшими шла о том, чтобы они принесли хотя бы какую-то символическую сумму в счет долга. И, мол, тогда договор займа будет пересмотрен в сторону продления и уменьшения обязательных ежемесячных платежей. Только сделать это нужно было немедленно, иначе их банкротство придадут огласке вместе с компроматом, который против них имелся. А все они, надо сказать, оказались людьми порочными. Потому они сами пришли по одному туда, куда им указали. И больше их никто не видел.

— Где эти встречи проходили? — спросил я.

— В старой часовне розенкрейцеров на окраине города возле кладбища… — голос Зденека едва слышался, но он продолжал:

— Там устраивают собрания те, кто недоволен новой властью.

— И кто они? Те самые из клуба магнатов?

— Не только магнаты. У них есть много сторонников среди простых горожан. Эти там и собираются, якобы на церковные службы. Но, на самом деле, службы их посвящены дьяволу. Все они возмущены убийством императора Франца и провозглашением Великой Моравии.

И я понял, что в Здешове существует не только политическая оппозиционная партия, состоящая из недовольных магнатов клуба графини Радомилы, но и некая секта сатанистов, на которую эта оппозиция опирается. Сам Зденек, с его слов, не имел ни малейшего понятия, куда подевались пропавшие. Но, он слышал на очередном вечере в Клубе магнатов разговор, из которого следовало, что графиня и нотариус собирались ликвидировать графа Йозефа и барона Томаша. Но Зденек ничего конкретного про этот заговор не знал. Если можно было ему верить, то его в это пока не посвящали.

В этот момент я почувствовал, что дело принимает весьма опасный оборот. Я записал показания, и пообещал, что сделаю все возможное, чтобы защитить Зденека, как важного свидетеля. После чего мы с майором и с другими нашими людьми выехали верхом к старой часовне. По словам Зденека, там как раз должна была проводиться очередная служба. И Зденек не обманул. Несмотря на позднее время, внутри горел свет. Здание часовни с круглыми окнами-розочками наверху и со стрельчатыми арками узких оконных проемов с разноцветными витражными стеклами понизу, казалось мрачным на фоне кладбища.

Мы приехали вовремя, попав на собрание сектантов. Внутри играл орган, под его аккомпанемент хор пел гимны, и голос проповедника что-то вещал в паузах между музыкальными этюдами. До нас донеслись слова:

— … Так помолимся, братья, за убиенного императора Франца и поклянемся отомстить за него…

Подобравшись к высокому и узкому стрельчатому окну, забранному витражом, из которого от времени выкрошились отдельные фрагменты, мы заглянули внутрь. Собрание в часовне напоминало нечто потустороннее. Мрачные тени плясали по стенам, отбрасываемые светом многочисленных свечей, а воздух был пропитан атмосферой тайны и страха, которую еще больше усиливало то обстоятельство, что все присутствующие скрывали свои лица под черными плащами с просторными капюшонами. Я обменялся взглядами с майором и нашими людьми. Все мы понимали, что попали в самую гущу заговора, который мог изменить судьбы не только графа Йозефа и барона Томаша, но и всех нас.

Мы осторожно обошли часовню кругом, приблизившись к двери, возле которой стояли две мрачные фигуры привратников, охраняющих вход. На них были точно такие же плащи с капюшонами, как и на сидящих внутри. И это сыграло нам на руку. Быстро нейтрализовав их и оглушив, мы с майором накинули объемные черные плащи на себя. Высокие входные двери оказались не заперты. И мы без труда проникли внутрь часовни, стараясь не привлекать внимания.

Впрочем, в этот момент как раз все участники собрания были поглощены действом в алтаре. Звуки хора становились все громче, а проповедник с лицом, затененным капюшоном, по-прежнему произносил слова, полные ненависти и призывов к мести. Я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом — эти люди явно были фанатиками, готовыми на все ради своей цели. Но помощь, которую мы вызвали заранее, прежде, чем отправиться к часовне, не опоздала. Два взвода городской стражи, подчинявшиеся майору Леонарду Моравскому, начали оцеплять здание по периметру, чтобы никого не упустить.

Время приближалось к полуночи, и внезапно проповедник поднял руку, призывая к тишине. Его голос стал громче, когда он произнес:

— Мы не можем больше ждать! Время пришло! Наша месть должна быть беспощадной! И потому мы начнем с того, что принесем в жертву первого агнца в эту полночь!

Толпа зашумела, и я почувствовал, как напряжение в воздухе нарастает. Двое в плащах с капюшонами выволокли из-за колонн какого-то мужчину со связанными руками. Он озирался по сторонам, словно затравленный зверь и что-то кричал, но громкие звуки органа заглушали его крики. Когда несчастного подтащили к алтарю, и свет от свечей упал на его лицо, я узнал одного из пропавших штабных офицеров. В этот момент в руках проповедника сверкнул ритуальный кинжал. А я выхватил пистолет из-под плаща и выстрелил, целясь в пастора этой черной мессы. Пастор упал, а мой выстрел послужил сигналом. Сразу после него раздался громкий треск — двери распахнулась настежь, и в часовню ворвались наши люди с самим Леонардом Моравским во главе, который закричал:

— Мы здесь, чтобы остановить вас! Часовня окружена войсками! Сопротивление бесполезно! Никто не уйдет отсюда, пока не будет раскрыта правда о ваших преступлениях!

Для сектантов все это явилось полной неожиданностью. Гибель проповедника и появление солдат деморализовали их. Потому сопротивляться никто не рискнул. Когда я сдернул капюшон с лица человека, которому моя пуля пробила сердце, то с удивлением обнаружил знакомое лицо. То был Збышек Полянски, которого графиня Радомила представила мне, как доктора. Хотя к нам в госпиталь этот «доктор» ни разу не заходил и среди городских целителей был неизвестен. Возможно, он был доктором какой-нибудь теологии или теософии, раз проповедовал сатанизм с человеческими жертвоприношениями? Это еще предстояло выяснить.