Союз нерушимый

Лицо капитана вытянулось и начало потихоньку багроветь. Ещё бы - небожителю перечит какая-то пехотная пыль.

– Не могу сказать. Как только, так сразу. Можете передать мне, я доведу до товарища маршала.

– Никак нет. Поручение секретное. Я сам ему всё доведу. Прошу доложить товарищу маршалу как можно скорее.

– Товарищ. Маршал. Занят, - отчеканил капитан третьего ранга.
– Я доложу, как только представится возможность.

– Разумеется. Но от промедления зависит, - я перешёл на заговорщицкий шёпот, покосившись на остальных сторожей, которые упорно делали вид, что ничего не подслушивают, - провал или успех одной важной операции. И если не довести мою информацию сейчас же, момент может быть упущен.

Я сделал неопределённый жест головой, указав глазами куда-то наверх.

– Сейчас, - выдавил капитан. "Хорошая собачка", - похвалил я его мысленно. Он немного закатил глаза: похоже, связывался с Гречко.

– Проходите!
– кап-три уже вернул себе прежний напыщенный вид. Я кивнул, сказал "Спасибо" и поборол яростное желание дать ему рубль чаевых.

– Здравия желаю, товарищ маршал советского союза!
– на пороге я лихо откозырял, прищёлкнув каблуками от усердия. В тесной каюте с низким потолком, за маленьким столом, больше похожим на школьную парту, сидел квадратный человек с будённовскими усами и самыми большими звёздами, которые я когда-либо видел.

Он поднял на меня маленькие глаза, прятавшиеся глубоко-глубоко в черепе и обрамлённые коричневой кожей, на которой раскинулась выдающаяся сеть морщин.

Они выглядели так, словно были вырезаны в старом дереве, окаменевшем за столетия. На столе маршала стоял терминал, рядом - гранёный стакан с карандашами, ручками, циркулем. На краю - логарифмическая линейка, вытертая от постоянного использования. Возле стены - простая койка, которую можно было поднять и закрепить у стены, как у матросов. И всё. Голый металл. Не знаю, чего я ждал. Наверное, роскоши. Шкафа из красного дерева. Бара с богатейшей коллекцией дорогущих бутылок. Персидского ковра на полу. Коллекции Айвазовского на стенах.

Но только не голого металла, солдатской кровати с солдатским же бельём (я узнал то самое одеяло с тремя полосами), терминала и пластмассового стула.

– В чём дело?
– спросил меня Гречко поразительно тихим и мягким голосом. Тут маршал снова меня удивил - я готов был услышать командный рёв.

– Товарищ маршал советского союза!
– лучшим решением в данной ситуации будет просто сыграть роль посыльного от начала и до конца.
– Вам пакет! Лично в руки!
– я достал из-за пазухи опечатанный бумажный конверт.
– Дело исключительной важности!

Положив конверт на стол, я посмотрел Гречко в глаза - долго и пристально, куда дольше, чем требовалось.

– Хорошо. Можете идти!

– Товарищ маршал советского союза, разрешите обратиться!

– Не орите, лейтенант, - устало сказал Гречко.
– Вы не на плацу. Что у вас?

– Когда можно будет узнать ваш вердикт по этому письму?
– спросил я.

– А как срочно надо?
– вопросительно взглянул на меня главный космонавт советского союза.

– Хотелось бы как можно скорее, товарищ маршал, - я искренне старался не перегибать палку с наглостью, но, похоже, получалось не особенно хорошо.

– Займусь...
– Гречко посмотрел на часы.
– Буквально через два часа. Раньше никак. Вас это устраивает?

– Так точно, товарищ маршал!
– я вытянулся во фрунт, но горланить не стал.

– Посидите пока в кают-компании. Капитан на входе проводит.

– Благодарю, товарищ маршал!

Я выходил из начальственного кабинета с виду совершенно спокойный, но, несмотря на это, в голове у меня шумело. Что-то тут явно не так: интуиция об этом просто кричала. Пока недовольный капитан вёл меня в кают-компанию, я успел как следует оценить предчувствие со всех сторон и понять, что именно мне не понравилось. А ведь стоило подумать об этом раньше, анализируя информацию о личности главного космонавта Советского Союза! Ведь что было известно о Гречко? Да почти ничего - и то, в основном, пропаганда.

Больше всего смущал аскетизм маршальской каюты. Человек, который практически жил на корабле и лично командовал флагманом во время боёв, жил в сраной стальной коробке с голыми стенами и матросской койкой, застеленной колючим одеялом. Я не видел мотива и подозревал самое плохое.

Ведь у тех, кто оказался замешан в заговоре, цели были самые, что ни есть ясные и низменные. У "Лебедей" - государственные контракты и сопутствующие этому деньги и влияние. У депутатов - они же, плюс кое-какие дефицитные блага. У Захарова - сын и место в генштабе, подальше от боёв. А у Гречко таких шкурных интересов не прослеживалось, следовательно, либо генерал мне наглейшим образом соврал, либо всё было очень плохо - и маршал присоединился к заговору по каким-то идейным соображениям. Или вообще его возглавлял.

Что мне предстояло с этим делать, ещё нужно было решить.

В кают-компании я нашёл удивительный островок уюта посреди серой стали и острых углов. Столики под белыми скатертями, на стенах - настоящие обои и репродукции картин: в основном, сельские пейзажи, изображавшие колхозников за работой, в вазах - искусственные цветы. Впечатление портили только два транспаранта - огромные полотнища, на которых было написано: "Наше дело правое! Враг будет разбит!" и "Развивайте свиноводство!". Последнему лозунгу я улыбнулся, как старому знакомому. Тут можно было поесть, и я хотел этим воспользоваться, но стеклянные витрины пустовали, а лопоухий матрос, стоявший на раздаче, сказал, что пока не время: офицеры уже позавтракали, а обед пока не готов.

Стоило мне разместиться за одним из столиков с отвоёванным у матроса гранёным стаканом безбожно разведённого чая, как в кают-компанию вошли два мичмана - полный низкий и высокий тощий. Вдвоём они напоминали ставшую легендарной Булычёвскую парочку - Крыса и Весельчака У. Они о чём-то тихо говорили, скользнули по мне взглядом и направились к матросу за стойкой, вернувшись со стаканами чая и блюдцами, на которых лежали сосиски в тесте: у худого - две, а у толстого - одна. Подобное распределение показалось мне забавным.

Они сели за соседний столик, я сделал вид, что их не замечаю.

– Простите, товарищ младший лейтенант!

Я поднял глаза. Ко мне с добродушной улыбкой повернулся толстяк.

– Что ж вы пустой чай пьёте? Вас давно кормили?

– Ещё вечером, - я вспомнил отвратительную гороховую кашу из космодромной столовой, отчего проснулась изжога.

Мичманы переглянулись.

– Непорядок, - сказал тощий и, сходив к матросу, вернулся с ещё одним блюдцем. Там лежало три сосиски. Свежие, румяные, вкусно пахнущие. При виде них слюна начинала выделяться сама собой.

– Угощайтесь!
– на стол передо мной опустилось блюдце.
– И простите за отсутствие гостеприимства!
– мичман растянул бледные рыбьи губы, а я смотрел на бородавку у него под носом, не в силах отвести взгляд.

– Ой!
– я изобразил смущение. На самом деле мне уже давно стало понятно, к чему всё идёт.
– Спасибо огромное, товарищи!

– Да не за что!
– тощий подмигнул.
– Если что, мы с Владиславом Сергеевичем работаем с механизмами, подлежащими протирке спиртом...