Союз Тигра и Дракона

В глубине коридора послышались шаги, в комнату постучали. Сюаньжень отозвался. На пороге появилась девушка с глуповатым лицом, и Сюаньжень сразу понял, что в его покоях была именно она. От девицы исходил запах тела, довольно приятный, аромат каких-то дешевых благовоний, чая и чего-то еще — неразличимого, но отталкивающего.

— Господин позволит принести ему воды для умывания? — девушка со страхом покосилась на столик, где вчера стоял таз с водой. Теперь его не было.

Сюаньжень спросил, заходила ли она в его покои, пока он спал? От девицы снова потянуло противным запахом, и она испуганно кивнула, сказав, что утром она забрала таз для умывания и подбросила угля в жаровню. Это её обязанность, господин не должен гневаться…

Сюаньжень кивнул. Он вовсе не гневался. Спокойное выражение его лица успокоило и девицу. Она негромко спросила.

— Господину было плохо? В тазу была кровь…

— Ничего страшного, просто кровь пошла носом.

Девица улыбнулась и спросила, что господин изволит заказать на завтрак? Противный запах вокруг неё исчез, снова запахло благовониями и тёплым телом. Сюаньжень заказал рис с овощами и курицу с чесноком. Девушка кивнула и исчезла.

Сюаньжень с ужасом подумал, если с его вкусом произошло то же, что с обонянием и слухом, сможет ли он вообще хоть что-то съесть? Однако опасения не оправдались. Принесённый рис был сочным и ароматным, курятина отлично прожарена и, взяв в рот первый кусочек, Сюаньжень даже заурчал от наслаждения. Вкус тоже усилился, стал намного ярче прежнего, и Сюаньжень с аппетитом опустошил все принесённые тарелки.

Неожиданно он услышал шум и крики на другом конце двора. Выйдя из комнаты, увидел возницу, ругавшего какого-то хилого паренька. Сюаньжень подошел поближе. Возница был стар и болен — от него исходил запах недужного тела, прогорклого масла, рисовой водки и настоя грибов линчжи. Но над всеми этими запахами проступал и доминировал другой запах — острый и почти невыносимый. От паренька же смердело немытым телом и тем же самым запахом, которым несло утром от служанки. Из их перебранки Сюаньжень понял, что мальчишке досталось из-за плохо вычищенного стойла и охромевшей лошади.

Но склока вскоре затихла, возницу позвали на кухню и витавший вокруг него смрадный запах быстро развеялся и исчез. А вот от подростка, начавшего чистить стойло, теперь струился иной запах — горьковатый и зловонный.

Сюаньжень насторожился. Что происходит? Запах от каждого был особым, присущим только ему, тогда откуда же брались остальные запахи? И куда они исчезали? От служанки и этого паренька поначалу пахло одинаково, но потом эти запахи пропали, остались лишь их естественные запахи тела, да от служанки пахло грошовыми ароматами, что продавались на каждом рынке. Что же это были за запахи?

Неожиданно он вспомнил. Служанка утром вынесла из его комнаты таз с водой, над которым он смыл кровь с лица. Вода была окрашена кровью. Девица испугалась крови? Была… испугана? И паренек у конюшни, когда на него вожжами замахнулся конюх, тоже был испуган. Значит ли это, что он слышал… запах страха? От возницы же шёл иной дух, он был озлоблен на мальца и сильно разгневан. И тот вонючий дух, что исходил он него, был духом злобы?

Может ли это быть? При этом, и Сюаньжень особо проверил это, он не чувствовал никаких запахов от… самого себя. Его нос слабо вычленял лишь запах пота от халата и то — едва слышно. Почему?

Но поразмышлять об этом можно было и дорогой. Сюаньжень собрал вещи, расплатился за комнату и фураж для лошади, и направился в столицу. По дороге прикрыл лицо куском полотна, как делали многие, но не потому, что хотел защитить лицо от ветра и холода, а чтобы не слышать окружающие запахи, ибо чуял теперь запах навоза на расстоянии ста чжанов!

Когда же это кончится, а?

Однако дальнейший путь расстраивал Сюаньженя всё больше: просыпаясь утром в очередной гостинице или на постоялом дворе, он ощущал все те же признаки своей непроходящей болезни. Этого мало. Удивляли и сны. В них снова и снова возникал его покойный лис Сяо Ху и распоряжался им подлинно как своим собственным сыном: приказывал ему поджарить курятины с чесночком, велел подать вина, требовал исполнения мелких поручений. Подзакусив, лис щедро делился с Сюаньженем своей лисьей мудростью, цитировал классику конфуцианства, рассуждал, — и весьма умно, — об истории, учил тонкостям составления официальных документов, дискурсивных трактатов и памятных записок. Лис также имел наглость называть Сюаньженя «лисёнком» и во сне пытался учить Сюаньженя петь буддийские гимны, но тут у Сяо Ху мало что получалось: лис откровенно фальшивил.

Сны — снами, что с них возьмёшь? Но явь была куда страшнее. Мир новых запахов и вкусов, новых звуков и нового видения буквально истерзал Сюаньженя. Он так и не понял, стали ли его органы чувств по остроте восприятия сродни собачьим или волчьим, но чувствовал себя совершенно изнурённым. Зачем ему нужен запах железа от кузнецы? Почему, чтобы проехать мимо мыловарни, приходилось затыкать пальцами нос? От смрадного же зловония костяных же промыслов голова болела несколько часов! Даже мимо гончарной мастерской и то проехать было затруднительно: раньше Сюаньжень и не замечал запаха мокрой глины, теперь же она тоже сильно ощущалась и противно щекотала нос.

Что до странных запахов, исходивших от людей, за время пути Сюаньжень научился вычленять пять разных их оттенков: испуга, гнева, злости, зависти и презрения. С двумя последними вышел любопытный случай, когда ужиная в придорожной гостинице, Сюаньжень заметил двух разряженных девиц со служанкой. Сам он никогда не поднимал глаза на девиц, считая, что с его физиономией глупо рассчитывать на женское внимание, но сейчас, сидя лицом к окну, просто услышал разговор двух подруг.

Девицы обсуждали какую-то Чжу, которой повезло выскочить замуж за самого господина Ляна, а ведь ни умом, ни красотой она никогда не отличалась. Сюаньжень вздохнул. Зависть всегда была смесью восхищения, тоски и негодования на чужое превосходство. Тихая, как змея в траве, раньше для Сюаньженя она проступала шёпотками родни за спиной, и внешне невинными замечаниями матушек. «Ему так повезло», «Он этого не заслуживает», — слышал он, сдав уездный экзамен, словно не усилия и настойчивость лежали в основе его успеха, а исключительно случайная слепая удача, которая еще и намного превосходила его достоинства. «Я, конечно, рад за тебя, но ты же понимаешь, что это просто случайность…», — обронил его братец, «Не вижу в этом ничего особенного», — сказал тогда второй.

Но сейчас Сюаньжень не столько слушал слова, — сколько вдыхал запахи, и запах зависти оказался самым смрадным из вдохнутого им за последние дни. Нужник и то ароматнее! Однако в зловонии зависти встряло еще что-то, чего Сюаньжень не понял. Он обернулся и, точно на стену, напоролся на взгляд служанки. Она, как ни странно, была куда красивее знатных девиц, и издалека молча озирала свою госпожу и её подругу, и выражение её глаз было красноречивее любых слов. Это было презрение. У него был странный запах крови, мокрой речной гальки и снега. Точнее, оно пахло окровавленным льдом.

И Сюаньжень с горечью понял, если его обоняние не придёт в норму, он будет обречён до конца жизни есть в одиночестве.

Глава 6

«Гэ» ? Смена

Новый день стирает границы ночи.

— Всё это, однако, так странно, — воровато оглянувшись на кухонную дверь, прошептала Юлань, служанка молодой госпожи Ван Лимэй. — И я уверена, неспроста. Помяните моё слово, не иначе как госпожа Мин решила избавиться от этой Чжао Ши и её приблудного сынка!

— Да уймись ты! — рассерженно перебила юную болтушку пожилая служанка Ли Сунь, ведавшая кухней и запасами продуктов в доме. — С чего ты это взяла?

— Сами посудите! Мыслимое ли дело: и двух месяцев не прошло, как они появились в доме, а уже из нищей приживалки эта Чжао Ши стала компаньонкой госпожи. Переселили их с сыном в восточные покои, велят подавать им господскую еду, угли в их жаровнях не переводятся. Так и этого мало! Малец-то этот, — всё не возьму в толк, как его величать-то? — так этот юнец все вечера у госпожи проводит. И потчует его она лучшим чаем, и велит наилучшее печение подать да сладости отборные ему готовить! И целыми вечерами слушает его игру на флейте, да стихи сочинять просит. И даже велела ему называть себя матушкой! Каково, а? Но я вам прямо скажу — она недоброе задумала.