Союз Тигра и Дракона

Закатное солнце освещало последними умирающими лучами крыши казённых зданий, откуда сейчас, на закате, струился поток спешивших по домам мелких чиновников и писцов. На востоке громоздились жилые кварталы, застроенные особняками и богатыми усадьбами знати — влиятельных родовитых семей, высокопоставленных чиновников, между тем к западу от центра ютились беднота и люди среднего достатка, шумели рынки и кварталы дешевых увеселительных заведений.

Сюаньжень помнил наставления названного отца и, въехав через южные ворота Миндэ, Сияющей Добродетели, поспешил в центральную часть города. Он заметил, что обнесенные стенами в два человеческих роста палаты Чанъани были намного больше обычных городских кварталов, а дороги вдоль стен домов намного шире тех, что он видел у себя на родине.

Самая большая, Императорская дорога, простиралась от центральных южных ворот до центра города, она пролегала мимо буддийских монастырей и даосских аббатств, двора для имперских музыкантов и гостиниц. Здесь же располагались главные столичные школы, Государственная академия благородных сынов, академия Великого учения и академия Четырёх Врат. Тут же, в боковых кварталах, соперничая друг с другом яркими наименованиями, теснились многочисленные школы для изучения права, математики и каллиграфии.

Сюаньженю не пришлось даже спрашивать дорогу к месту экзамена — толпа молодых людей и людей, чей возраст Кун-цзы называл «устанавливающимся»[1] и «не колеблющимся»[2], влекла его за собой, точно щепку речным потоком.

Из разговоров в толпе Сюаньжень понял, шесть категорий экзаменов на государственную службу в этом году организованы министерством обрядов, которое занимало два квартала к югу от величественного императорского дворца. Ступив за эти ворота и оглядев красные столбы и черепичные крыши корпусов, раскинувшихся под колышущимися ветвями старых сосен, оглядев таблички с позолоченными иероглифами счастливцев, сдавших экзамены в прошлом, Сюаньжень поморщился. Здесь царил застарелый запах обветшалого склепа, и Сюаньжень подумал, что это запах пыли стародавних книг, чья ветхая премудрость тонкой струйкой серого праха тихо перетекает в пустые головы, словно песок в поминальные чаши…

Нарисованный воображением яркий образ развеселил Сюаньженя. За минувшую неделю он понял, что избавиться от нового острого обоняния ему, видимо, уже никогда не удастся, к тому же в его последнем предутреннем сне лис Сяо Ху имел наглость заявить ему, чтобы на экзамене он, Ху Сюаньжень, держал свой лисий нос по ветру.

Сюаньжень очень надеялся, что ему удастся пристроиться в особых комнатах для экзаменующихся: хоть они были на двоих и совсем крошечными, однако предоставлялись на время экзамена бесплатно. И ему повезло. Принявший документы писарь сказал, что несколько комнат ещё свободны и дал жетон от одной из них, добавив, что там уже есть один жилец.

Сюаньжень направился к павильонам, нашел своё временное жилище и, войдя, обнаружил, что в комнатушке не развернёшься: две постели у стены и стол между кроватями занимали все пространство, оставляя свободным только небольшой пятачок у двери. На кровати в углу сидел юнец лет семнадцати, белокожий и красивый, как Пань Ань. От его одежды исходил аромат лаврового листа и лепестков пиона. Женщины обычно собирали смеси трав и цветов в специальные мешочки, а потом клали их между чистым бельем и ханьфу[3], после чего одежда пропитывалась ароматами.

Выходит, любимый сыночек старшей жены? Чень Сюаньжень поклонился и представился своему соседу по комнате, в ответ узнал, что тот — Ван Шэн из Лояна, после чего счёл, что сидеть в душной комнате нет никакого смысла. Он оставил вещи в комнате и решил побродить по месту будущего экзамена.

Пройдя во двор храма Кун-цзы, Сюаньжень различил очертания деревянных изваяний высотой в человеческий рост. Великий учитель возвышался над всеми, занимая почётное место посередине возвышения. Во дворе храма было пустынно. Тенистая аллея вела к месту, где проводился экзамен по классической литературе. Здесь, в запахе растаявшего снега и сосновой хвои было приятно и спокойно.

— Вы не правы, друг мой, — услышал вдруг Сюаньжень мужской голос сзади и резко обернулся. Однако за его спиной была только невысокая стена, заросшая можжевельником. Говорили по ту сторону стены. — Вы говорите, что на экзаменах не судят о литературных достоинствах. Верно, экзамены не помогают выявить таланты, но ведь мы отбираем вовсе не гениальных поэтов! Нам нужны исполнительные толковые люди в столице и провинции. Каждый из них с малых лет начал обучение с конфуцианских канонов, которые ему надлежало вызубрить наизусть и понимать в согласии с суровой традицией. Затем молодой человек читал историков, философов и классиков. Цель — выработать образцовый литературный стиль и проникнуть в конфуцианское исповедание культуры. Скромность, почтительность и исполнительность — вот что нужно! Ну и идеальная грамотность не помешает, конечно. Зачем мне в суде или ямэнях таланты? Стихи на заседаниях писать?

Ему ответил другой голос, более высокий.

— Я понимаю вас, господин Юань, но они зубрят каноны всю жизнь, чтобы стать чиновниками, а в итоге опошляют сами каноны, которые воспринимаются зазубренными с детства надоевшими заскорузлыми прописями! Не говоря уже о том, что эти ваши «исполнительные чиновники» порой совершенно не умеют думать головой! То, чего нет в вызубренных ими канонах, просто приводит их в ступор!

— Есть такое, не отрицаю, но что поделаешь, Ло? Я всё равно отберу толковое сочинение по государственному управлению или судебному делопроизводству, нежели гениальные бредни представителя «фэнлю»[4].

Голоса удалялись, и последние слова Сюаньжень едва расслышал. Он задумался. Если говорить о нём самом, то он был скорее согласен с неизвестным Юанем, нежели с Ло. Его братцы умели недурно сочинять стихи, но больше, увы, ни на что годны не были.

Через красные ворота Сюаньжень вышел на аллею, как говорил указатель, ведшую в библиотеку. И вскоре он действительно заметил здание с лакированными колоннами и синей черепичной кровлей.

В библиотеке он застал двух мужчин, склонившихся над пожелтевшим свитком. Один из них, пожилой, высокий, с величественной седой головой, был в роскошном парчовом халате. У другого, помоложе, заметно редели волосы. Сейчас этому человечку с узкими сутулыми плечами завзятого книжника было, вероятно, за пятьдесят. Морщинистым лицом и шеей он напоминал рассерженную черепаху. При звуке раздвигающейся двери он сердито поднял глаза на Сюаньженя, но ничего не сказал. Старший же окинул его беглым безразличным взглядом, брошенным поверх толстой стопки книг, лежавшей на столе. Они заговорили — и Сюаньжень безошибочно угадал в них людей, которых недавно слышал.

Он извинился и вышел, чтобы не мешать старшим, в сумерках добрел до хозяйственных построек. В это время дня они были пустынны, если не считать пары неряшливо одетых мужчин с ведрами и метлами. Не обращая на них внимания, Сюаньжень прошёл через двор мимо сосен и жиденьких кустиков к кухне. Здесь царили запустение, грязь и противно пахло заплесневелым зерном и протухшей рыбой. Сюаньжень вздохнул и побрёл назад, вышел в город на ближайший рынок и купил два пирога с овощной начинкой, потом вернулся в павильон.

Экзамены начинались завтра. Надо было выспаться.

* * *

[1]Тридцать лет

[2]Сорок лет

[3]Верхняя одежда

[4]«Фэнлю» ?? «Ветер и поток» — особый стиль жизни в Китае, глубоко укоренённый в даосской, буддийской, конфуцианской философии. Означает ветер как круговорот «ци» во Вселенной, а иероглиф «лю» ассоциируется с потоком воды — свободным, мощным, изменяющимся, метафорой «дао». «Фэнлю» сформировало художников, музыкантов и литераторов «вэньжэнь» (в пер. «интеллектуалы»), которые творили в свободное время не ради академических изысканий и статуса профессиональных художников, музыкантов и литераторов.