Созвездие Близнецы
Шрифт:
Эль покачал головой, отрицая. Мама нужна ему, как воздух, и страх ее потерять перебивал все остальные.
– Я никогда не перестану в тебе нуждаться. Семья – это самое дорогое, что может быть в нашей жизни.
Михаэль точно знал, что у матери нет аргументов против. Мама погрустнела, это было заметно по ее опущенному взгляду и по исказившимся уголкам губ. Эль догадывался, в чем причина ее тревоги, но не решался озвучить ее вслух. Он уже удостоверился несколько десятков раз: свои мысли иногда стоит держать при себе. Михаэлю не хотелось делать больно своим близким резкими фразами или собственными догадками. У него в голове иногда
– Ты прав. – с трудом выговорила мама. – Что тебе приснилось?
– Дурной сон. Я не помню. – соврал Михаэль. – Все картинки о нем уже улетучились у меня из головы.
– Тогда попробуй еще поспать, ладно? Можешь завтра пропустить колледж. Я вижу, что тебе не хорошо.
Эль посмотрел на нее с благодарностью. Он не был уверен, что сможет пропустить учебу, но и сил собрать себя по частям у него тоже не оставалось. Мама тонко чувствовала его эмоции. Она всегда была понимающей, и Михаэлю казалось, что он ее не заслуживает. Мать уже не нуждалась в ответе, поэтому Эль ей коротко кивнул в молчаливой благодарности.
Он поднял взгляд и обшарил взглядом книжные полки со стоящими на них шедеврами мировой литературы. Ему нужно было на что-то отвлечься.
Повисшая тишина его успокаивала. Михаэль только слышал, как секундная стрелка пытается сделать круг. По комнате раздавалось мерное, отчетливое тиканье. Эль сосредоточился на нем, чтобы прогнать из головы дурацкие мысли. Внезапно он услышал, как мама медленно начала напевать. Совсем негромко, успокаивающе. Кажется, это была колыбельная, но Михаэль не мог разобрать слов. Мама пела на другом языке.
– Что это за песня? Какая-то колыбельная?
– Ты не помнишь ее? – удивилась женщина. – Когда в детстве тебе было страшно, я всегда пела ее, и ты засыпал. Ты прав, это колыбельная.
– Да, что-то припоминаю. – вновь соврал Михаэль.
Ему не вспоминались ни слова, ни мелодия.
Он выглядел смущенным и испуганным одновременно. Женщина перестала петь, догадавшись, что это возымело только обратный эффект от желаемого. В очередной раз повисла долгожданная тишина. Михаэлю оставалось только надеяться на то, что больше она не прервется ничем. Только секунда стрелка. Только тихое тик–так.
Эль даже не заметил того, как погрузился в сон. Он не почувствовал, как мать вышла из комнаты, оставив его в одиночестве. Ему стало гораздо легче. Теплая кровать дарила ему ощущение комфорта. Мамины теплые руки и спокойные речи, такие нужные в момент парализующего страха, смогли его успокоить. Михаэль ощущал себя пятилетним ребенком. Его заставили окунуться в ту атмосферу, которой он боялся больше всего.
Эль окончательно провалился в сон, судорожно вспоминая, какой сегодня день недели, и надеясь, что не четверг. Как известно, сны с четверга на пятницу имеют свойство сбываться.
Глава 4
А есть ли проблемы?
«Вечный вопрос: поймут ли меня остальные? Я все больше склоняюсь к мысли, что живу в стеклянном куполе. Они меня видят, но не слышат того, что я им кричу.
От крика мне уже закладывает уши»
Ночь была тяжелой. Эль уже не слышал, как мама вышла из его комнаты. Она легко поцеловала его в лоб, желая спокойного сна, но Михаэль не помнил и этого. Утро снова встретило его серым небом
со свинцовыми тучами. Эль дотянулся до календаря, зачеркивая очередной прожитый день. Его маленькая привычка с детства. Когда маленький Михаэль ждал чего-то особенного, то всегда зачеркивал в календаре даты. Сейчас ничего не изменилось, а привычка укоренилась в нем на долгие годы. Эль перечеркнул зеленой ручкой двадцать четвертое ноября и поднялся с кровати.В голове шумело, а во рту пересохло. Было ощущение, что за эту ночь по нему проехал грузовик с тремя прицепами. Эль свой сон помнил только условно. Основные события и картинки выпали из его головы и в цельный паззл уже не складывались. Ему и вспоминать его особенно не хотелось. Михаэль предпочитал забывать собственные кошмары, иначе бы они свели его с ума.
Умываться и долго смотреть на текущую из-под крана холодную воду стало его ритуалом по утрам. Михаэль часто сидел на бортике в ванной, пытаясь проснуться. Он настраивал себя по нотам на грядущий день, а шум воды заглушал его посторонние мысли.
Родителей, к его удивлению, не было слышно. Обычно они громко разговаривали в столовой, обсуждая последние новости. Сегодня Михаэль слышал только тишину. Он пытался вспомнить, не предупреждали ли они его об утреннем отъезде. Такого в его памяти не всплывало. Они должны были быть дома. Почему не шумят? Обычно он слышал их разговоры еще из своей спальни, нередко и просыпался от них. Он часто просил мать и отца говорить чуть тише, потому что плохо спал. Его просьбе тогда никто не внял, и сейчас такая давящая тишина заставляла Михаэля нервничать.
Он молился про себя: только бы ничего не случилось. Им было достаточно потрясений за последнее время. Еще одно может совсем разбить их семью.
Михаэлю пришлось заставить себя не думать о плохом. Свои мысли победить сложнее всего.
Поверх домашних штанов и футболки, Эль натянул на себя уютный теплый халат, что висел на батарее в ванной. Вещь была больше его самого на пару размеров, но все равно любимой. В ней Эль согревался зимними вечерами, а по утрам не чувствовал себя зябко. Он закутался в халат и посильнее затянул на себе пояс.
Выйдя в коридор, Михаэль тут же услышал, как экономка гремит тарелками. Завтрак уже готов. Эль только сейчас осознал, насколько он голоден, и быстро поспешил к лестнице. До него донеслись родительские голоса. Они были смазанными, и расслышать хоть слово стало настоящей проблемой. Эль двигался медленно, крадучись, будто подозревал таинство их разговора. Ему хотелось узнать. Они специально говорили шепотом, а Михаэль не был дураком. Он сразу понял, что речь идет о нем. От того стало еще интереснее слушать. Он зацеплял фразы и собирал их по кусочкам, складывая в единую картинку.
– Дима, с ним что-то не так. После аварии Михаэль сам не свой, ему постоянно снятся кошмары, он все время на взводе.
– Я и сам это прекрасно вижу. – отозвался отец.
Михаэль весь обратился в слух, тихо присаживаясь на лестницу. Он даже забыл о том, что нужно дышать. Все, что от него хотят скрыть, Элю априори становится интересным. Это было маленьким, но таким правдивым законом жизни.
Михаэль узнал бы голос отца из тысячи. Он казался ему особенным, жестковатым, но с шармом. Сейчас он казался ему взволнованным, чуть хриплым. Сейчас его интонации Эль смог определить четко: недовольство соседствовало с равнодушием. Отец, видимо, уже устал от этого разговора.