Спасатель

Дядя Боря дал старт. Лидеры рванули резво. Но многие сразу со старта пошли пешком. В шлёпках, в плавках, поливая себя водой из бутылочек и обмахиваясь кто панамами, а некоторые массивные дамы - веерами. Дядя Боря всех подбадривал, шутил. А я думал: как же все прониклись нашими соревнованиями. На противоположном берегу вообще стало пустынно.

Я нервничал. Я боялся, что Миха, Киря и Влад начнут затирать Стёпу втроём, а то и толкать. Кросс не бежали ребята из нашего клуба. Они стояли по трассе, указывая маршрут и подбадривая. Ростик валялся в домике спасателя - отходил от акватлона. А Стёпа - как огурец! Откуда силы-то? И вчера кросс, и сегодня акватлон и кросс. И всё ж на пределе. Нет! Его нельзя затирать. Это уже будет совсем негостеприимно. Но я не мог ничего сделать.

Я не знаю, как бежал Михайло, ни до ни после он так не бегал. Оказывается, в домике он намазал ноги мазью для обезболивания, с ним Ростик поделился. Миха обошёл Стёпу у тарзанки - там тропинка сужается и идёт под горку, Стёпа оступился, а Михайло Иваныч обрадовался и, так он утверждал, "долетел":

– - Что-то щёлкнуло в мозгу и я реально полетел. Это что-то психологическое, -- рассказал мне Михайло, наш тёртый калач Михайло Иваныч. Телевидение всё засняло. Киря и Влад финишировали взявшись за руки: третьим и четвёртым. Приехала машина с пирожными - от хлебокомбината. Сюрприз от администрации - специально для телевидения. Тут же впопыхах растянули на деревьях знакомую растяжку про вперёд к победе в Сочи. Ева и Снежана стали раздавать пирожные финишёрам. Быстро прошли награждения. У Михайло взяли интервью, и у дяди Бори тоже. Телевидение уехало. Дядя Боря сказал прощальную речь. Корнелий Сергеевич стоял рядом с диктофоном. Тут опять подошла Анна Владимировна. Она тоже пробежала со своей девочкой кросс, и у них тоже брали интервью. Первым шести детишкам я вручил вымпелы. Девочка была очень довольна. Она сворачивала вымпел в трубочку, потом расправляла его и бубнила: "Стёпа-гад, Стёпа-гад".

– - Алёна! Что ты там бормочешь?
– строго спросила Анна Владимировна.

– - Я говорю: "Стёпа-рад, Стёпа-рад", мамочка, -- не моргнув глазом ответила девочка, и я вспомнил как так же, не моргнув глазом, Стёпа сказал, что я ругался матом в душевой бассейна.

Анна Владимировна сказала дяде Боре:

– - Борис Александрович! У вас нет совести!

Тут дядя Боря перестал принимать пришибленный покорно-отрешённый вид, с которым он до этого общался со всеми. Дядя Боря вздрогнул, лицо его окаменело, как будто он надел маску. Он отрывисто сказал, не громко, но и не тихо, сказал:

– - Ну... совесть - ваша прерогатива. А мы тут в посёлке - потомки зэков, все бессовестные и матом ругаемся с утра до вечера.

Анна Владимировна сняла очки - вокруг глаз у неё за то время, что я её не видел, морщин прибавилось. Большие когда-то глаза были потускневшие как будто уменьшились. Она прищурилась.

– - Вашего посёлка давно нет, мы в городе. Пора б уж уяснить. (Она запнулась.) За шесть лет.

Она взяла девочку, и быстро пошла к Стёпе. Стёпа стоял далеко, у воды и смотрел на другой берег. Я отвернулся.

Дядя Боря сделал вслед Анне Владимировне реверанс, по повадкам это напоминало что-то карикатурно-бандитское, так вели себя спившиеся отцы и деды наших заречных поцаков.

15 Отходняк

Бешеный день закончился. Два дня я сидел на пляже обессилено. Сидел и сидел. И даже не кричал в мегафон, чтобы не висели на буйках. Катамараны и лодки выдавал дядя Боря. Михайло Иваныч слёг после кросса. Влад и Киря тоже попросили выходной. И Маша не пришла. И даже Ева. Пришла одна Снежана. Села рядом со мной и сказала:

– - Ростик с Владом подрались сейчас из-за Евы.

– - А Ростик что? Приехал уже? Так рано?

– - Он и не уезжал. У него родители в Дубках строятся, забыл?

Ой да! Я и забыл, что Ростик теперь у нас. Мне это было неприятно: драка из-за Евы. Влад был моложе нас на два года, неужели Ева будет с Владом? Я погоревал с час. Убедил себя, что мне всё равно, и пошёл к дяде Боре, сказать что я уже сам могу следить за катамаранами.

Все газеты написали о Мирошевском кроссе в Военном городе, и о нашем Тужиловом акватлоне был репортаж. В интернете появились ролики с соревнований. Вся наша молодёжь выложила ролики. В администрации остались довольны, протест Анны Владимировны проигнорировали. Те, кто покровительствовал когда-то Анне Владимировне, ушли из администрации давным-давно. А новые дружили с дядей Борей. Кроме того в администрации прекрасно были осведомлены о неизвестно кем проколотых велах в транзитной зоне на чемпионате. А велы-то были куплены частично на бюджетные деньги. Дядя Боря сказал, что кроме меня на место куратора по спорту область никого не рассматривает в долгосрочном периоде. И ещё дядя Боря сказал не особо пугаться: это ещё не сейчас будет, а когда я выучусь в университете. И он мне обязательно поможет.

– - Помогу, если жив буду, -- вздохнул дядя Боря.

Как я не любил эти его присказки.

– - Борис Александрович! Что вы говорите?!

– - Главное сейчас не испортить положительный образ, -- сказал дядя Боря, не ответив мне.
– Не отказывайся от интервью, со всеми на пляже будь приветлив. Ты, Василь, должен дорожить репутацией.

– - Дядя Борь. Да погода вы сами видите какая. Август. Отпуска. В такую погоду придурки на озеро так и лезут пачками.

– - С придурками тем более будь любезен. Придурки непредсказуемы. Уяснил?

16 Барашек

"Жара отжарила и отжала" - так любит повторять дядя Ваня. Перед сентябрём похолодало. После плавания я сразу надевал вязаную шапку, чтобы не простыть - больше всего я боялся не холода, а резкого перепада температур.

Я развёл у домика спасателя костёр в мангале и думал о том, что всего три раза за лето понадобилась аптечка... Песок в этом году завезли удивительный, в нём не было ракушек, которыми обычно ранили ноги отдыхающие, в нём попадались только камушки.

Тут подошла Ева с этюдником на плече.

– - Можешь отдать своей Маше-растеряше.

– - Да можешь забирать. Я Маше новый купил.

– - Вот ещё!
– - Ева зло бросила этюдник и процедила:

– - Баран.

– - Овца, -- ответил я.

Я надеялся помириться с Евой. Я не хотел, чтобы она была с Ростом или Владом. Я надеялся, что она сейчас начнёт спрашивать как раньше, страдальчески заглядывая в глаза:

– - Василь! Почему ты меня бросил? Ты меня разлюбил, да?

Все прошлые разы я говорил:

– - Отвяжись Ев.

Сейчас бы я ответил Еве, что не разлюбил. Пусть только она не гуляет ни с Ростом ни с Владом. Пусть она терпит. Я, если честно, уже совсем запутался. Ева не знала, что мы ссорились с Машей, этого никто не знал. Летом я всего раз был у Маши в гостях. Родители Маши смотрели на меня испуганно, оценивающе, беспардонно. Дедушка Чугунов заколебал вконец разговорами о новых технологиях производства спортивной беговой одежды, дарил мне какие-то каталоги, которые и так мне совали пачками на всех соревнованиях. Мне было неудобно отказывать, приходилось благодарить дедушку, тащить эту макулатуру домой и кидать в корзину с щепками для растопки.

Я не знал, как быть с Машей, как быть с Евой. Мне надо было сесть и спокойно подумать, разобраться. Раньше бы я понёсся отдавать Маше этюдник (Вот он, Маш! Нашёлся! У нас на Тужиловом нет воров!), но теперь не торопился.

В пятницу на Тужиловом было серо и сыро. Я обожал такие дни. Никто не ходит, даже сборщики пивных банок пропадают. Маша пришла прощаться. Она уезжала в Москву. Я отдал ей этюдник. Она улыбнулась:

– - Ну вот. Теперь у меня два этюдника.

Она сидела на стульчике и грела руки у мангала. С распушенными волосами, густыми, тяжёлыми, сильно подросшими за лето золотыми волосами. Озеро рябило - дул ветер, но у нас за домиком не было ветра: он же стоял к озеру задом к лесу передом. Маша похудела за то время, что я её не видел, она тянула к огню хрупкие руки, тонкие запястья, длинные пальцы. Я испытал прилив нежности. Подошёл и обнял её... Прошло несколько часов. На пляже - никого.