Спасение Лоусона

Не дожидаясь моей реакции, он встал и снова исчез внутри. Он видел во мне борьбу? Лидера? Я никак не мог это переварить.

Я знал, что босса надолго не хватит. Он впустил меня, сказал, что моё будущее будет навсегда изменено, но сейчас это поразило меня больше, чем до этого. Образ плачущего ребёнка рядом с моим холодным мёртвым телом делал со мной странные вещи. От этого захотелось упасть в обморок или блевать. Как будто у меня может быть ребёнок! Подобное дерьмо было невозможно. Любая ошибка и любой, кого я полюблю, станет мишенью.

Я не мог любить. У меня не может быть семьи. Я не мог этого сделать, зная, что в любой момент они могут оказаться в опасности из-за моего вынужденного изменения образа жизни.

Моя жизненная цель — одиночество, и я не был уверен, что предпочёл бы получить в конце пулю.

Райкер

Настоящее

Он напугал меня до смерти, чёрт возьми. Напугал всех, кого только можно.

Страшный человек, от которого все старались держаться подальше. Тот, чьи глаза были такими холодными, что у тебя напрягался позвоночник и учащалось сердцебиение. Если он смотрел на тебя, ты, блядь, не смел оглянуться на него.

Ты просто ждал и молился, чтобы он оставил тебя в покое.

Я видел, как самые сильные из людей были сломлены. Они знали, на что он способен. Хладнокровный убийца. Кто-то, кто может отнять жизнь голыми руками. Его репутация была сильна, как каменные стены, заточающие нас. Не было ни одного уголка, за которым можно было бы спрятаться, не слушая того, что он сделал.

Все жизни, которые он забрал.

В нём не было милосердия.

Я наблюдал за ним каждый день. Видел, как он грубо обращался с людьми, которые его бесили. Он был крупным и крепким, но я чувствовал, что это не совсем та причина, по которой он был способен причинить боль кому угодно. В его глазах был голод. Он сражался изнутри, и я заметил это в первый раз, когда он избил какого-то нацистского придурка до полусмерти. Это был первый день, когда он пришёл в тюрьму. Обычно именно в этот день нацистская банда набивала тебе задницу до смерти. Им нравилось делать вид, что они самые сильные, но это было только потому, что они были самой большой бандой, имеющей преимущество над остальными только из-за численности.

Он был так взбешён нападением, что снял рубашку и колотил себя в грудь кулаками, крича всем, чтобы к нему подошли. Это было после того, как он без особых усилий сбросил самого крупного парня в банде нацистов — и в тюрьме — и выбил из него всю дурь одним подносом для завтрака. Подносом, который был использован на нем изначально.

— Идите сюда и попробуйте, чёртовы ублюдки! — закричал он глубоким и сильным голосом. — Кто ещё хочет добавки?

Заключённые приветствовали его со всех сторон, смеясь и отскакивая от грёбаных стен, как шимпанзе. Им нравилось то, что они видели, вероятно потому что их самих когда-то избил тот же самый нацистский мудак, прежде чем этот парень пришёл и станцевал вокруг него.

Но в ту же секунду, как он снял рубашку, его губы сомкнулись в мгновение ока. Тишина. Впервые с тех пор, как я здесь оказался, здесь было тихо, как в могиле.

Я знал, на что они смотрят. Это была та же самая чертова штука, на которую смотрел и я. Гигантская татуировка на его спине. Эмблема, говорящая о том, откуда он пришёл и кем был.

Татуировка, которая могла быть сделана только члену «Чернокожего Шакала МК» — самой страшной байкерской банды, которую когда-либо видели за последнее десятилетие, существующей почти в каждом городе страны. Однако его выдали другие татуировки. Все сразу же узнали его, и от этого имени у меня мурашки побежали по коже.

Рипер.

Они называли его Рипер, хотя на самом деле его звали Реми Мартинес.

Он избил этого придурка в первый же день, окровавленный парень лежал без сознания у его ног, его одежда была пропитана кровью. Когда никто больше не вышел вперёд, чтобы сразиться с ним, Рипер небрежно фыркнул и отряхнулся. Затем подошёл к брошенному подносу, схватил нетронутое яблоко «Грэнни Смит» из всего ассортимента еды и съел его за столиком в дальнем конце зала.

Он не стал снова надевать рубашку до конца дня, гордо демонстрируя свою истинную власть.

Этот парень был крепким, как грёбаный гвоздь. Вскоре после этого он уже правил этим местом. Его связи во внешнем мире позволили откупиться от тюремных охранников, так что Рипер получал, что хотел и когда хотел. Он жил здесь в роскоши, и у этого ублюдка был бесконечный запас сигарет и лезвий, которыми он обменивался в течение дня.

Как и сейчас, он использовал свой яблочный нож. Ублюдок любил яблоки, приберёг этот грёбаный нож специально для такого случая. Сумасшедший. Тот, с кем мне нужно было стать ближе.

Я видел, как заключённые время от времени приближались к нему. Они искали безопасность, хотели найти место рядом с ним и подальше от нацистской банды, которая всё ещё таскала плачущих слабаков в туалет, чтобы насадить на свой винт. Они смотрели на меня этим высокомерным взглядом всё больше и больше с каждым днём, как будто это был только вопрос времени. И последнее, что мне было нужно, это член в заднице в этом аду. Мне нужно было быть похожим на Рипера, даже если это означало невозможность стоять рядом с ним. Мне нужно было попытаться уничтожить этих ублюдков, если хочу оставаться невредимым в ближайшие пару лет. На меня нападали достаточно раз, чтобы я понял, что очень скоро стану чьей-то сукой.

Схватив однажды с подноса яблоко, я собрался с духом и направился к Риперу. У него был свой собственный чёртов стол, и никто больше не садился за него. Ублюдок любил одиночество. Своё одиночество и свои яблоки. Он ни разу не взглянул на меня, когда я начал приближаться к нему, но я знал, что он знает обо мне. Он был осведомлён обо всём.

Он держал в одной руке яблочный нож и медленно и расчётливо срезал кожицу с плода. Кожа болталась, как лента, пока он продолжал работать лезвием. Я стоял перед ним, молча наблюдая и гадая, ждёт ли он, что я заговорю первым. Я никогда не слышал, как он разговаривал с парнями до меня, чтобы узнать, как они получили отказ. Может, именно поэтому он казался незаинтересованным во мне. Я был просто ещё одним бедняком.

— Давай быстрее, — наконец, сказал он, всё ещё не отрывая глаз от своего долбанного яблока.

Чувствуя себя неловко, я наклонился вперёд и положил яблоко на его поднос.

— Для… тебя. — Чёрт побери, я был не в себе, предлагая ему своё яблоко, как будто он был каким-то богом, которому я приношу подаяния.

Он смотрел на моё яблоко в течение половины удара сердца, прежде чем продолжить чистку.

— Ты пришёл сюда, чтобы отдать мне своё долбанное яблоко?

— Знак мира, — сказал я, пожав плечами.

— Мне не нужен мир от хуя, с которым не воюю.

Я выдохнул и провёл рукой по волосам.

— Чёрт, чувак, я не знаю, что делаю, ясно? Я пришёл сюда.

— Ты пришёл сюда, как и все остальные, умоляя о безопасности. Как будто мне не плевать на вас, беспринципные придурки. Я ни хрена не помогаю и ни для кого ничего не делаю. Так как насчёт того, чтобы ты повернулся и убрался нахуй с моего поля зрения, прежде чем брошу этот нож тебе в голову?

Я застыл от его угрозы. Когда-то я думал, что босс — это страшно.