Спасите, мафия!

— Пожалуй, мне стоит почаще обижаться, если это помогает тебе преодолеть страх, не находишь?

— Бяка, — возмутилась я. — Интриган. Эксплуататор!

— Скорее, тиран, — рассмеялся Принц и спросил: — Но ты позволишь мне поцеловать тебя в ответ?

Я занервничала, а Принц уточнил:

— В щеку. Вспомни, ты ведь не почувствовала отвращения, когда я поцеловал тебя в висок.

— Ладно, — сдалась я, понимая, что уж кто-кто, а Бэл всегда добивается своего, и он всё равно не сдастся.

Принц осторожно коснулся моей щеки губами, и я испуганно замерла, но он довольно быстро отстранился и, потрепав меня по волосам, пошел к двери, бросив:

— Утро началось на удивление удачно! Я счастлив…

— Я тоже, — улыбнулась я, и Принц, бросив через плечо довольный взгляд, снял невидимки, расправил челку и оставил меня одну. Одну… Странно, но почему-то это мне радости не принесло, напротив — я начала скучать по Бэлу, стоило лишь за ним закрыться двери, и поняла, что пропала — окончательно и бесповоротно…

С памятного дня первой ночевки со мной, несчастной (или счастливой — тут уж как посмотреть), Принц завел дурную привычку ночевать в моей комнате, хоть я и говорила ему, что ежели Маша об этом прознает, священного камикороса мне не избежать, равно как и ему. Но ему было глыбко пофиг, а я, если честно, начала к этому привыкать, так что тоже, можно сказать, наплевала на подобную перспективу.

Буквально за несколько дней мы утрясли все вопросы с деловыми партнерами, раздали рабочим указания чуть ли не на месяц вперед, подготовили площадку для боя и проработали план до мелочей, причем наш чересчур опасливый разведчик повелел Хранителям держать детали плана в тайне друг от друга, и только Савада и он сам знали о том, как собираются действовать все мафиози, хотя о планируемых действиях Мукуро местный Ёж слышал лишь от Тсунаёши. Вария скооперировалась между собой, Дино и Бьякуран заявили, что присоединятся к Вонголе, но планы прорабатывали исключительно с Савадой, Скуало (ну а как без консультанта по сверхъестественному?) и Хибари, который был необычайно покладист в вопросе взаимодействия, потому как, по словам Катерины, впервые дрался не ради своего города, а ради того, что решил защищать самолично. Последний постулат я не поняла, да мне оно и не надо было, а вот Хранители, кажется, пребывали в глубочайшем афиге от подобного поведения Облака-одиночки, которое, к слову сказать, в повседневной жизни ничуть не изменилось и лишь на время боя согласилось работать не в паре с Савадой, как обычно, а со всеми вместе. Когда всё было готово, Тсуна объявил общую готовность и заявил, что «завтра в бой, потому как на этом настоял Хибари-сан», и это при том, что на дворе значилось пятое декабря. То ли у комитетчика паранойя, то ли он просто никому не доверяет, но лично я его рвение в вопросе безопасности поддерживала.

Мы решили устроить праздничный ужин, а точнее, так решила Катерина, которая просто хотела, видимо, по своему обыкновению готовкой снять стресс, и в результате мы всей толпой напекли пирогов и уселись праздновать, правда, что праздновали, было не ясно, ну да это мелочи. После ужина Тсуна огорошил всех заявлением, что раз уж у нас политика тотального недоверия нарисовалась, этой ночью мы должны разбиться на пары и спать по двое в одной комнате. Я вяло протянула: «А у нас три девочки, как быть?» — и ответом мне было Машино: «Втроем спать будем!» Однако Принца-собственника это ожидаемо не устроило, и он заявил, что будет ночевать со своей невестой. Последовавший вынос мозга я описывать не буду, но Бэл не зря говорил, что он всегда добивается своего, так что клятвенно пообещавший, что и пальцем меня не тронет, Принц получил официальное разрешение дрыхнуть в моей комнате, правда, только на одну ночь. После этого нас всех огорошил господин Штирлиц, словами: «Тогда я буду ночевать со своей невестой, потому что это единственное общество, которое меня устраивает». На сей раз Мария скандалов не устраивала — она попросту растерялась и, уставившись на Катьку, спросила: «А как же я?» — чем до безобразия напомнила мне Карлсона, и я чуть не съязвила: «Я что, хуже… собаки?» Н-да, в данном случае, правда, скорее: «Я что, хуже ежа?» — ну да ладно, я всё равно промолчала.

Катя тяжело вздохнула и впала в когнитивный диссонанс, потому как «не вынесла душа поэта» печального взгляда сестры, но тут подал голос Фран, заявивший:

— Если хочешь спать с семьей, могу притвориться твоей любимой плюшевой Лягушечкой и поспать на футоне у двери. Или у окна, чтобы никто не подумал, что я сбегу.

Марии такая идея пришлась по душе, и она, сказав: «Спасибо тебе, добрый человек, один ты меня не покинул в минуту вселенской печали», — сделала вид, что смахнула несуществующую слезу, после чего заявила своему второму будущему зятю:

— А ты, царь зверей, фанатеющий от подвида канарского канареечного вьюрка, ежели к моей сестре до свадьбы притронешься…

— Не угрожай мне, травоядное, — процедил Хибари и так глянул на Марию, что у любого бы душа в пятки ушла. А точнее, у любого, кто не знал бы, что его всё равно не тронут из-за договора с Графом и нежелания расстраивать до состояния «слезы, сопли, всё смешалось» его сестру. Мария же всё это знала, так что испуга не наступило. — Запомни: я уважаю законы и традиции, а главное, свою невесту, так что можешь оставить свои нотации при себе.

— Вот и молодец, — пробурчала Маша и надулась, как хомяк на поле кукурузы. За это она была тут же затроллена Туманом Варии, но обычных шутливых отпирательств не последовало: Мария была в печали. А потому этот самый Туман, вдруг резко посерьезнев, тихо сказал:

— Не расстраивайся, это бессмысленно. Потому что жизнь всё равно не остановишь, а она любит забирать у нас самое дорогое. Но и взамен может что-то дать.

Маша тяжко вздохнула, покосилась на Франа и, коротко кивнув, подняла руки, всем своим видом показывая, что сдается. За это ее наградили едва заметной улыбкой и лавочка философской беседы была свернута, не начавшись. А жаль… Или нет: я же в ней всё равно участия принимать не стала бы. Ну а разговор вернулся к изначальной теме — вопросу распределения мафии по комнатам. В итоге, остальные разделились так: Гокудера заявил, что фиг он Джудайме на кого другого оставит (я всё же сомневаюсь насчет него и его отношения или «неотношения» к творчеству Бори Моисеева и Голубой Луне), Дино высказался, что не совсем доверяет Бьякурану, потому приглядит за ним, Ямамото сказал, что он тогда возьмет на себя Мукуро, потому как надеется, что Хибари поверит в то, что уж он-то точно не позволит иллюзионисту покинуть комнату, да и его радар способен отличить иллюзию от реальности, а больше никто на подобное не способен, кроме самого Хибари, который скорее удавится на подтяжках моего дедушки, образно говоря, чем останется на ночь в одной комнате с иллюзионистом, ну, или удавит этими самыми подтяжками этого самого иллюзиониста, что вернее (правда, мечник выразился лояльнее, но суть от этого не особо изменилась), ну а Рёхею, соответственно, достался Суперби, что вызвало у моего команданте бурную негативную реакцию и вопли о том что «с этим маньяком оптимизма и бурной деятельности» он спать не желает, после чего он предложил своему ученику отдать место в одной комнате с иллюзионистом боксеру (видать, по принципу: «Пусть экстремальный парень тому с вечера мозг вынесет, и не будет у него сил бежать к врагам, сообщать о смене дня боя»), а самому топать в его комнату и весь вечер обсуждать различные стили фехтования. То ли Ямамото убоялся подобной перспективы, то ли и впрямь решил, что ему с его радаром за иллюзионистом следить будет проще, чем вырубающемуся на ночь, аки лампочка Ильича после скачка электричества, боксеру, но он вежливо отказался, и моя несчастная Акулка заявила Сасагаве:

— Мусор! Хоть слово скажешь перед сном — порежу тебя на сотню кусков!

— Да ладно, мы отлично проведем вечер! — настроился на позитив неунывающий Рёхей, и Суперби, с воплем: «Врооой! Ты лучше Луссурии только ориентацией!» — сбежал на прогулку, причем, думаю, он пошел мечиком махать — это ему снять стресс помогало.

Завершив распределение, мы решили, что все комнаты будут заперты извне, а ключи останутся у тех, кто их будет запирать (спасибо тому, кто предложил еще месяц назад оснастить все двери замками, то бишь помешанному на порядке герр Шпионэ). Короче говоря, все приняли душ, дождались Суперби, загнали его в ванную, а затем начали запирать граждан. В комнате Дино были заперты он и Бьякуран, причем ключ у себя оставила Мария, ее с Франом в ее бобровой хатке запер Бэл, причем так решил лишившийся плесенеобразного цвета волос парень, после этого нас с Принцем заточил Суперби, далее боксера и мечника в комнате моего командира запер Ямамото, которого в свою очередь вместе с Феем в обители любителя бейсбола замуровала Катерина (по настоянию Фея, сказавшего, что больше он никому не доверяет), ее же с ее женихом запер главный мафиози, не желавший когда-то быть таковым, и которому доверяли абсолютно все присутствовавшие, и они с его «Правой рукой» остались единственными свободными людьми второго этажа нашего дома.

Ночь прошла спокойно и на удивление мирно: Бэл весь вечер тренировал меня зажигать Пламя Дождя, открыл свою коробочку, мы пообщались с норкой Урагана, то бишь с Минком, который оказался просто точной копией Принца по характеру (короче говоря, язвой моровой с наклонностями к садизму, но и с любовью к прекрасному — на картину «Апофеоз войны» алоглазая норка-альбинос глядела, как на диво неземное), и в десять мы легли спать, причем Бельфегор долго и упорно рассказывал мне при выключенном свете о том, что и как у них заведено в Варии с явным намеком на то, что, возможно, он меня, если получится, заберет в свой мир. Я была не против, но решила не говорить об этом, чтобы не спугнуть судьбу, а Бэл сопровождал свои рассказы странными манипуляциями в виде очерчивания контуров моего лица кончиками пальцев, что, кстати, меня уже не пугало.

Заснула я около одиннадцати, а проснулась, как обычно, в пять утра. Бельфегор мирно дрых без задних ног и посапывал, как маленький ребенок — прямо и не скажешь, что кличка этого «ангелочка» — Принц-Потрошитель! Я старалась не шевелиться и из-под полузакрытых век рассматривала мирное и умилительно-добродушное сейчас лицо Принца, но минут через десять нас освободили из заточения и, постучавшись (а точнее, подолбившись чуть ли не со всей дури), проорали: «Врой! Подъем, голубки! Заходить не буду, а то мало ли?» Принц сладко зевнул и лениво потянулся, однако поваляться в постельке ему не дали: постучав, к нам ворвалась Катерина и, увидев, что Бэл был одет в свою любимую полосатую кофту, облегченно выдохнула и заявила:

— Подъем, граждане колхозники. Я, конечно, извиняюсь, но мне Маша еще с вечера царственно повелела стать блюстителем вашей нравственности, вы уж извините. А Вы молодец, дорогой зять, несмотря ни на что, слово держите.

Бэл то ли спросонья, то ли с досады, что в его опочивальню ворвались и понежиться ему не дали, то ли с возмущения на слова Катерины, усомнившейся в его монаршьей честности, то ли просто по привычке достал стилет, спрятанный у него на поясе, но я поймала его за руку, спасая сестру от участи кактуса, и Принц, спрятав стилет обратно под свою полосатую робу и зарывшись с головой под одеяло, заявил: