Спасите, мафия!
Шрифт:
Птичка-синичка с рулоном бумаги поморщилась. Как может морщиться птица? Хотя он же глюк… Ну какой глюк на фиг, когда он так реален! Всё, сдайте мои мозги на опыты, наследие юным гениям будет — пускай препарируют…
— Не совсем. Недавно произошло в их мире неприятное событие, и все они погибли.
Я замерла. Как так?! Не может быть! Не могли они умереть, они же…
— Что за чушь! — возопила я. — Они не могли! Они же такие сильные, они не могли… Не могли…
Я чуть не разрыдалась, но Гу-Со-Син без свитка меня осторожно погладил по голове и заявил:
— Это и есть их часть контракта. Они вернутся туда, в свой мир, если выполнят условия, поставленные Графом.
— Какие условия? — нахмурилась я, отчаянно цепляясь за ускользающую надежду. Почему-то новость о том, что они мертвы, заставила меня поверить, что это не галлюцинация. Я не как Лена к смерти отношусь — не превозношу ее. Я ее считаю
— Этого мы сказать не можем, — тяжко вздохнув, вновь опустил глазки и крылья птичкин подобрее. — Но и они не знают условий. Их просто вытащили из темноты и поставили условие: они оживут в своем мире, если сделают то, что хочет от них Граф. Некоторые не соглашались, но им сказали, что если они откажутся, их из темноты отправят в самые ужасные моменты их жизни, и они будут снова и снова их переживать. После наглядной демонстрации они согласились. Это самое страшное наказание мира Мейфу, и они его не заслужили, но Граф мог это устроить, потому и пригрозил. Они вынуждены были согласиться, хотя один всё же отказывался, и тогда Граф сказал, что оживит его в этом мире без возможности умереть в принципе — после этого он дал свое согласие. В результате, ситуация такова: их пришлют сюда, они не имеют права убить кого-либо, они не имеют права переехать отсюда и обязаны жить в этом доме, а покидать ферму могут не более чем на трое суток, после чего должны такое же время провести здесь, и они не исчезнут отсюда, пока не выполнят условия контракта. Правда, с одной оговоркой: в ночь с тридцать первого декабря на первое января все они вновь окажутся в мире Мейфу без возможности вернуться к жизни, если не выполнят условия договора.
— А как узнать условия? — нахмурилась я.
— Время покажет, — загадочно ответил гусик со свитком. — Подпиши. Все они узнают условия договора, но вот как — дело другое. И еще: они могут причинить вам физический вред. То есть ударить, нанести ранение они могут. Это контрактом не оговорено.
Я нахмурилась. Зная Машкин характер… Стоп! Маша! Лена! Как я им это объясню?! Вот я олень! И почему эти птицы-сирины не глюки, а? Эх, жизнь моя жестянка, я тухлая поганка… За что, а? Ну за что? Я когда об этом просила, не верила, что это возможно, и от балды говорила! Они ж психи полные! И если припрутся, устоят на нашей ферме последний день Помпеи вкупе с нашествием фестиваля «Нашествие», пардон за тавтологию! Где мои мозги были? Почему я не мечтала о том, чтобы в мою жизнь вмешались, скажем, Тоторо и чернушки, а? Всё меньше проблем было бы!
— Да они мне сестер покалечат! — возмутилась я.
— Смертельные ранения и ранения, ведущие к коме, запрещены, — выдал птиц с бумагой. — Однако да, они могут вас ранить. Таков уж Граф, он любит… эээ… некоторые проблемы создавать людям.
— А не пойти ли этой графской роже оленей пасти! — возмутилась я. — Шизик ненормальный!
— А есть «нормальные шизики»? — озадачился птиц номер два. — Не волнуйся, твоим сестрам правду можно не говорить. Всё же ты, помнится, переписывалась с японцами, анимешниками из Токио, вот и скажи, что это твои друзья.
— Так они ж не все японцы! — фыркнула я.
— Ну, мало ли в Японии не японцев, — призадумался птиц без свитка. — Да и сестры твои не знают, с кем конкретно ты переписывалась. Плюс, если уж они будут сильно против, есть один вариант.
— Какой? — тут же спросила я, скрестив руки на груди и отчаянно соображая. В конце концов, Маня запросто может выпнуть моих «друзей», особенно если они устроят ей последствия столкновения айсберга с «Титаником»…
— Можно сказать, и у нас есть документ, это подтверждающий, — птиц справа достал еще один пергамент, — что они наследники тех, кто эту землю вашему отцу продал. Помнишь, он вам рассказывал, что раньше землей владели люди, которые много путешествовали? Они погибли в авиакатастрофе, и детей у них не было, но вот когда ваш отец выкупал землю, был прописан пункт договора, по которому их наследники могли бы гостить на вашем земельном участке. Так вот, смертным, заключившим контракт с Графом, уже выдали документы, удостоверяющие личности, причем имена сохранены в оригинале, а также фальшивые бумаги о том, что они являются наследниками тех людей.
— Но «гостить» — не значит полгода жить! — офигела я.
— Как раз таки полгода, — каким-то макаром усмехнулся клювоносец слева. — По договору они имеют право раз в десять лет полгода проводить здесь, а уж будет это время растянуто, или они будут жить сразу все полгода здесь — вопрос десятый.
— Ыыы, мои мозги! — возопила я, хватаясь за голову и возводя глаза к небу. — За что мне это, а?
— Ну… — птеродактили призадумались, и левый из них выдал: — Ты же сама этого хотела.
—
Я дурью маялась! — возмутилась я.— Я бы не сказал, — прочирикала эта белая канарейка и ехидно захихикала. — Желание было искренним. Именно это помогло ему стать реальностью.
— Эй, брат! — немного нервно заявил птиц с бумагами и похлопал по плечу своего близнеца белым крылышком.
— Не волнуйся, я не скажу лишнего, — пожал плечами тот и обратился ко мне: — Запомни: они должны выполнить условия договора, помоги им в этом. Но помни: в мире есть место чуду.
— Это ты о чем? — опешила я.
— Не важно, подпиши, — перехватил нить разговора недожаренный гусь с извещением и протянул мне белое гусиное перо.
— Себя, что ль, ощипал? — хмыкнула я и каким чудом не нарвалась на лавину гнева — понятия не имею.
Я поставила роспись, благо перо уже было обмакнуто в чернила, непонятно почему не высыхавшие, и протянула документ канарейке. Ой, мама, канарейка!
— А животные? — вопросила я у птиц.
— С ними, с ними, — отмахнулся Гу-Со-Син, скручивая пергамент в трубочку и пряча в карман своего наибелейшего одеяния. С хлоркой, что ль, стирает?.. Затем он протянул мне бумагу, удостоверявшую права наследования за моей «посылкой», и вопросил: — Готова?
— Нет, — честно ответила я. — Хоть совет дадите какой?
— Верь в себя и в чудо! — усмехнулся гусик номер раз, и его брат исчез, а через секунду мир передо мной полыхнул белым, и глазам моим предстала безрадостная картина…
— Посылка прибыла, все всё знают! — радостно возвестил моральный инквизитор кавайной наружности и внаглую исчез. Ой, мама… Спасите, сейчас меня будут убивать…
====== 2) Явились — не запылились! ======
«Если б не гости, всякий дом стал бы могилой». (Джебран Халиль Джебран)
Стою и тупо пялюсь на «посылку». Перечислю-ка я новоприбывших справа налево, раз уж маразм крепчал, сосуды гнулись… Высоченный парень, европеец, с длиннющими серебристыми волосами, в черном кожаном плаще до колена и кожаных черных брюках, с мечом, пристегнутым к левой руке, и стальным взглядом серых глазюк. Имя ему — Скуало Суперби, вечноорущий капитан Варии, элитного отряда убийц. Далее маньячно улыбающийся во все «тридцать два — норма» парень с густой соломенной шевелюрой, чуть вьющейся на кончиках, но короткой, причем челка напрочь закрывает глаза, а на макушке сияет диадема в лучах заката, пардон, предобеденного дневного светила, оно же единственная звезда солнечной системы. Кстати, данному гражданину такое украшение носить можно, это же сам Бельфегор Каваллини, так что ему положение в обществе позволяет: он настоящий принц. На нем кофта а-ля водолазка, только без воротника, в черно-красную полоску и кожаные черные штаны, плюс черная куртка с белой опушкой. Стоит, руки в карманы запихнув, и пялится на меня, странно ши-ши-шикая вместо того, чтобы смеяться. Как он вообще хоть что-то видит? Ну да ладно, едем дальше. С ним рядом — олицетворение глобального пофигизма и скепсиса: парень среднего роста в застегнутой на все пуговицы двубортной черной куртке с бежевыми вставками, черных брюках, и с каменным выражением лица. Зеленые глаза полны немого вопроса: «Зафига я сюда приперся? Хотя, пофиг…» Ну, ему всегда всё пофиг, и даже фамилию его анимешникам не сообщали — он Фран, просто Фран, типа Бонд (Брук-Бонд, ага)… Губы его, кажись, не то что не умеют улыбаться — никогда и не пробовали, а выражение лица он не изменит, даже если ему на макушку метеорит рухнет. Ну и как финальный штрих — венчает его многострадальную макушку шапка в виде черной голубоглазой лягушки гигантских размеров. Жесть, как у него башка еще не отвалилась? Кстати, волосы у него кислотно-зеленые. Интересно, это краска? Гуашь, блин…
Ладно, рядом с ним персонаж более приемлемый — «собака-улыбака» без маньячных наклонностей, а вернее, парень высокого роста, японской (в отличие от трех европейцев до того) наружности, с черными глазами, взлохмаченными короткими черными волосами и с лыбой от уха до уха. Радостной, задорной и доброй. Одет он довольно просто: брюки — черные, рубашка — белая, в руках — катана. Зовут это чудо позитива Ямамото Такеши. Класс, хоть один нормальный человек в этом зоопарке маньяков-шизофреников со склонностью к садизму… Рядом с ним — ярый представитель того самого вида «садистов»: парень с пепельно-белыми, боюсь сказать «седыми», волосами, цыбулькой в пренебрежительно поджатых губах, европейской харей лица, на которой застыло недовольное выражение, и серо-зелеными глазами, полными немого возмущения. Одет он просто: черные брюки, белая рубашка навыпуск и пояс — широченный такой, с огромной серебряной пряжкой, испещренной надписями. Сие есть итальянец Гокудера Хаято. Вас смущает его имя, мягко говоря, не совсем итальянское? Не смущайтесь — все свои… Он же герой аниме. Его родители что-то перемудрили (ну, или мангака, ага).