Спаситель
Шрифт:
Шумило встал у толстой сосны, по правую руку от него стояли Меркул со своей дурацкой улыбкой и валунообразный горбун Асташка с палашом. Остальные братья Шумилы рассредоточились вокруг, развязно облокотившись о телеги.
Филипп остановился напротив Шумилы метрах в пяти, привычно сцепил на животе руки.
– Гляди, – сказал Шумило, указывая налево, где тусклый ноябрьский рассвет сочился на них меж высоких сосен, – за сосняком березовый отъемник, а пред ним протопье. Поедешь по нему выше, через десяток верст выйдешь на распутье, онамо дорога хочь в Иркутск, хочь в Селенгинск.
Шумило повернул
– А теперь к делу, брат. Уговор ты помнишь.
Завадский спокойно достал из-за пазухи кожаный кошель и швырнул его Шумиле. Тот ловко поймал кошель, улыбнувшись кончиком губ. Развязал шнурок, пересчитал деньги и спрятал себе за пазуху.
– Не худо. – Сказал он. – Овсейко!
Перед Филиппом появился очередной брат Шумилы – крепкий бородач.
– Не держи зла. Овсейко проверит.
Бородач сунул топор за пояс, пробасил:
– Подыми руки.
Филипп повиновался. Овсей похлопал его рваный бушлат и штаны, сунул руку в нашитый внутренний карман, достал бамбуковую китайскую трубку и мешочек с табаком, показал Шумиле.
– Оставь ему, – великодушно махнул рукой «ангарский» вожак.
Овсейка отдал Завадскому трубку и отошел.
– Ну… – Сказал Шумило, глядя на Филиппа. – Далече тебе подсобить али сам отдашь?
Завадский сжал челюсти, лицо его как будто разом осунулось, он поглядел на Антона и коротко ему кивнул. Тот сразу же схватил Тишку за тощее плечо и с силой потащил к Шумиле.
Тишка стал дико вырываться, упираться, кричать.
– Нет, брат! Филипп, не на-а-адо! Пощади-и-и-и!!!
Шумило улыбнулся – точь-в-точь такой же плотоядной улыбкой какой скалился стоявший подле него Меркул. Теперь было хорошо видно, что они родные братья.
Антон толкнул Тишку к Меркулу. Тот схватил его, прижал к себе, с Тишки в то же мгновение вдруг сошло плаксивое выражение, он резко обернулся – в худой ладони блеснуло лезвие. Через мгновение захрипевший Меркул отступил, лоб его заблестел, вены на шее вздулись, он пытался поднять руки к груди, из которой торчала рукоятка ножа. Шумило, стоявший рядом, отшатнулся.
– То был младший сын…
Одновременно Антон выхватил татарский обоюдоострый нож и одним чудовищным троекратным движением как робот прошил тело Асташки, вонзив нож поочередно – под ребро, в шею и в ухо. Мертвое тело рухнуло наземь. Антон открыл рот и зашипел на труп, будто оскалившийся кот.
– То был средний сын… – Тихо прозвучало в загустевшем времени.
Все это случилось так стремительно, что только теперь братья Шумилы сообразили и сорвались с мест – лишь один Шумило все пребывал в какой-то оторопи и смотрел огромными глазами на Филиппа, который все также спокойно стоял, сцепив на животе руки.
– А теперь познакомься со старшим…
Сразу троих братьев одного за другим скосили стрелы, выпущенные будто из арбалетного автомата.
Четвертая, последняя стрела (больше у Беса не было) пронзила правую часть живота Шумилы, который тотчас сполз по сосне на землю, где все еще корчился в предсмертных судорогах его брат Меркул.
В глазах Шумилы мигало, будто кто-то включал и выключал перед ним весь белый свет, и в этих вспышках он видел, как черная фигура с длинными волосами с дьявольской скоростью метнула турецкий топорик в убегающего
брата Константина. Топорик вошел тому в затылок и опрокинулся из поля зрения вместе с ним. На его месте возник неспешно приближающийся Филипп.Боль выдавила первый хриплый стон.
Филипп остановился перед Шумилой, нагнулся, достал у него из-за пазухи свой кожаный кошель.
Белое как мел лицо Шумилы напряглось, будто он хотел что-то сказать, но изо рта вышла только кровавая пена.
Он умер последним, сразу после Меркула.
Филипп посмотрел на стоявших рядом Антона и Тишку – те молча поглядели в ответ, оглянулся. Бес сидел на телеге, свесив ноги, в окружении убитых им, вытирал куском ткани свой топорик.
– Уходим. – Буднично сказал Филипп.
Кляч они оставили на полянке. Уезжали на лучших лошадях, которые споро несли телегу по протопью. День занимался погожий – предзимье продолжало баловать выживших бархатным теплом. Филипп думал о будущем, а Тишка до первого долгого поворота безотрывно глядел на сосняк, скрывающий таинственное лесное поселение. Не возвращайся в места, которые навсегда покинул тот, кто был тебе дорог. В них не найдешь ты прежнего света.
Глава 48
Странный голос вырвал из небытия:
– Сосна, как слышите меня? Буду вам транслировать команды, прием!
От испуга он взмахнул руками, но что-то помешало им привычно подняться – будто он тонул в болоте и руки вязли в трясине. И все же он увидел их – оранжевые рукава, тяжелые перчатки, странный упругий материал, вроде застывающей смолы. Он поднес толстые пальцы к лицу, они стукнулись обо что-то невидимое. Еще одна попытка и он понял – твердый прозрачный пузырь вокруг его головы, насколько можно было ощупать – руки выше ушей не подымались. Что-то сжимало уши, искаженный голос звучал оттуда. Не враждебный, но… казалось будто он звучит прямо в его голове. Неживой голос. Тако глаголят ангелы небесны, али демоны. Демоны бестелесые! Паника охватила, но тотчас отступила. Прими смиренно волю Его, ты уже по ту сторону. Он стал повторять молитву, заученную в детстве – ту самую, которую молвил, падая ниц на поле, зная, что уже не встанет.
– Хранителю мой святый, на соблюдение мне от Бога с небес данный! Прилежно молю тя…
– Минутная готовность!
– Ты мя днесь просвети, и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави, и на путь спасения…
– Как вы слышите?
– … направи. А…
– Ключ на старт!
– Аминь!
Он заметил, что не сидит, а полулежит, пристегнутый к пыточной (видимо) скамье. Впрочем, лежать удобно, мягко. Коморка тесная, с трудом поворачивая голову он оглядел ее – какое-то тряпье на стенах да уродливые железные сундуки.
А впереди, прямо перед ним круглое, крохотное – не оконце ли?
– Сосна, я Витебск один, дается продувка.
За оконцем небо, чистое с редкими-редкими кучевыми облаками.
Голос все говорил непонятно, он уже даже привык к нему.
– Дается зажигание.
Снизу поднялся рев, коморка затряслась. В оконце появился дым.
– Хранителю мой святый…
Разверзается, разверзается!
– Предварительная ступень.
– От всякого зла сохрани…
– Промежуточная.