Спаситель

— Не верю, — Ксочитл не обернулась.

— Рядом с ней я вспоминаю себя… раньше… давно. И дом. И мне больно. Я уже забыла, что мне может быть больно. Я не причиню ей вреда. Клянусь своей кровью и сердцем. Да и… он не допустит, верно? — взгляд был устремлен на Верховного.

— Не допущу, — сказал он. — Как и они…

Воины замерли у входа в покои с белыми капсулами.

— А скоро вернется Ицтли. У него много работы. Надо расселить людей…

Пусть Маска, создав себе воплощение, и взялся помогать, но сие — дело небыстрое. Люди напуганы и одновременно преисполненны надежд. И главное, что страх их пробуждает скрытую злость, которую они готовы выплеснуть друг на друга, ибо боятся уже не гнева небес, но того, что место это, появившееся вдруг, не примет всех.

— Пойдем, — женщина обняла Ксочитл за плечи, и та не стала скидывать руки её. — Пойдем, я расчешу тебе волосы. Не надо даже уходить отсюда. У него есть одеяла, и он постелет на пол. Здесь теплые полы. Мягко не будет, но если привыкнуть, то неплохо даже. А я расчешу тебе волосы. Я умею. У меня легкие руки. И ты заснешь. А когда она проснется, то проснешься и ты. И будешь полна сил.

Этот голос звучал мягко. И наверное, Ксочитл хотела услышать что-то такое, если позволила себя увести. Гигант молча раскатал на полу какую-то тряпку, и Ксочитл легла на нее. А поверх упала накидка. И гигант устроился с одной стороны, а женщина — с другой.

Она продолжала говорить.

И гладила волосы Ксочитл.

Гладила и продолжала. И это было донельзя странным… наверное. Что Верховный знает о людях?

Что они боялись.

И подземелья, дышавшего сыростью. И огня, что исходил от Верховного. И небесного гнева. Мертвецов. Грядущей смерти и всего-то сразу…

Они боялись и, превозмогая один страх, подгоняемые другим, шли за огненной фигурой. И воины Ицтли лишь следили, чтобы никто не отстал.

Они дрожали, но с каждым шагом, оказавшись внутри подземелий Древних, успокаивались.

И вот уже — Верховный видел это внутренним своим взором, тем, что распространялся вовне — они деловито осваивали первый сектор. Людей пока было мало, но они, убедившись, что не будут немедленно пожраны неведомыми чудовищами, засуетились, спеша занять места получше. То тут, то там уже вспыхивали ссоры, ибо кто-то счел себя обделенным. Кто-то пытался расковырять потолок и вытащить из него светящиеся камни, кто-то спешил закрыть тряпьем трубу воздуховода. Кто-то гадил в углу или находил повод ругаться с соседями.

Ксочитл уснула. И женщина поднялась, она неспешным шагом приблизилась к капсуле.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался гигант, явно насторожившись.

— Ничего. Я обещала, что буду смотреть. И что разбужу, если дитя проснется… — палец коснулся белоснежной поверхности. — Я вспомнила, что-то когда-то думала, что и у меня будут дети. Давно-давно…

— Ты еще молода, женщина, — промолвил Верховный.

— Да, наверное… но что хорошего ждет детей рабыни в этом мире?

— В этом мире, — Верховный позволил себе приблизиться. — Не будет рабов.

Прозвучало весьма странно.

И Маска промолчала, хотя наверняка слышала. Теперь Верховный не просто ощущал её присутствие. Теперь при желании он мог бы оградить себя от этого присутствия. Или вовсе запереть где-либо…

Или отдать приказ.

Он лишь начал осваиваться со своими способностями, но уже понимал, что в незримой иерархии Древних стоит много выше Маски.

И это тоже было странно. Не менее странно, чем мир без рабов, о котором ему вдруг подумалось. И стоило возникнуть подобной мысли, как он уже убедился в правильности её.

— Тебе не позволят, — сказала женщина, убирая руку. — Хотя… наверное… я готова помочь… что-то я да могу, кроме как ненавидеть. Во всяком случае, попробую.

— Решение и вправду довольно радикальное, — заговорила Маска. И теперь голос её звучал извне. — Однако и ситуация радикальна. Может… получится, хотя и не сразу. Ты должен понимать, что общество… любое общество обладает высокой инерционностью. То есть желанием сохранять привычный образ жизни. Устои… и это общество будет всей сутью своей противиться переменам. С другой стороны, можно начать с малого… если примешь и мою помощь.

— Буду рад.

— У меня не осталось всей прошлой памяти, но остаточная позволяет сделать вывод, что некогда я способствовал изменению структуры общества с целью усилить свое влияние на него. И вероятно, стал одной из причин возникновения рабства.

— И теперь ты раскаиваешься?

— Нет. У меня была определенная задача. Я её выполнил. Люди живы. Люди пересекли море. Люди расселились по континенту. Люди, пусть и забыли себя прошлых, но не исчезли вместе с Системой. Значит, задачу я выполнил.

Сложно ждать угрызений совести от бога или того, кто полагал себя таковым.

— Что ж, будем считать, что теперь у нас новая задача, — спокойно произнес Верховный. — Люди должны не просто выжить… а время… проследишь, чтобы мой преемник…

— Сам и проследишь, — проворчал Маска. — Считай, что времени у тебя теперь много. Твой разум стал частью локальной Системы. И теперь он жив, пока жива сама эта система. А поскольку разум изначально был свободен…

— То и я…

— В определенных рамках. Есть абсолютные ограничения.

— Это какие?

— Допустим, если ты захочешь закрыть ворота и отключить систему газообмена, то не сможешь. Как не сможешь затопить этажи или иным образом навредить людям. Хотя… тут я бы не был столь уверен. Оказывается, существует невероятное количество способов навредить людям руками других людей…

С этим Верховный спорить не стал.

— Но вот преемник тебе потребуется, такой, который сможет представлять тебя среди людей. Извини, твое тело…

— Слишком старо.

— Именно. Старо и… оно многое перенесло. Медицинская капсула кое-что исправит, но это воплощение не продержится долго. Год-два, может, три.

Вот только после смерти душа Верховного не уйдет к богам.

Плохо это?

Раньше он пришел бы в ужас. Сейчас же испытывал лишь уверенность, что, оставшись, душа эта будет там, где должно. И уверенность наполняла Верховного покоем.

— Акти… — подумав, решил Верховный. — Я начну учить его. Его многие видели подле меня.

— А еще он был рабом, о чем тоже не забудут. Но в противовес пойдет сила, которой мальчик обладает… да, пожалуй… характера ему недостает. И как символ нового мира будет неплох.