Спаситель

Ирграм достиг развилки и потрепал рытвенника по голове. Совершенно лишний жест, но в ответ донеслась волна радости.

А если…

Если Древние получали энергию?

Допустим… топили в ваннах рабов? Или приносили их в жертву иным способом? В конце концов, у них могли быть свои, отличные от нынешних, ритуалы. Энергия собиралась в жидкости, а затем отправлялась выше, на нужды Древних.

Тогда ясен и смысл дороги.

По ней доставляли рабов.

И охрана…

Хотя, конечно, маловато… всего-навсего двери, пара человек у них. Рабы — существа ненадежные. Они и так постоянно норовят бунтовать, а зная, что впереди ждет смерть… или имелись способы усмирения?

Скажем, рабов опаивали?

Зельем покорности или иным каким?

Сложно, но… допустимо. Во всяком случае из всех идей, пришедших в голову, эта казалась самой здравой. Правда, куда девались тела…

Хотя, возможно, что эта жидкость их растворяла полностью.

Как бы то ни было, но в какой-то момент установленный ритуал вышел из-под контроля. Рабы ли взбунтовались, случилась ли ошибка иная, не известно. Но нарушение ритуала чревато неконтролируемым выбросом энергии, что, собственно говоря, и произошло.

Налево?

Или все-таки направо?

Или прямо, по ступеням, к тому, что сокрыто за опаленной дверью?

Ирграм думал недолго. Дверь манила, обещая секреты Древних, но и коридоры тоже. В один он отправил рытвенника, во второй заглянул сам, предварительно позволив телу рассыпаться облаком. Двигался он медленно, ощупывая стены, находя в трещинах их и вмятинах следы произошедшей катастрофы. Был ли здесь металл, не известно, ибо даже камень стал хрупким, местами он осыпался сероватым песком, оставляя следы в стене. Благо, поражение было не столь глубоким, чтобы тоннель обрушился под собственной тяжестью.

И тянулся он недолго.

Вывел к пещере. Ирграм даже решил сперва, что пещера та самая, покинутая им, но затем понял — иная. Точь-в-точь повторяющая первую. Когда-то. Но теперь ближайшие к нему емкости были пусты.

Не такие они и глубокие, оказывается.

Тоже интересно. Вода создает иллюзию прозрачности и глубины. А на самом деле здесь и по колено не будет-то.

Бассейны пересекала длинная трещина. Она, выбираясь на скальную породу, ползла, щедро рассыпаясь на более мелкие. И эти, мелкие, в свою очередь дробились.

Ирграм осторожно двинулся вперед. Он не был уверен, что пол выдержит вес его материального тела, но такое, неспешное продвижение, почти не тревожило поврежденный камень.

Еще пара пустых емкостей.

А вот те, дальше, полны, но цвет воды их слишком темный. И сама она кажется неспокойной, то рябью идет, то зыбью. То начинает морщиться, будто желая обрести воплощение. Или…

Мертвеца Ирграм не нашел.

Но мертвец должен был бы быть, иначе откуда взяться пластине? Такой хорошо знакомой, отзывающейся в душе теплом и радостью.

Она лежала на самой кромке очередного бассейна. И содержимое его, темное, почти чернильно-черное, нервничало, перекатывалось, выпуская один пузырь за другим. Пузыри лопались, и тяжелые капли воды падали в емкость.

А вот на берег то создание выбраться не могло.

Интересно.

Очень.

Ирграм вытянул… щупальце? Пожалуй. И существо в бассейне заволоновалось сильнее. Оно явно ощущало чужака, и отвечало пузырями. Пузыри стали появляться и в соседнем бассейне, до того спокойном. Пошла рябью поверхность следующего…

Так, что бы это ни было, оно не способно выбраться, иначе давно захватило бы пластину. Ирграм прижался к полу. Щупальце его коснулось пластины, обвило её.

И ответом стал вой.

Многоголосый.

Обиженный.

Но Ирграм оскалился. Сами виноваты. Могли стараться лучше.

Щупальце сократилось, и пластина оказалась внутри Ирграма. А потом… потом она коснулась второй. И третьей

Вой стал сильнее.

Теперь он заставлял мелко дрожать камень по-над трещинами. И сами трещины поползли, соединяя бассейны руслами-протоками. Ирграм видел это.

Он видел сразу…

И много?

Много.

То, как срастаются воедино пластины, образуя нечто… странной формы, ломаной, но донельзя правильной. Ощущение было таким, словно некогда разобранная вещь ныне вернула былую целостность. И теперь она тянула силы.

Из Ирграма.

Тянула жадно, много, широким потоком.

Ирграм понял, что не справиться. Впрочем, прежде чем он успел подумать о том, что не справиться, тело его раскололось, отторгая пластины.

Точнее шар…

Не совсем.

Фигура вышла мгоногранной. И нестабильной. Она подрагивала, меняясь, делаясь то меньше, то больше. По граням ползли знаки, и сама она издавала тонкий на грани слышимости нечеловеческого уха звон. Звон причинял боль. И еще перекрывал рев тварей, которые пришли в неистовство.

Что бы ни мешало им сотни лет, теперь это было разрушено.

И темная чернильная вода из одной емкости почти выбралась, чтобы соединиться с такой же жижей из другой емкости. Они тянулись друг к другу.

Они ползли по трещинам и трещинкам, касались, ощупывая…

— Тихо, — Ирграм все же поднял артефакт, стиснув его в руке. — А ну успокоились!

Он выкрикнул это, добавив к голосу волевой импульс, и к удивлению своему был услышан. Он вдруг… ощутил свою власть? Пожалуй. Над существом?

Существами?

Скорее над тем, что могло бы… пожалуй… многогранник — а пластины, до того ровные, причудливо изогнулись, создав новые грани фигуры — стабилизировался. И силу все еще тянул, но извне, при том сам тоже излучал. Впрочем, стоило поместить его внутрь тела — на это Ирграм решился далеко не сразу, как много стало понятней.

То, в бассейнах, не было живым.

Но и не было неживым. Оно содержало энергию и материю. И… выходит, Древние здесь создавали? Кого? Существ? Себя же? Иных? Боевых големов, к примеру? Или нечто принципиально другое? Главное, что эта зала не столько излучала силу, сколько поглощала её… в отличие от первой.

Логично.

Все процессы созидания энергозатратны.

А вещь… вещь являлась чем-то вроде управления? Интересно. Ирграм сосредоточился, пытаясь уловить, если не суть, то хотя бы энергетические потоки. Они были. Одни уходили внутрь, другие — вовне. И главное, что тело спешно подстраивалось, вылепляя… что-то вылепляя.