Спасти СССР 3
Шрифт:
— Просите, пан Горбачев?
— Долги — повторил я — задолженность. Ваша задолженность. В рамках СЭВ ваш баланс постоянно сводится с дефицитом. В отличие от Чехословакии вам не удалось построить развитую тяжелую промышленность…
— Но у нас есть промышленность. Просто мы теряем очень много из-за забастовок…
— Любезный пан Войцех, забастовки — это не оправдание, это свидетельство того что не все у вас ладно. Получается ПОРП, будучи рабочей партией вступила в хронический конфликт с рабочим классом Польши, так?
В общем, разговор с паном генералом не получился настолько, что сорвалась встреча в расширенном составе делегаций, поляки
— Михаил Сергеевич… что там у вас получилось?
Я коротко пересказал суть разговора. Аксенов покачал головой
— Зря вы так с ходу, Михаил Сергеевич. У них гонору…
— Так пусть этим гонором и питаются! Сколько можно входить в их положение. Забастовки у них… пусть решают, в конце концов, вопрос. Ни в одной стране соцлагеря постоянных забастовок нет — только у них. Мы тратим огромные деньги, от себя отрываем — это что, чтобы им лучше страйковалось [34] , или как?!
34
Страйк — по-польски забастовка
…
— Землю не обобществили, теперь жрать нечего. Вместо того чтобы развивать промышленность, задабривают рабочих незаработанными зарплатами и себя отнюдь не забывают. Это не коммунизм и не социализм даже. Это безыдейное приспособленчество, паразитирование.
Я достал платок, высморкался. Те, кто стоял рядом, посмотрели на меня
— Извините, вчера под дождь попали. Александр Никифорович, вы там сами знаете с кем поговорить. Донесите до них — я возможно был излишне резок и прям в оценке ситуации, но это потому что душа болит. Не могу я на это спокойно смотреть. Пусть возвращаются за стол переговоров, подумаем вместе что делать.
В общем, поляки посоветовались часа два и вернулись за стол переговоров. В этот раз разговор шел конкретный, превратившись в некоего рода мозговой штурм. Я рассказал о том, что увидел в ГДР и в Югославии, особенно остановился на югославском опыте самоуправления рабочих. После чего, в конкретном, деловом обмене мнениями, мы попытались выработать платформу для новой Польши, для ее реформ.
Получилось примерно так.
1. Учитывая то, что в Польше уже есть работающая налоговая система — следует пойти по пути Югославии и Венгрии и разрешить частное предпринимательство в таких отраслях как производство продуктов питания, легкая промышленность, сфера услуг и гостеприимства. Это позволит частично снять социальную напряженность особенно в провинции и насытить рынок потребительскими товарами
2. Те предприятия, на которых сильны позиции Солидарности, в частности «знаменитая» Гданьская судоверфь — их следует сделать «народными» и самоокупаемыми. То есть, создать Совет трудового коллектива как сособственника, но при этом снять социальные обязательства с государства. Пусть управляют предприятием, это сложнее чем глотку драть. Пусть сами посмотрят, за счет чего зарабатывается их зарплата.
3. Следует провести переговоры с Римским престолом и ослабить давление на церковь в Польше в частности разрешить открытие новых костелов при условии, что священники не будут вести антиправительственную
деятельность.Впрочем, они их и так ведут
4. СССР разрешит открытие польских магазинов в крупных городах и увеличит закупки польской одежды и косметики
5. Польша будет развивать сотрудничество с советскими Украиной и Белоруссией. Будет создана трехсторонняя комиссия из представителей совминов УССР, БССР и ПНР.
Лучше все равно ничего не придумаешь, да и выбор небольшой. Поляков не переделать. Что получаем мы? Первое — польские магазины будут торговать за рубли и рубли эти в СССР и тратить, то есть мы будем и себя развивать этой торговлей. Второе — попробуем на Польше обкатать некоторые экономические идеи, которые в случае успеха можно будет и у нас применить. Конечно, Польша не СССР — но только дурак экспериментирует на себе.
Ну и третье. Вопрос рабочего самоуправления и в принципе — взаимоотношений рабочих и государства. Этот вопрос выходит далеко за рамки забастовок Солидарности, сама то суть этих забастовок: люди чувствуют, что они работают не на себя, а на дядю эксплуататора. Персонифицированного в виде директора или чиновника. Если это так и остается так — строительство как коммунизма, так даже и социализма можно считать проваленным. И как выйти из этой ситуации, как заставить людей снова поверить, что это их страна, они работают на себя — это вопрос не только Польши, но и СССР. И нам надо его решить — если мы хотим сохраниться.
С Раисой Максимовной возвращались в Москву в обстановке ледяного молчания. Не знаю, что делать. В США я бы предложил пойти к семейному психологу — но тут это невозможно. Я понимаю, что у меня серьезные проблемы с социализацией. Моя бывшая профессия не предполагает искренности и откровенности. Как и нынешняя…
август 1985 года
Итан Гринвуд первый раз был в столице своей страны — Вашингтоне. И уж конечно, он и подумать не мог, что попадет в здание ЦРУ в Лэнгли и сам мистер Коллинс, настоящий шпион — будет проводить экскурсию по зданию…
С мамой он приехал в Вашингтон на поезде, там его встречал мистер Коллинс и сотрудница Госдепа США, мисс Нуланд, приятная, полноватая молодая женщина, которая говорила на русском [35] . Как она сказала, она сама бывала в Артеке и вместе с ним она полетит в Москву. Мама поговорила с мисс Нуланд и успокоилась…
Их поселили в отеле Уотергейт, тот самом — а утром за ним заехал мистер Коллинс и пока мама поехала в Госдеп оформлять документы на него — мистер Коллинс повез его в Лэнгли…
35
Виктория Нуланд, на тот момент сотрудник Госдепа США. Она действительно свободно владеет русским и одну смену работала вожатой в Артеке по программе молодежного обмена
Дорога в Лэнгли — ведет от кольцевой, там такой съезд, ничем не отличающийся от обычного. Никаких указателей нет. Дальше дорога идет через лес и потом — они внезапно оказываются перед КПП с агентами и дальше — бесконечное бетонное поле парковки.
Агент в штатском, но с автоматом, настоящим — когда дошла очередь до них, наклонился, мельком посмотрел на Итана…
— Кто это с вами, сэр?
— Племянник. Решил показать ему контору.
— Документы на него есть?
— Перестань, Боб, ему всего тринадцать. На русского шпиона он не похож, не так ли.