Спасти СССР. Манифестация II

– Понимаю, – произнес глухо. Потом подумал и добавил: – Понимаю, что жадным он быть не должен. Добрый. И это хорошо… – последнее слово он протянул по слогам, с удовольствием.

Потом обернулся и строго взглянул на Минцева:

– Понимаете, Георгий, почему это хорошо?

– Подтверждается, что «советский»?

Блеер осуждающе дернул бровью, но счел возможным пояснить:

– Дополнительный крючок, Георгий. На доброту тоже можно ловить. Помните: «открытое лицо противника приятно для удара в челюсть»? Так и тут. Эх, вот не вовремя Витольда Яновича обратно в Москву отозвали… Вы же на доклад туда скоро полетите? – генерал опять качнул головой к потолку. – Изыщите обязательно возможность проконсультироваться, у него голова хорошо варит. Может быть подскажет что дельное, нам сейчас очень не помешает.

– Обязательно, – согласно кивнул Минцев. – Изыщу. И, Владлен Николаевич, кстати, к слову, про молодежь, раз вы заговорили о доброте… Не впадайте уж так в пессимизм. Знаете, Светка вот съездила со школьниками на поиски, вернулась и говорит, что хорошая у нас растет смена, светлая. В силу войдут, и кто шакалит – сами в бараний рог свернут. Главное – не состричь их, тех, кто выделяется… Ну, знаете, как это у нас бывает…

– Знаю, – генерал задумчиво почесал темя, – знаю, конечно. Только не мы обычно стрижем. Там всей стаей клюют. Нам и не достается уже почти ничего…

– Ну… – Жора развел руками, – иногда по тем клювам надо, значит, давать. Есть же им за что?

– За что – всегда есть… А уж им-то… Ладно, Георгий, я тебя понял. Иди, поработай, что ли. А я подумаю.

Суббота, 13 мая. Утро

Ленинград, улица 8-я Красноармейская

Середина мая лезла в окна класса шалыми ветерками, выманивала запахами молодой листвы. Даже кондовые отличники поглядывали на улицу с тоскливым нетерпением, а Пашка и вовсе извертелся, страдая от разлуки с окружающей средой.

Но все кончается, и Биссектриса виртуозно заверила раздачу заданий ровнехонько к звонку. Детей вынесло из класса как танкистов из люка горящего танка.

Дослушивая юный топот, я солидно покинул аудиторию, и меня тут же нагнал мягкий голосок Зиночки:

– Андрюша!

Кузя, выходившая следом за мной, передала взглядом сочувствие, а я кротко улыбнулся – и ей, и классной.

– Слушаю со всем почтением, Зинаида Эриковна.

Учительница отчетливо моргнула, как бы мельком прощая шалость. Ее добрые глаза за сильными линзами очков чудились несуразно огромными.

– Ага… Слушай, Андрюша… Сегодня Татьяна Анатольевна будет проводить инструктаж среди политинформаторов старших классов. На большой перемене…

– На большо-ой? – кисло затянул я. – А покушать когда?

– Андрюша, в райкоме комсомола готовят очень важное мероприятие, - зачастила Эриковна, словно извиняясь за нечуткость директрисы. – Что-то вроде смотра-конкурса. Или районного первенства… Я не совсем поняла. Какие-то… м-м… «Политбои». В понедельник, ровно в два, там соберутся политинформаторы восьмых-десятых классов со всего района. Посоревноваться, квалификацию повысить… И призы будут!

– Понятно… - вздохнулось мне. Химеричное сознание суетливо искало способ увильнуть от общественной нагрузки, и нашло. Я радостно выдал:

– А Никита болеет!

– Ничего, - утешила меня классная, - приведешь одного Сёму. Договорились?

– Да, Зинаида Эриковна, - капитулировал я. – Явимся без опозданий.

* * *

– …Вас в команде будет семь человек, капитаном назначается ученик десятого «Б» класса Руслан Валиев. Вы будете защищать честь нашей школы перед всем районом, помните об этом! – догуливал грозный глас Тыблока, а голодные политинформаторы тоскливо прислушивались к гомону за дверями кабинета. Свирепо оглядев старшеклассников, директриса буркнула: - Свободны!

Школьнички мигом оживились, боязливо двинулись к выходу – и юркнули на волю.

– А тебя, Соколов, я попрошу остаться!

«Это конец», - подумал Штирлиц».

Усмешливо слушая гулкий топот, Татьяна Анатольевна басисто заворковала:

– Андрей, ты, наверное, не знаешь еще, что Светлана Витальевна нас покинула? Так жаль, так жаль, такой работник сильный был… - театрально завздыхала она.
– Пришла вместе с Мэри, а стоило той в Америку вернуться, сразу и ушла... Так ведь не просто ушла, а на повышение! И на какое! С должности завуча по внеклассной работе – и не в районо даже, а сразу в райком, да прямо в замы к дяде Томы Афанасьевой! Во, как люди растут! Зависть, исключительно белая зависть! – директриса щедро источала едкий сарказм. – Теперь будет руководить идеологической и воспитательной работой во всех учебных заведениях района. Кто бы меня так повысил… В районо все поражены – назначение мимо прошло, у них даже краем не поинтересовались! – и Тыблоко взяла доверительный тон: - Ты знаешь, я вот предположу, что и Вадим Николаич сильно удивился, вдруг обнаружив у себя нового зама. И ведь никакого блата! Чиста! Но кто-то же заметил ее, кто-то - очень сильный - продвинул… – она помолчала многозначительно, давая мне обдумать сказанное. – Да, ты, кстати, ее на предстоящем мероприятии встретишь. Она его и предложила провести, и организовала… Привет передавай. И думай, Андрей! Думай, что говоришь! Будь там собран и внимателен. Не все медали надо брать! Иди…

Я покинул кабинет директора минут за пять до звонка. Рваться в столовую – смысла никакого, да и аппетит куда-то пропал…

Зато мне было, о чем подумать. И, даже, не столько о предстоящих политбоях, сколько о Тыблоке.

Понедельник, 15 мая. День

Ленинград, проспект Огородникова

Райком комсомола делил дореволюционный двухэтажный особняк с райкомом партии. Понятно дело, чей вход был парадным, а кто пользовался дверью во двор, но на жизнелюбии кадровых комсомольцев это никак не отражалось – у них, как они считали, все было впереди, и парадная дверь тоже.

Обычно в коридорах райкома гулко подрагивала богобоязненная тишина, как в заброшенном храме, но сегодня старинные стены еле удерживали разноголосый гомон. Куда больше сотни старшеклассников внесли с собой бурлящую энергию школоты, и целая сборная ответственных работников тщилась направить ее в мирное русло.

Мелькнуло лисье личико Чернобурки. Углядев меня в заполошной толпе, она улыбнулась мимоходом.

– И ты здесь? Политинформатор, что ли?

– Так уж вышло, - повинился я.

Издав короткий смешок, товарищ Лапкина раскинула руки, загоняя комсомольцев в актовый зал:

– Проходим! Проходим, не стесняемся!

Я засеменил по следу Чернобурки. А тут и Резник нарисовался.

– Сёма!

– Привет! – хохотнул одноклассник. – Давно не виделись!

– Проходи, проходи, не стесняйся…

Я как чувствовал – первые ряды в обширном зале зияли пустотой. Детская привычка неистребима – отроки теснились подальше от строгих взрослых.

– Эй, сюда давайте! – крикнул, привставая, Руслан. – Наши все здесь… Дюх, а чё тебя Тыблоко прессовала?

– Вдохновляла на подвиг.

Команда родимой школы захихикала в полном составе – трое «политбойцов» из восьмых классов, двое выпускников и мы с Сёмой.

– Бли-ин… - пыхтел Резник. – Я же не готовился… Вот же ж…

– Истинный политинформатор, Сёма, должен быть всегда готов, - меня распирало от назидательного тона. – Разбуди его в три ночи, и он тебе в момент всё изложит про бельгийских колонизаторов, злобно гнетущих свободолюбивый народ Заира.

– Да иди ты… - благодушно фыркнул одноклассник.