Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
– Не выходит, - огорченно вздохнула Мелкая, забавно прикусив уголок губы. – Вместо света – какое-то пятно размытое…
– Всё у тебя выходит, - оспорил я. – Художники годами учатся передавать светотени, а ты хочешь успеть за какие-то недели! Не спеши. – Зрение вобрало рисунок как бы вчуже.
– Мне бы твое внимание к деталям… Я, вот так, как ты, не смогу. Никакого модернизма, никакого абстракционизма!
– Терпенье и труд! – тихонько засмеялась девушка. – Сам же говорил!
Я улыбнулся – легко, свободно, без лишних мыслей. Нам с Мелкой было
Моя улыбка тут же трансформировалась в кривоватую усмешку.
«Ненадолго!»
Мне хотелось уберечь Томочку от опасных дел, но одна идейка с весны крутилась в голове – привлечь девушку, избежав всякого риска для нее, чтобы обеспечить себе алиби. Сделать некий обманный финт, отводя внимание чекистов.
Вопросы накопились, и не от кого-нибудь, а от самого Устинова. Пора давать ответы. Да и ситуацию в Йемене надо осветить…
– Том… - голос подвел, прозвучав тонко, не по-мужски.
– А? – Мелкая повернула ко мне по-прежнему склоненную голову, и прядка легла на щеку.
– Тут такое дело… - я в затруднении потер подбородок. – Рассказать тебе всё не получится… Секретность, понимаешь? Но это всё очень важно… Я серьезно!
– Дюша, - обе маленькие девичьи ладошки легли на мое плечо, успокаивая и убеждая, - ты же знаешь, я верю тебе.
– Мне нужна твоя помощь.
– Я согласна! – Тома ответила с радостной готовностью.
– Смотри, - меня одолела торопливость, - в июне я уеду в Черноголовку, буду готовиться к олимпиаде. Но заранее напишу одно очень важное письмо – и ты его отправишь отсюда…
– Пока ты там, - понятливо закивала Мелкая, - чтобы на тебя не подумали.
– Ну, д-да… - вытолкнул я скованно, а девушка, стоя на коленках, заерзала.
– Ты, как моя мама, та тоже вечно переживала, - ласково заговорила она. – Не бойся! Мы же не делаем ничего плохого!
Наверное, стоило наговорить разных умильных глупостей – ты мне дорога… не хочу отягощать тебя злом… Но зачем?
Идиллию нарушил грубый щелчок двери.
– Софи явилась! – хихикнула Мелкая, глянув на тикающий будильник. – Восьмой час! Сейчас будет пыхтеть, как старушка, а потом спросит…
Послышалась возня, и донесся ясный голос:
– Тома, ты дома? О, кто к нам пожаловал…
Девушка выглянула в комнату, загодя расплываясь в улыбке:
– Привет, школьнички! Милуетесь?
– Нахалка, м-м? – глянул я на Тому.
– Да вообще! – фыркнула та, неодобрительно косясь на Софью, и спросила прохладным голосом: - Ужинать будешь?
– Сама, сама! – выставила руки «беспашпортная». – Меня уже нет!
Напевая, она скрылась на кухне, а я встал, борясь с желанием опустить ладони на худенькие плечи Мелкой и окунуть лицо в тяжелую волну темных волос.
– Твори!
– Ага…
Софи, бубня прежний мотивчик, накладывала себе в тарелку. Легкое платье цвета кофе с молоком очень ей шло, оттеняя приятные изгибы, и лишь разношенные тапки выбивались из стиля, умаляя стройность ног.
– Подогреть надо, - посоветовал я домовито, налюбовавшись
открывавшимися видами.– Да теплая еще, - махнула кистью девушка, не оборачиваясь. – Растишь человека будущего? – поинтересовалась она, как бы, между прочим, и тут же добавила ехидцы: - Или будущую жену?
Моя стойкость вынесла испытание - даже уши не зарделись.
– Настоящий человек должен быть всесторонне, гармонично развит, - изрек я назидательно, - и физически, и духовно. Как твои дела?
Софи переставила на стол полную тарелку, и выдохнула, словно не веря сама себе:
– Нормально! Паспорт получила… Только фотка мне не нравится, я на ней какая-то… стервозная какая-то!
– Умелец снимал! – мои губы расплылись в ухмылке. – Запечатлеть характер – это класс!
Из комнаты долетело хихиканье.
– Дохихикаетесь еще, - пригрозила гражданка СССР.
– Покажи.
Порывшись в сумочке, Софи отыскала новенькую красную паспортину. На фотокарточке «Ёлгина Софья Ивановна» выглядела немного капризной, немного жеманной, немного взбалмошной…
В общем, настоящей женщиной.
– Очень даже ничегё, - заценил я. – Студентка, комсомолка, спортсменка, и просто красавица! Кстати, о студентках…
– Подала заявление в ординатуру, – утвердительно кивнула Ёлгина, жеманно лопая пюре.
– Растешь!
– Ага! Всесторонне! И гармонично.
А меня резануло стыдливой жалостью. Мелкой-то хорошо, комфортно – её «усестрили». А каково Софи чувствовать себя содержанкой? Хотя… Если подумать, неплохая мотивация для учебы и повышения квалификации. Выучится – и освободится от моей опеки… Хм. Вот только я не ощущаю сильного желания выпускать птичку-синеглазку на волю…
– Устала? – мой голос подобрел и был полон участия.
– Ага… - вздохнула Софья, вилкой ковыряя остатки.
Она задумалась, а я следил, как мнутся девичьи губы, надувается щека и ловко мелькает острый розовый язычок.
– Хорошую характеристику с работы мне дали, и на учебу обещали отпустить, но только не летом. Сказали – отработай июль-август, и учись на здоровье!
– Так мы не поедем на море? – донесся огорченный голос Томы.
– Поедем! – резко сказал я, и сбавил тон: - Завтра же зайду в поликлинику, решим как-нибудь.
– Крученый, да? – глаза у Софи потемнели. – Решала… - она тут же дала заднюю, словно боясь наговорить лишнего, и заныла: - Ой, да я даже не знаю пока, что выбрать! На дерматолога идти? На окулиста? Или, все-таки, на терапевта?
– Хорошо быть дерматологом, – ухмыльнулся я. – Пациенты не умирают, по ночам не вызывают, серьезные больные лечатся долго и не выздоравливают…
– Ладно, решу… как-нибудь, - притворно вздохнув, девушка отодвинула тарелку и подтянула чашку с компотом.
Я навалился на стол.
– Ну, тогда… Как бы алаверды! Вышел на маклера, - меня потянуло убавить громкость. – Вроде, надежный. Недельки через две встречусь лично, пусть подыщет «маточную» квартиру…
– Какую-какую? – вытаращились синие глаза.