Специфика транспортировки живой рыбы на большие расстояния

– Через восемьдесят четыре дня, плюс минимум неделя на собственно высадку, – поправил Капустин. – И что?

– Вас вот это злит. Точит изнутри так глубоко, что вы и сами этого не осознаете. Через восемьдесят четыре дня они покинут свои хоромы и будут жить под небом голубым, под настоящим солнцем, на планете, где все пока чисто и девственно. А вам придется лететь назад. Еще целый год… даже больше хлебать свою полусинтетическую баланду, крутить педали тренажеров и пялиться в мониторы, ощущая собственную ненужность. Ведь злит, не может не злить…

– Это вам кто-то сказал? – спокойно спросил Макс. – Признался кто или сами придумали?

– Об этом говорят исследования…

– Засуньте их себе в задницу, уважаемый! Скомкайте и засуньте!

– Макс! – подал голос Капустин.

– Только вот не лезь сейчас ко мне! – заорал Макс. – Посиди молча.

Макс вскочил с кресла.

– Запомни, Стоян, или запиши… Марк, ты там пишешь?

– Пишу, Максик, пишу…

– Хорошо, – Макс оперся о спинку своего кресла. – Пиши. Значит, так – козлы вы, наблюдатели. Тупые козлы! Вы не поняли ни черта в экипажах дальних кораблей. Ни черта! Мне не нравится космос, меня колотит от одной мысли, что я могу не вернуться домой. Чего здесь любить? Тоннель этот желтый, будто прорыли его в дерьме? Новое солнышко и чистый воздух? Меня вполне устраивает то, что ждет нас на Земле. Я не получаю кайфа от полета. Никто не может получать от него кайф, это пусть вербовщики втюхивают эту ерунду молодняку. Я получаю кайф от возвращения. Понимаешь, козел? От возвращения! А они никогда не вернутся, как я могу им завидовать? Они сами вычеркнули себя из моей жизни. Сами… Да они уже и не люди вовсе, не люди для тебя. А так, товар, который не должен потерять кондицию за время транспортировки. Ты же сам только что это сказал…

– Макс…

– А что, он не сказал? Ты сам не понял, что там происходит? У них столовые находятся хрен знает на каком расстоянии от жилых помещений…

– Чуть больше километра в среднем, – уточнил спокойно Стоян.

– Километр! Слышал? Километр, чтобы пожрать, потом километр, чтобы вернуться. И ведь могли построить прямые коридоры, так нет же, по спирали, по спирали… Не случайно же?

– Не случайно, – кивнул Стоян.

– И еще столько же до рабочих мест, до учебного центра нужно пройти от жилья. В противоположную сторону. Итого – минимум три километра.

– Три раза в день, – сказал Стоян. – Из них дважды – по четыре километра. Плюс потери калорий собственно во время работы. И развлечений. Бассейн, корты, волейбол с баскетболом… Танцпол. Вы все верно подметили. Все абсолютно верно. И что из этого следует?

– Из этого следует, что вы гоняете их, как животных. Стимулируете едой и удовольствиями. Вперед-назад, держать тонус, господа покорители!

– Да. Точно так! А вы что хотели? Чтобы на место колонии прилетели ослабшие, затосковавшие люди, которые вместо того, чтобы сразу взяться за дело, будут ныть, тосковать, плакать о потерянной Земле? Вы себе представляете уровень суицида в такой психологически сломленной группе? Сломленной бездельем и гиподинамией. Ну, и еще многими специфическими моментами. Понятно? А так… так мы отвлекаем их от полета, от мысли о том, что решение они приняли окончательное, которое не может быть ни изменено, ни отменено. Все, необратимость вступила в свои права. Если им позволить думать об этом хотя бы месяц… неделю… Вы получите то же самое, что произошло на симуляторе. Только они не стали бы проситься наружу, они требовали бы повернуть назад. И им было бы наплевать, что это почти невозможно. Они бы требовали. И нашли бы способы воздействовать на вас даже при условии строжайшей изоляции.

– Это как?

– Просто. Могу предложить вам элементарную модель. Колонисты, передумавшие улетать, берут по одному младенцу… или женщине… подводят их к камере наблюдения и предлагают вам либо повернуть, либо насладиться зрелищем тяжкой смерти женщины или младенца. Вы готовы? Выдержите? Не попытаетесь затормозить и развернуться? Это ведь так гуманно – вы никого не убиваете, никого не калечите… вы даже жизни обреченным спасаете. Такие крутые парни, как вы, всегда готовы проявить гуманизм. А то, что накрывается проект колонизации, что полет, который вы прервете из соображений слепого гуманизма, стоил совершенно астрономических денег – вас, естественно, не волнует, – теперь уже и Стоян распалился, говорил громко, отчетливо, сопровождая свои слова резкими движениями рук. – Они – не люди. Они – товар. Товар! Средство к завоеванию звезд и расселению человечества по Галактике. Если хотите, они живая рыба, которую нужно доставить на место…

– На кухню?

– Зачем на кухню? А, это вы меня пытаетесь окончательно разозлить. Нет, не на кухню. Нужно зарыбить новое водохранилище. Новое море, если хотите. И рыба нужна не снулая. А бодрая нужна рыба, свежая, способная к размножению и борьбе за свое существование. Вот мы ее и стимулируем в процессе перевозки. Бодрим, поддерживаем тонус! – выкрикнул Стоян и замолчал.

Потом усмехнулся.

– Марк, что там у нас с результатами? – спросил Стоян.

– Нормально у нас с результатами, – ответил инфоблок. – Уровень искренности – близко к единице у обоих, статус конструктивный, отклонений нет. В смысле чего-то неожиданного.

– Молодцы, – сказал Стоян, отлепил инфоблок от пульта и спрятал в карман. – Собственно, мы и не сомневались, но всегда приятно убедиться в том, что оптимистические ожидания оправдались. Всегда приятно!

Стоян встал, подошел к двери. Та предупредительно отъехала в сторону, но руководитель группы наблюдателей не вышел. Повернулся к вахтенным:

– Я приношу свои искренние извинения за причиненное беспокойство. Честно. Мое предложение для вас, Илья, остается в силе. От имени Корпуса колонизации я благодарю вас за сотрудничество и объявляю, что все вы, каждый член экипажа первого корабля класса «Ковчег», получаете премию в трехкратном размере вашего жалованья и, по возвращении на Землю, возможность досрочного выхода как на пенсию, так и перевода на диспетчерскую или инструкторскую должность. С сохранением вашей полетной заработной платы с надбавкой за риск. И сегодня у вас – выходной. Через десять минут сюда придут Стефенсон и Котов, сменят. Еще раз – извините за причиненные неудобства.

Стоян вышел, дверь за ним закрылась.

– Сволочь, – одновременно сказали Макс и Капустин.

А через десять минут пришли Котов и Стефенсон. Командир подтвердил, что разрешает наблюдателям заступить на вахту, скороговоркой перечислив для протокола пункты инструкции, разрешающие пассажирам, имеющим специальный допуск, оказывать помощь членам экипажа.

– И все равно – сволочь, – повторил Макс, когда все, за исключением наблюдателей, собрались в столовой.

И никто не стал возражать.

Разговор за столом вообще как-то не заладился, экипаж старательно поглощал еду, избегая взглядов друг друга.

– Такое чувство, что нас всех поимели, – сказал Макс. – Меня Стоян подловил на фразочке и раскрутил. А у вас что?

– Стенфенсон, сука, предложил посмотреть картинки с пятнами и сказать, что мы видим. – Синицкий отодвинул тарелку с недоеденным завтраком и посмотрел на Джафарова. – Пятнышки мы посмотрели, Муса возьми да и ляпни, что похоже на взрыв корабля типа «Ковчег»…

– Что значит – ляпни? – не слишком уверенно возразил Муса. – А на что еще может быть похожа багровая клякса на ярко-желтом фоне?

– На что угодно! На закат. На медузу. На кровавый понос! – быстро перечислил Синицкий. – Да просто на взрыв. Так нет, ему нужно было обязательно упомянуть «Ковчег»… Стефенсон оживился, картинку убрал в папочку и предложил поговорить о «Ковчеге» и колонистах.

– И ты, конечно, не смог сказать ничего хорошего? Указал со всей непримиримостью на то, что это толпа бездельников, уродов и вообще – пассажиры… – Стокман похлопал в ладоши. – Мы с кэпом и доктором честно держались с полчаса, пока Котов не стал просто задавать вопросы по колонистам.

– И кто прокололся вторым? – поинтересовался Макс.

– Почему вторым?

– Смотри, – Макс загнул палец на руке. – Ты распсиховался первым. А кто вторым?

– Так уж и распсиховался… – сказал Стокман. – Ну, сказал пару ласковых. А доктор поддержал.

– Значит, вторым был Холек… – констатировал Макс. – А на какой минуте к плеванию и брызганью яда подключился кэп?

– А он не подключился. Я прям, когда это осознал, даже в драку с Котовым бросаться не стал. Сам посуди – я бегаю по отсеку, размахиваю руками, Доктор разные нехорошие слова говорит, а Ян Хофман, блин, сидит и высокомерно рассматривает нас поверх книги.