Спецслужбы России за 1000 лет
Шрифт:
4 апреля 1970 г. захоронение было вскрыто. На следующий день останки трупов сожжены, пепел развеян.
Мы не ставим перед собой задачу рассмотреть любую из бытующих версий – оставим это другим специалистам. Важен другой факт – до окончания Второй мировой войны система личной безопасности Гитлера и других лидеров Третьего рейха, так же как и вся система военной, государственной и партийной безопасности, находилась на достаточно высоком уровне и соответствовала большинству необходимых требований, хотя, конечно, не была лишена организационных и технических недостатков.
Глава 18
Горечь потерь
В
На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП (б) 1937 г. Сталин сказал: «Не ясно ли, что пока существует капиталистическое окружение, будут существовать у нас вредители, диверсанты, шпионы и убийцы…» [1063] . В течение 1937–1938 гг. практически все руководители оперативных подразделений в РККА, НКВД и в Коминтерне, как в центре, так и на местах, были арестованы. Подавляющее большинство среди них – те, кто по долгу службы отвечал за подготовку к диверсионной работе за рубежом и к возможной партизанской войне на своей территории. Подавляющее большинство из них были объявлены «врагами народа», расстреляны, подвергнуты жесточайшим пыткам и издевательствам, сосланы в концентрационные лагеря, которые к середине 1930-х годов «более гуманно» стали именовать «лагеря трудового перевоспитания». Некоторые известные специалисты нелегальной, оперативной и диверсионной направленности в преддверии неминуемого ареста покончили с собой, спасая свое честное имя, профессиональную репутацию и, что для большинства было особенно важно, спасая своих близких от неминуемого ареста как ЧСВН – членов семей врагов народа.
1063
Цит. по: Заковский Л.Шпионов, диверсантов и вредителей уничтожим до конца! – М., 1937. – С. 4.
Сотрудники Коминтерна, НКВД и РККА, объявленные в августе 1937 г. членами Польской организации войсковой (ПОВ), обвинялись в следующем:
1. В подготовке в 1918 г. совместно с левыми эсерами и бухаринцами свержения правительства РСФСР, срыва Брестского мира и провоцировании войны РСФСР с Германией.
2. В подрывной работе на Западном и Юго-Западном фронтах во время советско-польской войны 1920 г. с целью поражения РККА и отторжения Белоруссии и Украины.
3. В массовой фашистско-националистической работе среди польского населения СССР в целях подготовки базы и местных кадров для диверсионно-шпионских и повстанческих действий.
4. В шпионской работе в военной, экономической и политической областях.
5. В диверсионно-вредительской работе в оборонной промышленности, в текущем и мобилизационном планировании, на транспорте, в сельском хозяйстве; в создании диверсионной сети на случай войны.
6. В контактах и совместных диверсионно-шпионских и иных антисоветских действиях с троцкистским центром, с белорусскими и украинскими националистами для совместной подготовки свержения советской власти и расчленения СССР.
7. В соглашении с руководителем военно-фашистского заговора Тухачевским в целях срыва подготовки РККА к войне и для открытия фронта полякам во время войны.
8. Во внедрении участников организации в КП Польши, захвате руководящих
органов польской компартии и польской секции ИККИ, в работе по разложению КП Польши, в использовании партийных каналов для внедрения шпионов и диверсантов в СССР.9. В захвате и парализации всей разведывательной работы СССР против Польши путем проникновения членов ПОВ в ВЧК – ОГПУ – НКВД и РУ РККА.
В письме ГУГБ НКВД, подписанном Ежовым, говорилось, что главной причиной «безнаказанной антисоветской деятельности» ПОВ является то, что в течение почти двадцати лет в ВЧК – ОГПУ – НКВД и РУ РККА находились польские шпионы: Уншлихт, Мессинг, Пиляр, Медведь, Ольский, Сосновский, Маковский, Логановский, Баранский и другие.
«В двадцатых числах июня [1937], – вспоминал И. Г. Старинов, – я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.
Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.
– Что случилось? – напрямик спросил я.
– Ты давно не читал газет?
– Где же я мог их читать?
– А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?..
Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.
– Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром… Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.
– Что?!
Кольман подал еще одну газету за 13 июня:
– Вот здесь…
Строчки прыгали у меня перед глазами: „…Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор приведен в исполнение“.
Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:
– Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды…
Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.
Этот человек – предатель и изменник?!
А маршал Тухачевский – бонапартист?!
Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна – прославленные герои Гражданской войны – и все они тоже враги народа?!
Кольман осторожно взял у меня газету.
– Как же это? – только и мог выговорить я.
– Чудовищно, – согласился советник. – Невозможно поверить. Но ты же видел…
– А какая им была корысть предавать советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!
– Тише… Конечно, дикость какая-то… Сам не понимаю, на что они рассчитывали… Что им могли дать капиталисты?
– Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.
– Видишь, пишут о попытке захвата власти…
– Так они же и были властью!
– Тем не менее – факт налицо…
Да чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить Сталину, не верить суду.
Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся…
Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина „за укрепление социалистической законности“, натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал острые приступы тоски.
Ни на минуту не забывалось, что работал с Якиром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.
„А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину? – не раз спрашивал я самого себя. – Что ответишь?“<…>