Спицы в колесе Сансары

— Сотрудниц по клинике — да.

— С кем-нибудь из них у вас была связь?

— Н-нет.

— Владимир, можете не смущаться и выложить здесь все.

— Боюсь, Лизочка будет меня напрасно ревновать. Лизок, то, что было, то прошло, веришь?

— Конечно, верю.

— Тогда ладно. Была у меня интрижка с Галей Моисеевой. Она тоже стоматолог. Лизок, но все кончено, клянусь!

— Да верю я, верю.

Анна Николаевна продолжила колдовство. Она вновь использовала Лизину кровь, потом волосы и наконец сказала:

— Никакая Галя Моисеева тут ни при чем. Это не порча. Это долговременное проклятие. И наложено оно на Лизу не человеком. Лиза в любой момент может умереть.

— Господи! — воскликнул Влад. — Это невозможно! Анна Николаевна, как нейтрализовать проклятие.

— Выхода два, — молвила ведьма. — Или уничтожить того, кто навел проклятие, или принести жертву. Большую жертву, так называемую гекатомбу.

— Что подразумевается под гекатомбой?

— Человеческое жертвоприношение.

— Кошмар какой-то…

И тут вошел Собхита. Его лицо светилось, как маленькое солнышко.

— Люди, вы не знаете, о чем говорите, — сказал Собхита. — Не нужно убийств и жертв. Нужна любовь и благословение.

— Но, Собхита… — начала было Анна Николаевна.

— Не прерывай меня, бабушка Аня, — сказал мальчик. Он подошел к Лизе и велел ей: — Склони голову, женщина.

Лиза повиновалась.

Мальчик возложил руки ей на голову:

— Избавляю тебя от проклятия, насланного богами. Теперь ты чиста.

При этих словах все вокруг засияло и заискрилось, словно включили тысячу электрических елочных гирлянд. Собхита держал руки на Лизиной голове, и молодая женщина чувствовала, как из нее уходят боль и страх.

— Вот и все. — Мальчик отнял руки. — Я могу играть дальше. А вы ничего не бойтесь. Боящийся несовершенен в любви.

И Собхита убежал, напевая песенку крокодила Гены.

— Что это было? — спросили друг у друга Владимир и Анна Николаевна.

— Это была благодать Будды Майтрейи, — благоговейно сказала Лиза. — Анна Николаевна, проверьте, есть ли еще на мне проклятие?

— И проверять нечего, — фыркнула Анна Николаевна. — Все чисто, как после ядерного удара. Даже грехи смыты. Я вам говорю — мальчик есть бог.

— Бог и Будда — разные понятия. А что, если этот мальчик и есть тот самый, что бросит вызов самому Творцу? Что будет судить богов и ангелов? Тот, чье явление миру будет двадцать первого декабря этого года?

— Не знаю, не знаю. Он такой чистый, такой невинный, такой милосердный. Вчера на его глазах умерла бабочка. Он оживил ее. Он истинный чудотворец!

— Что ж, кто б он ни был, — сказал Влад, — я благодарен ему за то, что он избавил от проклятия Лизу. А теперь мы все-таки поедем.

— Хорошо. Да будет благословен ваш путь. Лиза, а ты на-ка возьми амулет от порчи и сглаза. Носи его всегда на всякий случай.

Наши герои распрощались с мадам Гюллинг и отправились домой. Жара стояла нещадная, весь город будто вымер, прячась от нее в кондиционированных помещениях, заезжать никуда не хотелось.

Дома, к счастью, починили кондиционер. Кирилл сказал, что мастер только что ушел. Влад попросил Кирилла проверить распылители в саду, а сам занялся приготовлением ужина. Лиза сидела рядом на кухне и листала книги, купленные в магазине.

— Ну, что пишут? — спросил Влад, размешивая тесто для слоеных пирожков.

— Пишут, что любовью заниматься можно. В определенные месяцы и в определенной позе. И главное, не перестараться.

— Отлично. — Влад чмокнул жену в щеку. — Сегодня ночью воплотим это в реальность.

— Влад!

— Дорогая?

— Я хочу сегодня вечером съездить к Верейскому. У него сеанс. Я как ассистентка должна присутствовать.

— Хорошо, съездим. Хотя ты должна сказать миляге профессору, что скоро не будешь ассистенткой, а будешь мамой нашего бебика. А пока давай ужинать.

Влад быстро и профессионально напек слоеных булочек, сварил кофе и сделал салат с курицей. Они поужинали, потом вышли в сад. Жара не спадала, хотя солнце уже клонилось к закату.

Лиза села в шезлонг и утомленно закрыла глаза. Слишком много за сегодня ей пришлось пережить. Беременность, гипноз, порча… Если она так насыщенно будет жить, на старость, пожалуй, ничего не останется.

— Володик, — позвала она мужа. — Ты что делаешь?

— Нарезаю розы к нам в спальню. Хочу осыпать тебя розовыми лепестками.

— Ага, их потом пылесосом убирать замаешься. Лучше просто поставим розы в вазу.

— Ты напрочь лишена романтики.

— Зато не лишена здравомыслия. Ой!

— Что?

— Я хочу тебя поцеловать. И немедленно!

— Пожалуйста.

Они долго целовались и ласкали друг друга. Наконец Владимир с сожалением оторвался от жены и сказал:

— Если мы хотим ехать к Верейскому, то надо сделать это сейчас. Или я утащу тебя в спальню.

— Нет, нет, едем. Спальня остается на ночь.

И они поехали к Верейскому.

У профессора, как всегда, собрался оккультный бомонд. Пили шампанское, рассуждали о непознанном, о битвах экстрасенсов, о шаманизме и знахарстве. Лиза и Влад после приветствия скромно притулились в уголочке. Но долго скромничать им не дали. Появился сам Илья Николаевич.

— Лиза, Владимир, здравствуйте! Рад вас видеть. Лиза, надеюсь, что вы, как всегда, будете замечательной ассистенткой на сеансе. Глеб уже все готовит. Сегодня знаменательный день! Ровно десять лет назад я начал заниматься спиритуализмом и достиг некоторых результатов! Но идемте, идемте в зал для сеансов, друзья!

Все загомонили и прошли в зал для сеансов. С той поры как его покрывала сажа, зал преобразился. Он был отделан панелями из вишневого дерева и оклеен светлыми виниловыми обоями. Новая ширма для медиума уже была раздвинута, стулья расставлены.

Народ потихоньку расселся, и тут вошел Глеб. Он поздоровался и занял свое место медиума, старательно игнорируя взгляд Лизы. Лиза же, держа в руках сосуд для сбора эктоплазмы, по-прежнему в душе жалела бедного влюбленного в нее мальчика.

— Начнем сеанс, — хлопнул в ладоши Верейский.