Спирас. Книга 1

— Зачем ты пришел? — окрысился на него мальчик.

— Мне нужно к директору. Пропустите!

Мальчик только отмахнулся.

— Да знаем мы, что тебе к дедушке нужно. Он еще с утра сказал, что ты придешь.

— А мы сказали, что ты не собирался к нему идти. И поспорили.

Девочка недовольно поджала губки.

— Вот, а ты пришел.

— Ну уж, извините, — протянул Люций и попробовал протиснуться к кабинету, но ничего не вышло. Дети стояли стеной и сдвинуть их было невозможно.

— Да ладно, ничего страшного. Теперь с тебя 158 шоколадных конфеток. — с важным видом подытожил мальчик.

На секунду Люций даже забыл о своей злости.

— Это еще с чего?

— А кто виноват, что мы проиграли?

Девочка понимающе закивала:

— Да-да, согласна, все правильно.

— Да идите вы! — рассердился Люций.

— Куда? — хором спросили засранцы.

Мальчик хлопнул себя по лбу и провозгласил:

— Точно! Дедушка же сказал передать тебе это!

Он протянул Люцию огрызок бумажки.

— Это тебе письмо! — сказала девочка, с любопытством поглядывая на послание, — от дедушки.

Люций взял так называемое письмо, прочитал его и чертыхнулся.

Каллиграфическим, но немного трясущимся почерком там было написано:

«Горгошмыгу не уволю. Вали, давай!»

И Люций свалил. Он вообще с трудом понимал теперь, почему, собственно утром, как добропорядочный ученик пошел на эти занятия, почему начал общаться с братом-предателем и даже сел с ним за одну парту? Что-то он расслабление мозга в последние дни схватил. Все, хорошего понемножку. Это местечко считается ямой и отстоем? Он им покажет, что такое настоящая яма!

* * *

30.12.1959 год.

Первый мир

Княжество Адамант

11 лет до начала революции

09:10 (среда)

Аластер

— Здравствуй Роберт, здравствуй Льюис. Как ваши дела?

Двое стражников у низкой двери отвесили поклон.

— Здравие желаем, досточтимый Аластер. Вы вернулись с празднования Выбора?

— Вернулся и желаю пройти. — Аластер улыбнулся и собрался сделать шаг, но стражник его остановил.

— Господин Аластер, тут такое дело, — он заговорщицки прищурился, — в следующем месяце состав несения суточного наряда будет изменен. Наша смена больше не будет стоять здесь.

Это было плохо, Аластер нахмурился.

— Не будете ли вы так любезны узнать о новых сменах и отметить среди них предположительно сговорчивых лиц.

— Вот, господин, — стражник достал из-за пазухи свернутый напополам служебно-серый лист бумаги, — тут отмечены те варианты, о которых вы сказали. Мы поговорим с ребятами, они ничего, вообще, и вас знают. — Стражник улыбнулся.

Хитрый лис! Аластер прекрасно понимал, что их дружеские отношения поддерживаются постоянными вливаниями лет жизни. Элизавет регулярно расплачивалась со стражниками, подкидывая им по два-три года. У нее были свои возможности для этого.

— Проходите, господин.

Аластер вошел. Триста сорок три ступеньки вверх, длинная, никак не используемая терраса, еще сто восемнадцать ступенек, и вот она, маленькая деревянная дверь на петлях.

Аластер несколько раз постучал. Ответа, естественно, никогда не было, но он почему-то всегда выполнял небольшой ритуал элементарной вежливости.

Обстановка этой комнаты никогда не менялась. Возможно, если бы хозяин этого жилья мог говорить, то пошутил бы что-нибудь про «постоянство — признак мастерства».

Старая тринадцати-серая мебель — в основном столы, мольберты, всякие фигуры для… Аластер не знал, как как они называются правильно… фигуры правильных геометрических форм, чтобы срисовывать с них. И груды бумаги, холстов, кожи и прочего, на чем можно было бы рисовать. Здесь валялись просто так, порой на полу, листы коричневого желтоватого и даже иногда белого Божественного цвета. Сюда доставляли материалы всех оттенков, которые были нужны для работы.

В углу комнаты, сгорбившись за рабочим столом, сидел господин Ферроу.

— Доброе утро, досточтимый, — поздоровался Аластер.

Художник поднял на него отрешенные глаза, они всегда становились такими, когда он писал. Мгновение Ферроу соображал, возвращался в реальность, затем радостно вскочил со своего места и подошел к Аластеру.

В лучах зимнего солнца танцевали пылинки. Что было хорошо в его мастерской, так это свет. Высокие окна без штор запускали в захламленное помещение столько солнца, что порой даже болели глаза.

— Уф, господин Ферроу, ты сколько тут сидишь? Неделю, что ли?

Художник неопределенно пожал плечами и подозвал Аластера к столу, у которого он работал. Видимо, хотел что-то показать.

— Подожди, у нас для тебя есть подарок. Вот!

Аластер протянул художнику небольшой сверток. Ферроу открыл, не особо любопытствуя. Три ярко-алых яблока оказались в его руках. Шкурка их немного сморщилась, бочки в паре мест были подбиты, но мужчина завороженно глядел на яркие плоды и не мог оторваться.

— Представляешь, едем через заснеженное поле… самое обычное поле, а потом — заброшенный старый сад. И вот, на ветке большой яблони, — висят себе. И, главное, как их до сих пор из животных никто не съел? Ой, что это? Ха-ха, смотри-ка!

Аластер заметил, что из крохотной круглой дырочки в одном из яблок наружу выбирается бледно-зеленый червячок. Жизненная сила мелкого создания и его попытка сбежать из сладкого фруктового мирка почему-то вызывала восхищение своей абсолютной безнадежностью.

— Похоже, он остался на зиму в яблоке, а тут отогрелся… и… Ферроу!

Художник поставил яблоко на письменный стол, поверх вороха своих набросков, и стал наблюдать за маленькой, выползающей в тепло жизнью.

— Интересно, и как он не замерз насмерть?

Ферроу вздохнул и кивнул Аластеру на набросок рисунка. Аластер взял в руки лист и внимательно вгляделся в него. Созданная на желтоватой бумаге серыми штрихами, на тонкой веточке молодого деревца сидела кроха-птичка.

Аластер с интересом вглядывался, ожидая, что сейчас картинка оживет…

— Ферроу… ты серьезно? — он перевел удивленный взгляд на художника. — Мне не послышалось?

Художник, все еще наблюдающий за яблоком и червяком, кивнул.

Птичка на бумаге чирикнула. Она не двигалась, но щебетала, это было…