Спирас. Книга 1

— Несомненно. Пусть войдет! — провозгласил Император, и двери отворились во второй раз.

На пороге стоял отвратительный, неухоженный человек, который одним своим видом осквернял это место. Седые патлы торчали во все стороны, одежда мешком висела на тощем теле… Он стоял босой? Следом за человеком в зал внесли его картину.

Художник по имени Ферроу склонился перед императором в поклоне. Вероятно, так в его понимании выполнялось торжественное церемониальное приветствие? Вышло какое-то странное кривляние.

— Кандидат Ферроу, — громогласно объявил Император, — поднимись. Узнаешь ли ты произведение искусства, что стоит перед тобой?

Ферроу встал из «поклона» и скосил глаза на картину.

— Да, всемогущий, это моя картина.

— Клянешься ли, что именно ты — создатель сего произведения?

— Да, без сомнения, это я написал.

— Известно ли тебе, что картина, созданная тобой, живая? Кто обучил тебя этому искусству?

Художник пожал плечами.

— Никто не учил, правитель, я это сам освоил.

— Скажи, ты смог бы обучить этому других?

Губы Ферроу поджались. Он, наконец, оторвал взгляд от своих ног и посмотрел в глаза императору.

— Правитель, а вы… вы увидели мою картину? Поняли, что она показывает?

Император склонил голову, рот его искривила усмешка.

— Увидел.

— И… — Ферроу пытался не отводить взгляд от императора, — и после этого вы спрашиваете, могу ли я обучить этому других? Вы не посчитали это оскорблением?

— А ты пытался оскорбить меня?

Мужчина закусил губу и отвел взгляд от сияющего величества перед ним:

— Все, о чем я мечтал, у меня забрали. Я выставил эту картину не для того, чтобы меня выбрали, а чтобы показать — вот, что вы значите для меня! Красивый фасад и гнилое нутро.

— Виктор, согласись, давненько в Адаманте не было творцов, умеющих создавать живое, — продолжал император, как будто и не слышал слов художника.

Карающий меч императора согласно кивнул.

— Да, всемогущий, очень давно.

— Эм, подождите минуточку! — заволновался художник. — Я что-то не понял… эм… в каком таком Адаманте? Я не в какой Адамант не собираюсь! Вы точно посмотрели на мою картину? Это я передал свои чувства. И чувства простых людей. И я готов к смерти. Мне уже нечего терять на этом свете!

Император поднялся со своего места так резко, что Ферроу отступил на несколько шагов. Будто его снесло волной, пыхнувшей от Императора.

Правитель подошел к картине и долго смотрел на нее.

— Прошло много лет с тех пор, как я видел живую картину в последний раз. Они все так же прекрасны. Они кажутся мне высшим проявлением человеческого мастерства, а ты думаешь, будто меня рассердит сюжет, что изложила твоя душа? — Он рассмеялся. — Мне наплевать. Я заберу тебя в Адамант, и ты воскресишь забытое искусство, научишь ему других. Почему ты выглядишь таким несчастным? Возрадуйся, ты только что воплотил в жизнь мечту многих.

— Я… я…

— Я даю тебе месяц на то, чтобы создать еще одну живую картину. Можешь изобразить любой сюжет, можешь использовать любые средства, но через месяц я должен увидеть результат твоего труда.

Император вернулся на свое место.

Ферроу стоял ни жив ни мертв.

— Где ты раздобыл белую и золотую краски? — спросил Виктор.

— Я… это… я сам их смешал… долго подбирал ингредиенты. А еще ночью пробирался к стене храма и соскабливал со стены белое покрытие.

Император улыбнулся и прикрыл глаза.

— Потрясающе! Ты, определенно, один из самых занимательных людей, каких я видел за последнее время. — Император прищурился. — Мои поздравления. С сегодняшнего дня, Ферроу, ты становишься полноправным жителем княжества Адамант, с присвоенным рангом и разрешенным цветом одежды тринадцати-серый. Место твоего жительства я назначаю в одной из комнат своего дворца. В услужение тебе приставляется один слуга. Отбытие в Адамант немедленно. И еще кое-что… Виктор, будь так добр, лиши нашего нового друга возможности говорить.

Ферроу замер.

— Что… уууууффф… ааааа! — мужчина схватился за глотку и повалился на спину.

Император и глазом не моргнул.

— Благодарю, Виктор. Помоги господину Ферроу выйти.

Тут же невидимые силы подняли художника воздух и, волоча ногами по полу, вынесли из зала. Двери отворились, поглотили мужчину и закрылись вновь.

— Сможет ли он обучать, будучи немым? — холодно поинтересовался Виктор.

— Конечно нет. Этому умению невозможно ни обучиться, ни обучить. Единственное, что он может, — это творить. Мы просто предоставим ему такую возможность. Знаешь, почему люди перестали создавать живое искусство?

— Знаю.

— Тогда ты должен знать и дальнейшие действия. Мы просто создадим ему подходящие условия и посмотрим, каков будет результат.

— Значит, это исследование?

— Помнишь, когда-то существовало выражение: «Талант должен быть голодным».

— Помню, повелитель.

— Проследи, чтобы это условие также выполнялось.

Аластера резко потянуло в сторону. Это Элизавет взяла его за руку и потащила по туннелю.

Он плохо помнил, как они вылезли, совсем не помнил, как дошли до экипажа. Он более-менее пришел в себя, когда заметил, что сидит в своем кресле, а за окном мелькает ночной пейзаж.

Цесаревна сидела рядом. Замерев, смотрела в одну точку.

— Куда… куда мы едем? — спросил Аластер.

— В следующее княжество, — сухо ответила Элизавет.

Он тоже уставился в одну точку… Что же это было? Что там произошло?

— Аластер…

— Да.

— Прости меня. Я не хотела, чтобы ты такое видел. Это была моя ошибка. Все, что тебе нужно знать, — это то, что император поступил правильно. Он сделал так, как было необходимо. Ты понял?

Аластер кивнул. Он уже давно перестал стараться что-либо понимать.

— Элизавет, я подвел тебя… я несколько раз так сильно подумал!

— В начале или конце?

— В начале.

— Ничего страшного. Не бойся, все хорошо.

— А почему… больше нет живых картин?

Аластер вспомнил, что этот вопрос задал Император, и Виктор знал на него ответ.

— Потому что искусство ожидает, когда его создадут не ради того, чтобы попасть в Адамант и хорошо зажить, а потому что… я не знаю, для чего. Аластер, помнишь, я говорила, что не люблю людей, и то, какими они стали? Это из-за них картины больше не оживают.