Списанная со счетов
Шрифт:
Через пару месяцев стало понятно, что продолжать платить слугам зарплату для нас непозволительная роскошь. Так и получилось, что из восьми человек, работающих в особняке, остались только старый конюх Мирко и Сэлли.
Я несколько раз пыталась узнать у девушки, что с ней произошло в особняке Ходрикуса, но она до сих пор так и не рассказала. Только каждый раз, когда слышит его голос, её начинает бить крупная дрожь.
Сэлли возвращается с подносом полным еды и новостями:
— Госпожа, я узнала, что милорд ранним утром отбыл по государственным делам,
— Оу… что ж, придётся подождать.
— Но у меня есть и хорошая новость: в полдень должны привезти то, что уже успели отшить для вашего нового гардероба.
Одежду доставляют как раз к тому моменту, когда мы заканчиваем наш поздний завтрак. Я примеряю одно повседневное платье, одно домашнее, белоснежную сорочку, тёплую тёмно-серую накидку из дорогой шерсти и даже новенькие мягкие ботиночки.
— А платье для вечера? — уточняю у женщины, которая привезла заказ.
— Так сказали же с платьем не торопиться… сначала всё остальное пошить, — разводит руками.
— Кто сказал?
— Так миледи и сказала, — глазами показывает на дверь, имея в виду, что та самая “миледи” находится где-то в доме.
Ага. Ехидна, значит, постаралась. Ну ладно…
После примерок решаю, наконец, выбраться из особняка и покататься по городу. Для этого Мирко запрягает нашу повозку.
Чтобы было удобнее обозревать окрестности, мы с Сэлли не прячемся внутри, а жмёмся рядом с Мирко на облучке.
— Но! — подбадривает Мирко нашего Лютика, и мы рассекаем мощёные столичные улочки.
Свинцовые тучи поливают моросящим дождём, порывы ветра срывают капюшоны, но всё это не способно испортить удовольствия от поездки.
Мы проезжаем вдоль набережной, с которой виден причудливый королевский дворец с острыми шпилями башен, пересекаем мост, который охраняют статуи огромных каменных гаргулий, проезжаем по площади, обрамлённой магазинчиками, гостевыми домами и ресторациями, а затем ненадолго останавливаемся возле величественного храма Варрлаты, белые стены которого так контрастируют с окружающими тёмными зданиями.
В желудке начинает подсасывать от голода.
Жаль, ресторацию мы себе позволить не можем, но я спускаюсь к уличной торговке, чтобы купить у неё ещё тёплые рогалики.
Три рогалика для нас. И ещё три рогалика на гостинцы для троюродной кузины Сэлли.
Следующий час мы петляем по узким улочкам рабочего района в поисках нужного адреса.
— Сэлли, ты уверена, что твой отец называл именно эту улицу?
— Да, госпожа. Он часто просил меня повторить, чтобы убедиться, что я помню адрес.
— Но за последние два года многое могло измениться. Твоя кузина могла переехать.
— Возможно, госпожа. Поэтому я и хотела поехать её искать самостоятельно.
— О, нет-нет, я не хочу отпускать тебя одну непонятно куда. Гораздо лучше прокатиться всем вместе.
Сэлли смущённо улыбается, а Мирко останавливает нашу повозку напротив покосившегося домишки, зажатого между другими такими же ветхими и ненадёжными строениями.
На пороге дома стоят двое мужчин в
форме и о чём-то спорят с худощавой женщиной. Переглядываемся и подходим ближе.— Я же говорю, что мне нужно ещё время. Уверяю, уже через пять дней я погашу всю задолженность, — устало объясняет хозяйка.
— За пять дней у вас набегут ещё проценты!
— Тогда через шесть дней. Шесть дней отсрочки! Прошу вас.
— Ания? — Сэлли подходит ближе и всматривается в черты лица женщины. Та отрывается от спора и прищуривается. На её лице отражается узнавание:
— Сэлли?! О, маленькая, как же давно я не слышала о тебе! — её внимание возвращается к мужчинам в форме, которые наблюдают за этой картиной. — Я сказала, что всё принесу! — твёрдо обращается к усатому шатену с длинным носом, намекая на то, что разговор окончен.
— Это последний раз, когда мы идём навстречу, — понижает голос усач в форме, косясь на меня. — Ещё одна такая задержка, уважаемая фира Лата, и вместо нас придут солдаты. Всего хорошего.
Разворачиваются и, чеканя шаг, удаляются вниз по улочке.
Ания явно чувствует себя не в своей тарелке, но приглашает нас пройти в дом, чтобы не мёрзнуть. Внутри не особо теплее, чем на улице, и слышится детский плач.
— Простите, я была не готова к гостям, — женщина виновато оглядывается на окружающий беспорядок.
— Чего хотели эти люди? — интересуется Сэлли.
— Хотели получить плату за ссуду, которую мы брали на ремонт дома, — немного нервно улыбается и вытирает ладони о старый передник.
— И большая сумма? — вступаю в разговор.
— Двадцать восемь эке… ой, не берите в голову! — всплёскивает руками и выжимает на усталом лице улыбку. — Давайте лучше, я напою вас чаем… если, конечно, не побрезгуете…
— Ну что ты такое говоришь, Ания, я так рада, что нашла тебя! — Сэлли с искренней улыбкой берёт кузину за руки и сжимает их в поддерживающем жесте.
В соседней комнате раздаётся надрывный плач, Ания подхватывается, бросает на нас виноватый взгляд и убегает.
— Сэлли, мне кажется, мы немного не вовремя. Можем заехать в другой раз, когда твоя кузина… ммм… когда она будет более готова.
— Да, наверное… вы правы, госпожа, — задумчиво смотрит в сторону узкого дверного проёма, в котором исчезла женщина.
— Давай я дам тебе двадцать восемь эке, а ты передашь их Ании, чтобы она выплатила долг. Это подарок. И рогалики передай. И скажи, что мы обязательно заедем в другой раз!
Сэлли смотрит с благодарностью, но не отказывается. Мы обе понимаем, что так будет правильно. У меня осталось мало монет, но есть еда и крыша над головой, к тому же скоро я стану весьма обеспеченной леди. Двадцать восемь эке это капля от моего будущего состояния.
— Госпожа, мне бы съездить семью проведать… — мнётся Мирко, когда мы возвращаемся в особняк Орнуа. — Уж вторая неделя пошла, а я ж и не сказал никому, что уеду.
Мне становится стыдно перед Мирко. Вот же головушка моя, надо было подумать, что у него семья осталась в соседней деревушке. Наверняка волнуются.