Списанная со счетов
Шрифт:
— Знаешь, Лоривьева, я тут поспорил, что ты, как и некоторые другие леди, что-то подкладываешь себе в платье… чтобы грудь казалась больше. Давай проверим, был ли я прав.
Его пальцы, пытаются прощупать мою грудь сквозь плотную ткань платья, и в сознание пробивается желание ударить его по руке.
Вяло поднимаю кисть и обхватываю мужское запястье, но это никак не помогает остановить Эмильена Эмильтона.
— Какая хорошая девочка, люблю послушных…
Подсознательный страх начинает разгонять кровь, заставляя сердце биться чуть чаще.
Мысли,
Со мной что-то не то…
И это не болезнь…
Вялой рукой нащупываю в кармане брошь. С третьей попытки мне удаётся расстегнуть её непослушными пальцами.
Направляю острие иглы себе в ногу и вгоняю под кожу. Стискиваю зубы, чтобы не выдать себя от боли.
Адреналин.
Мне нужен адреналин.
Вытаскиваю иглу и снова вгоняю в бедро.
Ещё раз.
И ещё раз.
Чувствую, как набирают обороты удары сердца, как ускоряется кровь, всё больше разгоняя туман.
В голове появляется более менее осознанная картина происходящего.
— Не терпится попробовать тебя, малышка. Жаль, что ты плохо понимаешь важность момента… — его руки сжимают мою талию и опускаются ниже, будто оценивая реальные формы под слоями ткани. — Может, я подожду, когда ты немного придёшь в себя… хочется оставить эту ночь в твоей памяти… хочу, чтобы ты меня помнила… Как ты относишься к верёвкам? М? Или лучше шелковый платок… — дыхание Эмильтона становится тяжёлым. — Да, для твоих нежных запястий больше подойдёт шелковый платок…
Осознание повышает уровень стресса, пульс болезненно отдаёт в виски.
Мужская рука уже медленно задирает мои юбки
Сжимаю и разжимаю пальцы, пытаясь усилить чувствительность и совладать с собственными мышцами.
Мне хватает сил стиснуть брошь в кулаке.
Сосредотачиваюсь, насколько это возможно, и бью иглой в шею Эмильена Эмильтона. Резко сдвигаю её так, чтобы стержень иглы доставил максимально болезненные ощущения.
Доли секунды.
Он не ожидает такого.
Вскрикивает, хватаясь рукой за шею.
Выпускает меня из своих рук.
Дёргаюсь к ручке двери, надавливаю собственным весом и на ходу вываливаюсь из кареты.
Мгновение острой боли.
Ощущение скольжения куда-то вниз.
Меня обволакивает тьма и холодная слякоть.
Что происходит?
Почти ничего не видно.
— Тормози, я сказал! — доносится откуда-то сверху. — Давай скорее, она где-то там!
Коленом ударяюсь о невидимый в темноте камень. Сжимаю зубы, чтобы не взвыть. Чувствую, как слёзы брызжут из глаз. Мои руки вязнут в тёмной жиже.
Пахнет затхлой болотной водой и землёй.
— Видишь её?
— Нет, милорд! Слишком темно! Здесь овраг, русло пересохшего ручья! — слышится негромкий голос кучера.
— Так спустись!
— Нет ни ступеней, ни спуска!
— Найди способ и достань девчонку! — раздраженно. — Привяжи верёвку к дереву,
в конце концов!Лихорадочно думаю, что лучше. Попытаться уползти или не шевелиться, чтобы не привлечь внимания.
Выбираю второе. Переворачиваюсь на живот и замираю. В моём состоянии я едва ли далеко уползу, а так, может, и сойду за часть ландшафта.
Наверху слышится какая-то возня.
— Давай скорее! — голос Эмильена Эмильтона.
Стараюсь дышать как можно тише и считаю про себя, чтобы успокоить разогнавшееся сердце. Но страх и холод не позволяют расслабиться.
Прислушиваюсь.
В отдалении слышны голоса и звук марширующих шагов.
— Городской патруль, милорд!
— Да чтоб тебя… давай вылезай и увози меня отсюда.
— А девка?
— Плевать на неё. Дело сделано.
Глава 14. Грешница
Ева
В страхе я жду ещё какое-то время после того, как стук копыт растворяется в промозглости ночи.
Вместе с этими звуками затихают и звуки марширующего где-то в отдалении отряда.
Жаль… если бы они прошли рядом, возможно, я бы смогла дозваться их и попросить помощи.
Глаза закрываются от слабости, и меньше всего на свете мне хочется шевелиться… но холодная жижа уже пробралась под моё новое платье и кусает кожу… заставляет тело биться в крупной дрожи, а зубы стучать.
Собираю остатки сил и ползу туда, где склон кажется более пологим.
Я всё ещё боюсь, что наверху ждёт ловушка, поэтому несколько раз останавливаюсь и прислушиваюсь.
Нащупываю мелкие корешки и редкие кустики травы, сжимаю их немеющими от холода пальцами. Пытаюсь вылезти.
Надсадно дышу.
Сползаю обратно, оцарапав щиколотку.
Очень хочется расплакаться от обиды и боли, но я лишь шиплю и неприлично ругаюсь.
Даю себе несколько минут отдышаться.
Стискиваю зубы и начинаю сначала.
Получается с пятой попытки.
Выбираюсь наверх и переворачиваюсь на спину, чтобы отдышаться. Надо мной сплетаются голые ветки деревьев. Они держат на себе тяжёлое безлунное небо.
Глаза закрываются.
Нельзя, Ева…
Так можно и не проснуться…
Медленно поднимаюсь на четвереньки и постепенно встаю. Меня шатает. Ноги всё ещё ощущаются непослушными и ватными, но я иду.
Внутри новых ботинок противно хлюпает холодная влага.
Приходится постоянно останавливаться и давать себе отдых. Иногда я просто придерживаюсь за стволы деревьев. Иногда обессиленно опускаюсь и сижу, уговаривая себя встать и продолжить путь.
Время от вермени рядом слышатся шорохи, от которых внутренности сковывает липким страхом.
Мне кажется, что кто-то следит за мной из темноты.
Не знаю, сколько времени я блуждаю по ночному парку, но когда выбредаю к безлюдным городским улочкам, где-то вдали уже начинает брезжить тонкая полоска рассвета.