Спокойных не будет
Шрифт:
Трифон играл на аккордеоне, время от времени отогревая дыханием пальцы. Анка держалась за карман его пиджака и пела вместе со всеми: «В жизни раз бывает восемнадцать лет...»
Я нес транспарант. На фанерном листе наскоро были набросаны слова, криво, с падающими буквами: «Эй вы, люди, да здравствует наше будущее!»
И нам показалось, что поутихла вода в полынье и помягчел мороз, смежив в улыбке заиндевелые ресницы,— от умиления перед шествием озорной толпы от палаточного городка к деревянный домикам с замысловатыми резными наличниками.
Первой вошла в дом — из стужи в тепло, в уют — Елена.
— Раздевайтесь, ребята,— сказала хозяйка несмело и сама рассмеялась над своим предложением.— Посидите у нас...
— Нам рассиживаться некогда,— ответил Серега Климов строго, он взглянул сперва на Илью Дурасова, потом на «судью» Васю — Приступим к делу? Пора.
Илья мотнул круглой, остриженной под бокс головой.
— Да. Момент подходящий. Садись, Вася,
«Судья» пролез в передний угол к дощатому скрипучему столу. По бокам его пристроились Илья и Серега. Преисполненные важности, они молча, с особой значительностью смотрели на ребят до тех пор, пока не воцарилась тишина.
— Граждане, суд идет! Прошу встать!
Леня Аксенов отозвался со скептической ухмылкой:
— Стоим, ваша честь. По необходимости.
— Кого будете судить? — спросил я.— У нас виновных нет.
— Мы похвалы заслуживаем! — крикнул Трифон.
— Тише, граждане! — сказал Вася.— Петр Гордиенко, начальник берега, подойдите к столу.
Проталкиваясь сквозь толпу, Петр шепнул мне:
— И до меня добрались, черти!.. В чем вы меня обвиняете, ребята?
«Судья» Вася, прокашлявшись для солидности, произнес:
— В зазнайстве,— выдержал паузу и закончил,— с которым у тебя не должно быть ничего общего до конца твоих дней.
— Согласен.
Илья Дурасов сказал как можно торжественнее:
— В пренебрежении к людям...— и тоже выдержал паузу.— Это отличительная черта бюрократов. Твое сердце должно презирать их.
— Согласен.
Серега Климов приосанился, острый нос его высокомерно вздернулся — наступила его очередь говорить.
— В строгости...— и этот помолчал для значительности,— которой тебе не хватает в работе: слишком много даешь нам поблажек, снисхождений, а нас надо сильнее жучить.
— Не согласен,— сказал Петр.— По-другому не могу, ребята, да и не следует по-другому.
Елена стояла у окошка и озабоченно, с недоверием наблюдала за происходящим: странная игра, странная шутка — серьезны «судьи», серьезен Петр.
— Слушай, Петр,— как бы отбросив в сторону наигранный тон, но все же оставаясь в рамках процедуры суда, проговорил Вася,— кем бы ты ни был в будущем, на какие бы высоты ни вознесла тебя судьба, обещаешь ли ты остаться для нас просто «начальником берега»? И в налетевшую житейскую бурю можно ли будет нам пристать к этому твоему берегу? Примешь ли канат, брошенный с борта?
Петр посуровел лицом и заволновался.
— Почему вы так, ребята? Это нечестно.
— Отвечай,— потребовал
«судья».И Петр, вздохнув,ответил:
— Обещаю.
— Как бы далеко ты ни ушел от нас, отзовешься ли, если услышишь наш голос?
— Ну, товарищи!..— взмолился Петр.
— Отвечай.
— Что за вопрос! Конечно же. Не то что отзовусь, примчусь, где бы ни находился!..
— Суд удовлетворен вашими ответами,— сказал Вася — Мы оценили ваши усилия, направленные на освоение отдаленных русских земель, расположенных вдоль Ангары. И награду мы, строители, по общему сговору и согласию преподносим вам дом, в котором мы имеем счастье находиться.— Он склонился к одному своему помощнику, к другому.— Я правильно выразил нашу общую мысль?
Те утвердительно кивнули головами.
— Спасибо, ребята,— произнесла Елена прерывисто — мешали подступившие слезы.— Не знаю, как вас благодарить. Какие вы молодцы все...
— Никаких благодарностей нам не надо,— ответил Вася.— Мы сделали это от души. А вы живите в этом доме дружно и счастливо. Вот и все...— У «судьи» самого подступили слезы к горлу, затрудняли его речь. И чтобы уйти от растроганности, сказал, припоминая: — Как там Трифон Будорагин читал?.. «А белому аисту, что с богом катается меж веток, носить на завалинки синеглазых, маленьких деток...» Пускай этот аист не забывает вашей завалинки. И завалинки Трифона также.
— О нас с Анкой можешь не беспокоиться,— сказал Трифон, обнимая жену.— Тому аисту я уже послал срочную телеграмму. С заказом! — И захохотал, раскрыв зубастый рот.— Как прилетит — устроим гульбу. Чтоб тайга затанцевала!..— Он бросил пальцы на клавиши аккордеона, заиграл плясовую, притопывая и припрыгивая.— Шире круг!..
— Эй, Трифон,— крикнул Серега Климов.— Пропляшешь жилплощадь! Поселится кто-нибудь — не выгонишь!
— А суд на что? — ответил Трифон, приплясывая.
— Довольно! — крикнул кто-то.— Погостили, пора и честь знать. Простынет баня — не успеем помыться!
— Пошли, ребята! К Трифону!..
Провожая, Петр каждому из нас пожал руку, каждого поблагодарил:
— Спасибо, Серега... Спасибо, Михаил... Спасибо, Катя... Алеша, дружище, спасибо...— Он обнял меня.— Двери открыты. В любое время...
Мы побывали всем скопом у Трифона и Анки, пошумели, потоптались, поздравили хозяев с новосельем и разошлись. До Нового года оставались считанные часы, надо было готовиться к торжеству...
Баню заняла сначала мужская половина. В бане стоял горячий и влажный туман, он, обжигая, как бы прилип к телу, и тело сразу стало мокрым и скользким. Я ощупью отыскал лавку, сел на нее, испытывая блаженное состояние. Рядом со мной сидел и отдувался Петр, он тоже потерял ориентировку в этом тумане. А Трифон все поддавал, все ожесточеннее нагнетая в помещение пар.
— Хватит, дышать нечем! — крикнул Петр, не вытерпев, и сполз с лавки на пол.
Трифон отозвался откуда-то из туманной дали:
— Все, братцы. Сейчас пар осядет, посветлеет, и будет вольготно!..
Что и говорить, баня в наших условиях — это, конечно, праздник, да еще какой! Мы наслаждались теплом, горячей водой. Мы прогревали душу, соскабливали с нее накипь, налипшую за время дороги, за время жизни здесь, смывали соль слез — от раскаяний, от болей, от прощаний с прошедшим...